Медведев запомнил. Библиотека имени Салтыкова-Щедрина, справочники «Весь Петербург».
— А если ближе к нашему времени от тридцать второго года проверить, в тридцать третьем, скажем, Баранов Виктор Васильевич жил по тому же адресу? — снова спросил Медведев.
Проверили и это.
— Проживал.
— А в тридцать четвертом?
Спросил и, устыдившись своей назойливости, извинился:
— Вы уж простите за то, что столько хлопот вам задаю. Но понимаете, вот так надо, — резанул себя ребром ладони по горлу.
Посмотрели и это.
— А в тридцать четвертом, в мае, из наших списков исключен, — ответила справочная служба.
— Это что же значит? — не понял Медведев.
— А то значит, что был, да, как говорится, весь вышел. Может, переехал куда. Может, совсем уехал из нашего города. А может, и умер, — объяснила служба.
— А как бы это узнать точно? — взмолился Медведев.
— Мы, к сожалению, такими сведениями не располагаем. Определенно вам могут сказать только в архиве загса, — ответили ему.
— Так я там только что был, — сокрушенно сказал Медведев. — Опять людей беспокоить!
На следующий день Медведев снова озадачил работников архива загса вопросом:
— Не зарегистрирована ли в документах архива кончина Виктора Васильевича Баранова в мае тысяча девятьсот тридцать четвертого года?
Ответ получил категорический:
— Погиб при железнодорожной катастрофе.
Больше о В.В. Баранове в архивных документах не было сказано ни слова. Была, правда, еще одна небольшая приписка о том, что «Похоронен на Волковом кладбище», но поначалу Медведев даже не обратил на нее внимания. Какое на самом деле могло иметь значение, где покоится прах Баранова? На том кладбище или на этом? Ведь требовалось знать совсем другое: кем был он при жизни? Остались ли у него какие-нибудь родственники, которые хорошо бы знали жену покойного и могли бы рассказать о ней все, что сам Баранов уже никогда и никому не расскажет, но что так интересует контрразведчиков. Ведь, в общем-то, оставался еще документально неподтвержденным и факт самой женитьбы В.В. Баранова на Судзиловской… Но хотя Медведев и не оценил с ходу смысл приписки, обостренное чутье контрразведчика все же привело его на Волково кладбище. Правда, не сразу, а через пару дней. Но он туда явился. А пока, обрадованный удачей — еще один факт удалось установить совершенно достоверно, обескураженный и раздосадованный неудачей — добытые сведения, казалось, неминуемо заводили в тупик, Медведев пришел в библиотеку. Здесь, как и во всех работающих в условиях частых налетов вражеской авиации и артиллерийских обстрелов учреждениях, было холодно и малолюдно. Но и это выглядело чудом. Казалось, до книг ли в столь суровое время? И сама жизнь отвечала — дух ленинградцев не сломили ни холод, ни голод, ни болезни, ни смерть близких, ни фашистские бомбы и снаряды. Кому это было очень необходимо, те и сейчас, не снимая шапок, с поднятыми воротниками, согревая коченеющие руки собственным дыханием, штудировали труды ученых и писателей.
Медведев сделал заказ и через некоторое время получил объемистый том, без малого в две с половиной тысячи страниц. Он умышленно заказывал что-нибудь постарее, и ему выдали справочник «Весь Петербург» за тысяча девятьсот третий год. Самым началом века дохнуло на майора со страниц этого увесистого фолианта. Медведев листал и поражался. Чего только и о чем только не сообщалось в нем? Реклама, адреса самых различных торговых фирм и компаний, объявления и разъяснения, уведомления и предложения, и адреса, адреса, адреса действительно, пожалуй, всех более или менее зажиточных, а по тем понятиям — почтенных горожан, проживающих в столице Российской империи в 1903 году. Впрочем, справочник указывал не только адреса. Но и сообщал некоторые данные о социальном положении того или иного лица. В таких случаях после фамилии стояло «двн» — что означало дворянин или «дтс» — что соответствовало — действительный тайный советник, или «вд. кс» — вдова коллежского секретаря и тому подобное. Медведев сразу же отыскал Барановых. Их оказалось в списке более полусотни. И среди них несколько, проживающих в Царском Селе. Но ему уже было известно имя и отчество предполагаемого мужа Барановой. И он по отчеству без труда нашел не самого Виктора Васильевича, а его отца, Василия Евгеньевича Баранова, «попеч. царе, приют.» — попечителя царского приюта и адрес его проживания — Стессельская, двадцать три. Медведев открыл справочник на «С». И сразу нашел «Судзиловский Григорий Михайлович, двн. Невский, семьдесят восемь». Сведения посыпались как из рога изобилия. И сразу вырисовалась картина. Отец — дворянин. Сын — офицер, подполковник старой русской армии. «Доронин раскопал, что он стал ярым белогвардейцем, — вспомнил Медведев. — Все логично. Все ясно». Полистал справочник дальше. Остановился на «Ш». И снова удача. На странице семьсот тридцать седьмой прочитал: «Шидлер Эдуард Эдуардович. Моховая, тринадцать». А Доронин кого искал? Шидлера Карла Эдуардовича. Все совпадает. Тот дед. Это отец. А Матильда Карловна — внучка, снова остался доволен Медведев. Правда, никаких других данных о Шидлере в справочнике больше не было. Но и эти прекрасно подтверждали то, что уже было известно контрразведчикам.
Медведев с благодарностью погладил справочник. Бумажный толстяк словно бы ожил у него под рукой. Столько интересного и нужного он поведал майору. Единственным непроясненным до конца моментом остался царскосельский адрес семьи Барановых. Попечитель приюта жил на Стессельской. Его сын и М.К. Баранова — на улице Красной Звезды. Переименовали? Возможно. А подтверждение этому? Но оно нашлось тут же, в библиотеке, едва Медведев высказал сотрудникам свое недоумение по этому поводу.
— А вы посмотрите старый план Царского Села и новый путеводитель по городу Пушкину, — принимая от Медведева «Весь Петербург», посоветовала библиотекарь.
Медведев нашел нужные ему улицы. Все оказалось так, как и можно было предполагать. В свое время Стессельская, как и многие другие улицы и площади Ленинграда и его пригородов, была переименована в улицу Красной Звезды.
Но удачи удачами. А неясные вопросы по-прежнему не давали майору покоя. Но самым неприятным было то, что он не знал, в каком направлении продолжать поиск? Желание делать хоть что-нибудь, а не сидеть сложа руки, и привело в конце концов Медведева на Волково кладбище.
Если город почти повсюду выглядел малолюдным, то на кладбище народу было много. Ленинградцы хоронили военных, хоронили гражданских. Хоронили без привычных в таких случаях оркестров, а зачастую и без речей. Горя и скорби было так много, что уже не хватало ни слез, ни слов, чтобы оплакать утерю даже очень дорогого человека.
Медведев не сразу нашел кого-нибудь из сотрудников кладбищенской конторы. Все были на улице, все в делах. Но наконец, переходя от одной группы захоранивающих к другой, он наткнулся на того, кто ему был нужен. Невысокий и немолодой уже мужчина, с исхудавшим морщинистым лицом и большими черными подглазинами, едва услышав, что ищут кого-то из конторы, сразу стал громко объяснять, что он тут вообще один, что он не может разорваться и быть сразу во всех местах. И если у кого-то к нему есть вопросы, то пусть его подождут. Медведев так и сделал. А когда конторщик освободился, предъявил ему свое удостоверение. Это немедленно возымело действие:
— Вы бы так и сказали. А то разве тут сразу поймешь, кому чего нужно. Кладбище-то, оно же не бесконечное, а покойников все несут и несут, — оправдываясь, объяснил он ситуацию.
— Да я понимаю, — примирительно ответил Медведев. — Может, к вам пройдем?
— Конечно, конечно, — с готовностью согласился конторщик. — А вы по какому делу-то?
— Да гражданина одного усопшего найти надо, — объяснил Медведев.
— A-а, это мигом. С этим у нас порядок. Тут никто не бегает. Где кого положили, тот там и лежит, — заверил конторщик.
В конторе Медведева ждал сюрприз. Ленинград почти не отапливался. В архиве, в библиотеке, везде было холодно. Даже в гостинице Медведев спал под двумя одеялами да еще накрывался сверху шинелью. А тут от перегретого воздуха было трудно дышать. Дверца небольшой печки-голландки была раскалена почти докрасна.
— Хорошо живете, — с удовольствием расстегивая шинель, заметил Медведев.
— Мусора всякого на кладбище много. Вот и не жалеем, палим, — признался конторщик. — Так какой гражданин вас интересует?
— Баранов Виктор Васильевич, когда родился не знаю, а скончался в мае тридцать четвертого года. И захоронен на этом кладбище, — ответил Медведев.
— Вмиг найдем, — заверил конторщик. — Простите за вопрос, откапывать будете?
— Да нет, что вы! Просто хочу взглянуть на могилу, — успокоил конторщика Медведев.
— Пожалуйста, пожалуйста, — забормотал конторщик, перелистывая книгу регистрации погребений. — Баранов, говорите? Одну минуточку… А вот и он. Шестая линия. Девятый ряд. Могилка номер четыре. Уход оплачен до мая сорок четвертого года. Так что следим, как положено.
Медведев, не надеясь на память, записал все координаты.
— А других сведений об усопшем у вас нет? — спросил он.
— Нет, — затряс головой конторщик. — Да и зачем они ему, усопшему-то?
— Да не усопшему, живым нужно, — объяснил Медведев.
— Совершенно ничего, — ответил конторщик.
— Тогда пойду взгляну, как вы ее содержите, — застегивая шинель, встал Медведев.
— У нас везде указатели, — поспешил объяснить конторщик. — Как выйдете — сразу аллея. Это вторая линия. А вам, значит, левее. От нее четвертая будет. А там направо. И в аккурат в девятый рядочек попадете.
Медведев поблагодарил и без труда нашел могилу Баранова В.В. Она, как, впрочем, и все остальные могилы, была под снегом, огорожена невысокой металлической оградой, над ней высилась отполированная с лицевой стороны глыба серого гранита, на которой бронзовой краской по выбитым буквам была сделана надпись: «Виктору Васильевичу Баранову от товарищей-путейцев Октябрьской Ж.Д. 20.05.34 г.».