Медведев читал и не верил своим глазам. Еще минуту тому назад он не знал, зачем сюда шел, не знал, зачем ему вообще этот визит на кладбище, а теперь вправе мог считать, что это был самый удачный ход за всю командировку. Судьба явно благоволила к нему и в который уже раз снова вывела из тупика. И ничего не было удивительного в том, что, перечитав по крайней мере раз пять эту надпись, Медведев как на крыльях полетел в управление Октябрьской железной дороги. Там он прямо направился к начальнику отдела кадров. В кабинете было много людей. Но, увидев военного, начальник отдела сразу поинтересовался:
— Вы ко мне, товарищ майор?
— К вам, — ответил Медведев.
— Слушаю вас, — с готовностью сказал начальник.
Медведев снова предъявил свое удостоверение.
— Понял, товарищ, — едва взглянув на документ, сразу сел на свой стул кадровик и вызвал секретаря. А когда она появилась в дверях, приказал: — Ко мне никого не пускайте.
— Я задержу вас очень ненадолго, — сказал Медведев. — Дело касается прошлого. Припомните, у вас работал Баранов Виктор Васильевич?
— Господи, да и припоминать нечего. Я его отлично знал, можно даже сказать — были в приятельских отношениях, — с явным облегчением ответил кадровик. — К великому сожалению, он погиб в железнодорожной катастрофе.
— Как это случилось?
— Исключительно по чужой халатности! — всплеснул руками кадровик. — Ехал на дрезине. И в тумане налетели на встречный товарняк.
— Жалко.
— Еще как! Такой был замечательный человек. Душевный, внимательный. Первоклассный знаток своего дела. Специалист высочайшей квалификации. Мы ему такой памятник отгрохали… Дорога денег не пожалела, — распинался кадровик.
«Видел», — хотел было сказать Медведев. Но вместо этого попросил:
— Охарактеризуйте его, пожалуйста, поподробней.
— С удовольствием. Я уже говорил, что он был специалистом высочайшей квалификации. Инженер-путеец широкого профиля. Образование получил еще до революции. Учился, между прочим, за границей. По-моему, в Германии. Происходил он из обеспеченной интеллигентной семьи. Отец его работал в системе образования. Оба советскую власть приняли с первых же дней. Отец, правда, после революции прожил недолго. А Виктор Васильевич и в годы Гражданской войны, и когда боролись с разрухой честно работал всюду, куда его посылали, — объяснил кадровик.
— А куда его посылали?
— Ну, я помню, что он строил дороги и на Кавказе, и на Урале, и на Украине… И за границей он много раз бывал…
— Где?
— Помню, рассказывал, что в Германии, и в Польше, и в Голландии. Можно поднять архивы, уточнить, — с готовностью предложил кадровик.
— Не надо. Не беспокойтесь, — остановил его Медведев. — Скажите, а он был женат?
— А как же! — так и просиял кадровик.
— На ком?
— На одной очень милой женщине, Марии Кирилловне. По профессии она зубной врач. Жили они, прямо надо сказать, душа в душу. Даже в командировки, если вот особенно за границу, и то вместе ездили. Я это знаю потому, что мы, как говорится, семьями дружили. Ну и частенько друг у друга бывали.
— А с каких пор вы знаете Марию Кирилловну?
— Да с той поры, как они приехали сюда. Как Виктор Васильевич перевелся на нашу дорогу. И было это, дай бог памяти, в двадцать четвертом году. Я тогда еще не на кадрах сидел…
— Откуда перевелся? — не дал договорить словоохотливому кадровику Медведев.
— Из Киева. Там он и женился.
— Вы это точно знаете?
— А как же! Она там жила. Была замужем. Муж погиб еще в Гражданскую. Виктор Васильевич, значит, у нее вторым мужем был… Я свои кадры знаю…
— Скажите… а где сейчас Мария Кирилловна?
— А вот это уж, извините, мне неизвестно, — развел руками кадровик. — Как она после его гибели уехала от нас в тридцать пятом, так я больше ее и не видел.
— И писем она вам не писала?
— Вы знаете, не писала. Мы с женой даже немного удивлялись. А потом решили: наверное, еще раз замуж вышла. Она ведь женщина интересная. А муж, поди, ревнивый попался. Какие уж тут письма? — рассудил кадровик.
— Вы сказали, что семьями дружили. А фотографии ее у вас не осталось?
Кадровик виновато улыбнулся.
— С фотографиями тоже оказия произошла, — словно извиняясь, начал рассказывать он. — Фотографий было много. Мы, бывало, как за город куда компанией поедем, так обязательно фотографируемся. Да она и сама прекрасно фотографировала. Так что фотографий ее хватало. Но вот когда она стала уезжать, она все эти фото, на которых была вместе с нами, попросила у нас на время. Сказала, что наши лучше по качеству, чем у нее. «Я, — говорит, — их пересниму и немедленно верну вам». Ну, мы, конечно, отдали их ей. А назад-то, знаете, так и не получили.
«Это ж надо так? На пустом вроде бы месте! Ну что могила? А куда привела! Вдруг столько нужнейших сведений! Как прав полковник, когда говорит: “Чутье — это опыт. Прислушивайтесь к своему чутью!”» — не веря самому себе, тому, что так повезло, невольно думал Медведев.
И чтобы полностью удостовериться в том, что только что узнал, чтобы не напутать чего-нибудь самому, попросил кадровика:
— Я так понял, что вы могли бы достать из архива личное дело Виктора Васильевича? Будьте любезны, приготовьте его назавтра.
— Непременно, — заверил кадровик.
— Когда зайти?
— Да прямо с утра.
— Ну и хорошо. И спасибо вам за очень толковую беседу, — поблагодарил Медведев и поспешил к себе в гостиницу, чтобы по свежей памяти ничего не перепутать и записать весь их разговор.
А утром Медведева ждал еще один сюрприз. Передавая ему личное дело Баранова, кадровик неожиданно сказал:
— А вы знаете, я, кажется, нашел то, чем вы интересовались. Только не фотографию, а негатив. У меня старенький аппарат, но иногда я снимал. Я помню, мы с ней искали этот негатив. Да так и не нашли. Думали, что я его выкинул. А вот вчера все коробки пересмотрел и нашел.
И он протянул Медведеву негатив размером шесть на девять. Медведев посмотрел негатив на свет. Сразу бросилась в глаза пышная копна светлых волос, прямой нос, красивое очертание рта.
— Вы разрешите мне взять его с собой? — спросил Медведев.
— Раз надо — конечно, — ответил кадровик.
В тот же день Медведев самолетом вылетел в Вологду. А оттуда поездом выехал в Москву.
Глава 25
Неделю специалисты из Берлина сидели на полигоне. Неделю на полигоне что-то ухало, грохало, шипело и коптило. И неделю полковник Круклис вынужден был заниматься совсем не тем, ради чего он прилетел в отряд. Но наконец берлинцы убрались восвояси. Вечером того же дня Зою отпустили проведать мать. Она появилась в поселке. А утром следующего дня в отряд прибыла связная Вера.
— На сколько отпустили Зою? — первым делом спросил командир отряда.
— Говорит, еле день дали. Завтра уже на работу, — ответила связная.
— Ну что ж, завтра утром перед рассветом и встретимся, — решил командир отряда. — Только скажи ей, не у мостка, как всегда, а ближе к поселку, у ключа. Мы ее в пять часов будем ждать.
— Все запомнила, — ответила Вера.
Она отдохнула, и к вечеру ее верхом на лошади отвезли обратно почти до самого поселка.
— А мы, Ян Францевич, выедем часика в три ночи. Пока доберемся, то да се, лучше там обождем, — обращаясь к Круклису, решил командир.
— Как вы скажете, так и будет. Вам видней, — безропотно согласился Круклис. — А еще бы на два дня затянули эту встречу, и Новый год застал бы нас под елками.
— Нет уж, мы лучше в землянке за столом его встретим, как все люди, — категорически заявил командир отряда.
— Тоже ладно, — добродушно усмехнулся Круклис. — Так и быть, буду у вас Дедом Морозом.
Нельзя сказать, чтобы полковник волновался перед встречей с партизанской разведчицей, но спал он в ту ночь очень беспокойно. Все время пробуждался, раза два закуривал и то и дело поглядывал на часы. А перед самым подъемом его словно нарочно сморил такой тяжелый сон, что командир еле добудился его.
Из лагеря выехали под охраной небольшого, но хорошо вооруженного автоматами и двумя ручными пулеметами отряда. Охрана — верхом. Командир отряда и Круклис — на легоньких саночках. Ехали часа два. По дороге трижды встретили партизанские дозоры. К назначенному месту добрались в половине пятого. Спешились и дальше двинулись по снегу пешком. В лесу было темно. Но партизаны как-то ориентировались и скоро вышли на заваленную снегом тропу, которая привела их к деревянной колоде, по которой бойко бежала незамерзающая ключевая вода. Круклису место показалось очень глухим, и он спросил:
— Найдет нас ваша разведчица?
— А тут и искать нечего. Мы ведь всего метрах в ста от дороги. Только подъехали с противоположной стороны, чтобы следов не оставлять. А она свернет на тропу и тут будет, — объяснил командир отряда.
Прошло еще с полчаса, и в предутренней темноте послышалось поскрипывание снега. А вскоре под заснеженными елками мелькнули и черные силуэты. Зою встретили на дороге и проводили до ключа двое партизан из охраны.
— Вот и наш Заяц, — представил разведчицу командир отряда.
Перед полковником стояла невысокая, закутанная в платок, в полушубке с поднятым воротником и в валенках девушка. Лица ее почти не было видно. И потому Круклис спросил:
— Очень рад. А взглянуть на вас можно?
— Смотрите, — просто ответила Зоя.
— А если я фонариком чуть-чуть посвечу?
— Светите, — разрешила разведчица.
Круклис нажал кнопку включателя и в синем свете луча увидел очень миловидное лицо с красивым ртом и большими темными глазами.
В следующий момент луч света потух.
— Спасибо, — поблагодарил Круклис. — Давайте знакомиться. Меня зовут дядя Коля. Так и называйте. Договорились?
— Договорились, дядя Коля, — ответила Зоя.
— У нас не так уж много времени, поэтому я буду спрашивать вас только о самом главном. Но мне это очень важно знать, — предупредил Круклис.
— Я поняла.