первых порах в России. Терроризм станет такой же открытой и могучей государственной политикой, как всякая другая вооруженная борьба. Да-да! Именно открытой. Тайными останутся только методы ее подготовки. Проводиться же она будет решительно, бескомпромиссно и, повторяю, открыто. Потому что терроризм, даже самый оголтелый, это еще не война, в том понимании, в каком ее привыкли понимать. Но это уже и не мир. Это политика на грани войны. Это такое состояние, которое уже само по себе может привести к большим победам, добытым затратой малых сил. А разве это не тот результат, к которому мы должны стремиться?
Кальтенбруннер высказал еще несколько соображений общего плана и снова перешел к конкретным делам.
— Когда практически можно начинать операцию?
— В любой момент, обергруппенфюрер, — ответил Хенгельхаупт.
— Готовьте проект приказа. Завтра я постараюсь увидеть рейхсфюрера, получу его согласие и подпишу приказ, — сказал Кальтенбруннер.
Но Гиммлер вернулся в Берлин только через три дня. И только четвертого сентября Хенгельхаупт послал Крауссу шифровку с приказом приступить к действию.
Краусс немедленно оповестил всех, кого это касалось, о начале операции. И уже на следующий день, пятого сентября, поздно вечером на военный аэродром неподалеку от Риги примчались три машины: две легковые и одна грузовая. В первой приехали Краусс, Шилова и Политов. Во второй — Палбицын и Делле. В третьей — охрана и мотоцикл марки «М-72» с коляской. Мотоцикл сгрузили, закатили по трапу в «Арадо» и закрепили в фюзеляже с помощью специальных оттяжек. После этого охрана отошла и встала вокруг самолета оцеплением. А Краусс, Политов, Шилова, Палбицын и Делле еще на какой-то момент задержались у самолета. Палбицын, подсвечивая фонариком, в последний раз оглядел Политова и Шилову. Советская военная форма на них сидела хорошо. Палбицын остался доволен своими учениками. Несколько более щекотливую миссию пришлось выполнять Крауссу. Он отвел Политова в сторону, передал ему ампулу с ядом и негромко сказал:
— Не придавайте этому особого значения. Это так, на самый крайний случай. Если вдруг создастся совершенно безвыходное положение. Понимаете? Уж лучше это, чем попасть в руки ЧК…
«Вот что вы мне уготовили вместо обещанных чинов и орденов, душегубы проклятые», — про себя подумал Политов, но ампулу взял. И даже поблагодарил за заботу.
— Конечно, еще как может пригодиться. Я ведь все понимаю…
После этого он вместе с Шиловой поднялся по трапу в самолет. Дверь фюзеляжа захлопнулась, двигатели «Арадо» взревели, прогреты они были уже заранее, самолет с короткой пробежки легко оторвался от земли и взял курс на Восток.
— Слава богу, началось, — глядя вслед удаляющемуся «Арадо», перекрестился Делле. — Два года тому назад эта операция имела бы на успех гораздо больше шансов.
— То-то и оно. Ну да теперь остается только ждать и надеяться, — в тон ему ответил Краусс.
Штурмбаннфюрер слукавил. Ждать результатов он, конечно, собирался. Ему иначе делать ничего не оставалось. Но надеяться на благополучный исход он и не думал. Опыт работы подсказывал, что шансов на успех операции слишком мало. А если они и были, то, как сказал об этом недобитый белогвардеец Делле, лишь года два тому назад. Теперь же надежды на успех почти не было. И первыми в этом убедились сами исполнители акции.
До линии фронта они добрались вполне благополучно. А вот дальше все пошло совсем не так, как предполагалось. Уже на маршруте дали сбой предсказания метеорологов. Буквально после двадцати-тридцати километров над советской территорией под самолетом появились сплошные поля облачности. Над ними косяками поползли тяжелые, черные тучи и пошел дождь. Об этом агентам сообщил бортрадист самолета. Он же информировал их и о прохождении маршрута.
Вдруг темную толщу неба, словно меч, рассек искрящийся луч прожектора. Справа и слева от него полыхнули разрывы зенитных снарядов. «Арадо» сразу же полез вверх, благо, возможность машины позволяла держать потолок более семи тысяч метров.
Разрывы снарядов скоро остались в стороне.
— Пролетели Смоленск, — объявил бортрадист. — Приближаемся к Вязьме. Пройдем севернее ее.
Луч прожектора на какое-то время тоже потух. Но потом появился снова и настойчиво пополз к «Арадо» все ближе и ближе. Самолет заметался, стараясь поскорее уйти от него. Но рядом с первым лучом появился второй, третий. Самолет взяли в клещи. Кабину залило ослепительным светом. Внутри нее будто сразу вспыхнули десятки тысячеваттных ламп. Шилова от страха побледнела и вся сжалась в комок. Политов тоже похолодел от неожиданности. Им обоим показалось, что в кабине уже начался пожар.
— Опустите жалюзи на окнах! — крикнул бортрадист.
Политов немедленно выполнил его совет. В кабине сразу стало темно. Но за бортом снова заухали снаряды. По фюзеляжу забарабанили осколки. Некоторые из них даже пробили стенки, и в дырки, как шпаги, снова просунулись упругие струи света.
Чтобы выйти из-под огня, пилот применил несколько маневров. Агентов бросало в кабине то вправо, то влево, будто в кузове грузовика, преодолевающего на большой скорости ухабы. В конце концов самолет благополучно вышел из-под обстрела. Но пробиться к намеченному месту посадки ему не удалось.
— Придется садиться на запасную площадку, — передал Политову командир корабля.
— Делайте что хотите. Только выпустите нас отсюда побыстрее, — мрачно ответил Политов.
Самолет сделал еще один разворот на северо-запад и скоро пошел на снижение. Агенты с облегчением вздохнули. Земля, хоть и чужая, хоть и таящая смертельную опасность на каждом шагу, за каждым кустом, была все же надежнее, чем это пустое, темное, со всех сторон простреливаемое небо.
— Будем садиться на луг возле деревни Куклово, — уточнил командир для ориентировки агентов.
— Нам все равно, лишь бы успеть в темноте, — ответил Политов.
«Арадо» включил мощные фары, пронесся над самыми верхушками деревьев и мягко приземлился на луг. Короткая пробежка по мокрой траве, и… вдруг страшный удар свалил на пол обоих агентов. В самолете что-то надрывно треснуло, и он замер как вкопанный. Политов и Шилова вскочили на ноги. Из пилотского отделения выскочил командир, второй пилот, бортрадист. Подсвечивая фонариками, они открыли дверь фюзеляжа и выпрыгнули из самолета. Политов и Шилова последовали за ними. «Арадо», беспомощно накренившись набок, уперся развороченным крылом в могучую ель. Крайний мотор на левом крыле от удара сорвало с места, он улетел вперед метров на тридцать и загорелся.
Политов понял: взлететь самолету, который так усердно конструировали и по винтику вручную собирали целый год на заводе прославленного Мессершмитта, с этого луга уже не удастся. Это поняли и все члены экипажа.
Но до них Политову не было никакого дела. Во всех случаях отсюда они должны были повернуть обратно, и если уж не на самолете, так пешком пробираться на запад. А ему и Шиловой предстоял совсем другой путь. И надо было начинать его как можно быстрее. Раз уж все пошло кувырком, спасение следовало искать только в стремительности действий.
— Опускайте трап! Выгоняйте мотоцикл! — приказал Политов.
Шилова перевела его приказ. Но члены экипажа и cами уже делали то, что было надо. Через несколько минут мотоцикл стоял на лугу. Политов и, Шилова быстро побросали в коляску свои вещи, туда же села Шилова, Политов завел мотор, и мотоцикл понесся по лугу подальше от злосчастного «Арадо», который из надежного помощника сразу превратился в злейшего врага, как неопровержимая улика. Прочь! Из леса! На шоссе! К Москве!
В лицо террористам ударил ветер и капли воды. Снова начинался дождь.
Глава 50
Круклиса спасли илистое дно и густой, как зубная щетка, прибрежный камыш. Влетев в него, как снаряд, объятый пламенем По-2 поднял в воздух высоченный бурун озерной воды и ткнулся в береговой обрыв. Это удержало его от капотирования, а обрушившаяся сверху вода частично притушила огонь. У Круклиса обгорела спина, оказалась сломанной ключица, были повреждены два ребра. Но он остался жив и даже нашел в себе силы не только самому выбраться из самолета, но и вытащить летчика. Однако поднять его на берег он уже не смог. Оттащил лишь от самолета шагов на пятьдесят и потерял сознание.
В тот же день Круклиса доставили в Москву. Клавдия Дмитриевна, его жена, настояла на том, чтобы его определили в Главный военный госпиталь и положили в отделение, которым она заведовала. Руководство наркомата поддержало ее просьбу. Для Круклиса нашли отдельную палату с телефоном.
Переносы, переезды, перелеты очень измучили Круклиса, к тому же еще оказалось, что у него сильно повреждена нога, и он, едва его уложили в палате на койку, сразу же уснул.
Но перед этим он все же успел дать несколько указаний Доронину, появившемуся в палате почти следом за Круклисом. Главным из них было — отныне круглосуточно слушать Ригу на известной волне. Сообщение об отправке мотоцикла из мастерской на аэродром могло поступить в любую минуту. А это означало, что операция по заброске террористов в Москву практически началась.
На следующий день с утра Круклиса возили на рентген. Потом, поскольку у него довольно сильно была обожжена спина, ему сделали переливание крови. Во второй половине дня к нему приехал Ефремов. Но прежде чем появиться в палате, он долго разговаривал с Клавдией Дмитриевной. А когда наконец зашел, то первым делом облобызал полковника. И искренне радуясь тому, что он остался жив, сказал:
— Больше ты у меня, пока вместе служим, не то что на самолете, на трамвае никуда не поедешь!
— Посмотрим, — усмехнулся Круклис.
— И смотреть нечего! Ведь как не хотел отпускать…
— Правильно сделали, что отпустили, Василий Петрович. Разрешите доложить?
— Да ты не докладывай, а рассказывай.
— Задание, товарищ генерал, выполнил. Наше предположение полностью подтвердилось. Действительно, готовится серьезнейшая террористическая акция. И со дня на день следует ожидать засылки террористов в Москву. Дело у них сейчас остановилось только из-за средства доставки. В Риге ждут прилета того самого специального самолета, о котором в свое время докладывал Пяткин…