Леди Люси с подозрением поглядела на мужа.
— Выходит, ты специалист по этой части, а, Фрэнсис?
— Нет, конечно. Честное слово, — снова засмеялся Пауэрскорт. — Но мне доводилось сталкиваться с такими вещами во время расследования. Один парень, как я слышал, даже отправлял свои послания с почтовым голубем. Изобретательности влюбленных нет предела.
— Томас — большой друг нашего почтальона, — сказала леди Люси. — Иногда, по субботам, он берет Томаса с собой на утренний обход площади. Я сама видела, как Томас опускал письма в почтовые ящики. Он это обожает.
— Что ж, возможно, почтальон пригодится. Но нам нужен хотя бы конверт, подписанный Монтегю. Его убийцы не оставили в квартире ни единого клочка бумаги. У нас до сих пор нет образца его почерка. — Пауэрскорт глянул на часы. — Боже мой, Люси, я опоздаю! Как ты думаешь, когда я вернусь, у нас уже будут новые стулья?
Леди Люси усмехнулась.
— Иди-иди, обыватель! — сказала она. И нежно поцеловала его на прощание.
Объявление, вывешенное у входа в Галерею Декурси и Пайпера, гласило, что сегодня она откроется для посетителей только в одиннадцать часов утра. Пока что все двери были заперты. Эдмунд Декурси и Уильям Аларик Пайпер находились в полуподвале. Ведущая туда дверь тоже была заперта.
— Осталось только два, — сказал Пайпер, слегка запыхавшись. Он положил маленькую тряпочку на гвоздик, торчащий в основании рамы. Затем потянул, еле-еле. Гвоздик не тронулся с места. Пайпер попробовал снова, на сей раз чуть посильнее. Но гвоздь сидел крепко.
— Черт бы побрал эти гвозди! — сказал Пайпер. Он боялся тянуть как следует из опасения повредить картину или раму. Вдобавок и он, и Декурси прекрасно знали, что весьма скоро им придется совершить обратную операцию.
Он сделал очередную попытку. Очень неохотно гвоздик все-таки согласился расстаться с рамой. У Декурси уже был наготове листок бумаги. На нем значилось: нижний ряд, первый справа. Декурси с благоговением опустил гвоздик на бумагу, потом завернул его и положил в коробку. Он укладывал туда гвозди в том же порядке, в каком их вынимали из дерева.
— Есть! — сказал Пайпер. Последний гвоздик был выдернут. Декурси очень аккуратно отделил холст от рамы. Затем скатал его в рулон и обернул двумя кусками полотна, специально вырезанными для этой цели. Другой такой же сверток уже лежал на полу. Совсем недавно эти картины висели наверху, в залах галереи, где проходила Венецианская выставка. Потом обе были проданы и сняты с экспозиции.
— Сколько у него времени? — спросил Декурси.
— Думаю, не больше трех недель. Но он ведь работает очень быстро, так что этого должно хватить, — отозвался Пайпер, вытирая руки и пряча коробочку с гвоздями в настенный сейф. — Я сказал новым владельцам, что картины нуждаются в чистке и это займет некоторое время. Как по-твоему, за три недели он управится?
— Пожалуй, — ответил Декурси. — Правда, отдыхать ему будет некогда. Заодно с картинами я отправляю туда эти фотографии. — Он показал компаньону журнальные страницы, выкраденные из клуба «Боуфорт».
— «Семья Уильяма П. Маккракена». — Пайпер пристально вгляделся в фотографию: он хотел удостовериться, что Уильям Маккракен и его семейство сняты не на фоне Третьей пресвитерианской церкви на Линкольн-стрит в Конкорде, штат Массачусетс. Здание за их спинами действительно не было церковью. Он вздохнул с облегчением. — А это мистер Льюис Б. Блэк, стальной король, — продолжал он, переводя взор на другую предполагаемую жертву. — И миссис Блэк! Да еще и две мисс Блэк! Я понимаю, почему ты так разволновался из-за перьев, Эдмунд. Это будет великолепно!
Декурси завернул фотографии вместе с картинами. Сегодня, ближе к вечеру, весь груз должен был покинуть Лондон и отправиться к месту назначения, известному только Декурси и Пайперу. Семьям Блэков и Маккракенов предстояло путешествовать в компании «Портрета мужчины» Тициана и «Портрета знатного венецианца», написанного Джорджо Барбарелли да Кастельфранко, более известным под именем Джорджоне.
8
Лорд Пауэрскорт не мог отвести недоверчивого взгляда от картин, украшающих стены кабинета сэра Фредерика Ламберта. Со времени его прошлого визита их все успели заменить на другие. В голову Пауэрскорта закралась шальная мысль: а вдруг леди Люси заключила с председателем тайный контракт и теперь регулярно наведывается сюда с Маркем-сквер, чтобы обновить внутреннее убранство его помещений? Гектор, которого волокли вдоль стен Трои, куда-то исчез. Его место заняла еще более огромная картина. Слуги стаскивали на середину площади перед гигантским дворцом разные вещи и складывали их на костер. Кто-то нес туда кровать колоссальных размеров. За колонной на втором этаже стояла и смотрела вниз обезумевшая от горя царица. Придворный что-то нашептывал ей на ухо. В левом нижнем углу был изображен великан в одной лишь набедренной повязке; его темная кожа лоснилась от масла. Он направлялся к сложенному в центре костру с пылающим факелом. Дидона, бывшая возлюбленная Энея и действующая повелительница Карфагена, готовилась предать себя огню.
— Каждый месяц меняем, Пауэрскорт, — сообщил сэр Фредерик, заметив, с каким любопытством Пауэрскорт озирает стены. — Все картины разом. Надоедает на них смотреть, даже если ты сам их писал. Точнее сказать, особенно если ты их писал.
— Очень эффектная работа, сэр Фредерик, — вежливо произнес Пауэрскорт.
Сэр Фредерик выглядел совсем больным. Его огромное тело будто усохло. Костюм сидел на нем так, словно был на несколько размеров больше, чем нужно. Великолепные усы были по-прежнему безупречно подстрижены, но обвисли. Он глянул на письмо Пауэрскорта, лежащее на столе.
— Давайте начнем с тех дельцов, о которых вы спрашиваете, лорд Пауэрскорт. — Он сделал паузу и покосился на костер на противоположной стене, точно подумав о своих собственных, более мирных похоронах. — В первую очередь вы должны понять вот что: все эти предприниматели находятся в состоянии вечного конфликта и противоборства друг с другом. Фирмы Кларка и Капальди существуют давно. «Декурси и Пайпер» — компания новая. По моим сведениям, Декурси без устали разъезжает по большим загородным усадьбам в поисках аристократов, которые стоят на грани разорения, но могут спастись, продав картины старых мастеров из своей коллекции. — Сэр Фредерик грустно покачал головой. — У Капальди есть сотрудник, чья главная обязанность состоит в том, чтобы просматривать некрологи во всех крупных газетах: таким образом они находят потенциальных клиентов среди получателей наследства.
— А что вы скажете о людях, которые работают в таких местах? — спросил Пауэрскорт. — Какие они, по-вашему?
— Хотел бы я сказать, что все они страстные почитатели искусства, — вздохнул сэр Фредерик. — На самом верху, конечно, есть настоящие знатоки. Но большинство — обычные торговцы, хоть это и не всегда разглядишь за шикарными костюмами и сорочками из дорогих магазинов. Среди них множество чьих-нибудь младших сыновей, которым не удалось попасть в армию, — можете себе представить? Они умеют убеждать. Они прекрасно одеваются. Они быстро осваивают профессиональный жаргон. Один из самых талантливых работников Капальди раньше продавал аристократам системы центрального отопления. Но зачастую носильщики, которые доставляют картины по месту назначения, знают о них больше, чем продавцы.
— Ну а какую роль во всем этом играют американцы? — спросил Пауэрскорт, удивленный цинизмом столь высокопоставленного лица, как председатель Королевской академии. Наверное, подумал он, подобные взгляды приходят с опытом.
— Американцы, дорогой мой Пауэрскорт, могут стать причиной самого крупного — на моей памяти — переворота в мире искусства. — Отчаянный приступ кашля помешал сэру Фредерику договорить. Щеки у него побагровели. Ему явно приходилось очень туго, и Пауэрскорт невольно подумал, что он, наверное, долго не протянет. Увидев на его лице участие, сэр Фредерик отмахнулся. — Извините, Пауэрскорт. Что поделаешь — болезнь. Так вот, об американцах. Они приезжают сюда с огромными деньгами. Я подозреваю, что мы стоим на пороге самого большого бума в торговле произведениями искусства за всю ее историю. Новый Свет приходит, чтобы забрать у Старого его художественное наследие. Перед дельцами открываются гигантские возможности.
Кровь отлила от щек сэра Фредерика. Теперь он стал бледным как мел; глаза закрыли тяжелые веки.
— Еще два последних вопроса, а потом я уйду, — сказал Пауэрскорт. — Журнал, который Кристофер Монтегю собирался издавать вместе с Джейсоном Локхартом из фирмы Кларка. В чем состояло его назначение?
Сэра Фредерика разобрал смех. Можно было подумать, что у него очередной приступ кашля.
— Война, говоря словами Клаузевица, — это лишь продолжение политики иными средствами. Журнал должен был послужить той же цели: опорочить конкурентов, поставить под сомнение подлинность их картин и надежность их экспертиз. Я совершенно уверен, что две другие фирмы очень скоро наладили бы выпуск своих собственных журналов. На радость печатникам — но вот искусство вряд ли что-нибудь от этого выиграло бы.
— Мой последний вопрос касается личной жизни Кристофера Монтегю, сэр Фредерик, — сказал Пауэрскорт. — Теперь я знаю, как звали его любовницу — Розалинда. Но ее фамилия осталась мне неизвестна. Не найдется ли у вас случайно какого-нибудь письма, написанного Монтегю? Или просто его подписи? Образец его почерка мог бы очень мне пригодиться.
Сэр Фредерик внимательно посмотрел на Пауэрскорта. Казалось, он хочет спросить, для чего именно может пригодиться образец почерка убитого. Однако он смолчал и принялся рыться в ящиках своего необъятного стола.
— Ага, нашел. — Он достал конверт, адресованный ему самому. — Вот рука Монтегю. Наверное, вы захотите забрать его с собой?
Внезапно Пауэрскорт почувствовал, что сэр Фредерик наверняка знает полное имя таинственной Розалинды. Но что-то — возможно, соображения чести или личной привязанности — мешало ему назвать его.