Надуманность утверждений подследственного следователь мог убедительнейшим образом опровергнуть даже не одним, а тремя документами. В штатно-должностной книге офицерского состава, в книге регистрации офицерского состава и книге учета офицерского состава дивизии черным по белому указана жена Таврина Петра Ивановича — Шило Антонина Васильевна, проживающая по адресу: Свердловская область, Исовский район, деревня Карелино. То есть ни о каком преступном прошлом эта фамилия свидетельствовать не могла, а озвученная на допросе в сентябре 1944 года версия не выдерживала никакой критики и легко могла быть опровергнута. Однако сделано это не было.
Кстати, если судить по документам, супружеская жизнь Таврина была весьма неординарной, поскольку в финансовых документах у него одновременно значится совершенно другая жена, а именно проживающая в городе Свердловске Таврина Людмила Федоровна. Именно ей 1 января 1942 года выписывается денежный аттестат на ежемесячное получение 300 рублей из сумм, начисляемых ее мужу, тогда еще лейтенанту и заштатному командиру хозяйственного взвода[77]. Следует подчеркнуть, что как раз эта женщина обязательно должна была существовать в реальности, поскольку факт перевода денег на несуществующего человека выявился бы в первый же месяц. Ни один скрывающийся от розыска преступник не может даже помыслить поступить подобным образом.
Но и это еще не все: позднее из документов куда-то исчезли обе жены. Сводка безвозвратных потерь офицерского состава 359-й сд в графе «Родственники» содержит лаконичное: «Родственников нет». Почему в штабе не приняли во внимание ни одну, ни другую жену — неизвестно. Зато позднее, в 1946 году, в документах одна родственница все же отыскалась, только это была уже не жена, а бабка Родина Анна Дорофеевна, проживающая по адресу: Саратовская область, ст. Аркадак, ул. Элеваторская, дом № 4. Как видим, это уже как минимум вторая, если не третья реальная родственница якобы нереального человека. В 1954 году бабка из учетных документов тоже исчезла. Впрочем, не будем придираться: к этому времени пожилая женщина могла просто-напросто умереть. Куда же исчезли обе «параллельные» жены, неясно. К сожалению, архивные учреждения Свердловской области оказались не в состоянии обнаружить следы ни одной из них.
После разбирательства с мнимым испугом по поводу фамилии Шило следует продвинуться дальше и задаться очередным вопросом, далеко не первым и не последним в этом странном деле. Как понимать приведенную ранее фразу: «боясь ответственности, на следующий день, будучи в разведке, перешел на сторону немцев»? Поскольку мы уже давно установили, что соответствие фактам является не самой сильной стороной материалов следствия по данному делу, попробуем рассмотреть все варианты. Перебежчик мог уйти к немцам в трех случаях: (1) действительно из разведки; (2) во время боя; (3) сбежать ночью из передовых траншей, что также случалось нередко.
Рассмотрим озвученную в протоколе допроса версию об уходе в разведку, которая рождает даже не один, а целую серию вопросов. Первый из них можно сформулировать так: кто и с какой целью мог направить в разведку командира пулеметной роты? Да, пункт 305 Боевого устава пехоты Красной Армии (БУП-42) предписывал:
«Получив задачу, командир пулеметной роты обязан произвести разведку местности и противника, решить, как целесообразнее в данной обстановке использовать пулеметную роту, и свои соображения доложить командиру батальона. В зависимости от обстановки командир роты производит разведку один или с командирами взводов»[78].
Однако разведка бывает очень разная, и в данном случае речь идет только о разведке методом наблюдения за передним краем, а отнюдь не о скрытом проникновении в тыл противника. Потребности в таком нехарактерном для командира пулеметной роты мероприятии не было никакой. Конечно, на войне за линию фронта иногда уходили офицеры и других, не разведывательных подразделений. Например, это регулярно приходилось делать саперам. Крайне редко в тыл противника отправлялись артиллеристы гаубичных батарей и дивизионов для личного проведения рекогносцировки его позиций на закрытых от наблюдения обратных скатах высот. Но пулеметы практически всегда работают на прямую наводку, и задачей командира пулеметной роты в разведке (скорее, рекогносцировке) является выбор оптимальных позиций огневых средств, нарезка секторов обстрела и прочие подобные вещи.
Впрочем, возможно, именно в 1196-м стрелковом полку дело обстояло иначе? В стремлении подтвердить или опровергнуть это автор занялся поиском ныне живущих ветеранов полка, имевших отношение к его разведке. К счастью, поиск увенчался определенным успехом. Хотя уже ушли из жизни бывший командир взвода пешей разведки полка Александр Мефодьевич Бурба, бывший ПНШ-2 полка Александр Андреевич Лавянников и начальник разведотдела 359-й дивизии Яков Филиппович Колесник, удалось разыскать проживающую в Москве бывшую разведчицу и переводчицу 1196-го сп Клавдию Ивановну Батраеву. Она категорически заверила, что командиры линейных подразделений направлялись в разведку настолько редко, что подобные случаи оставались в памяти на протяжении всей войны, и Таврина среди них не было. Кстати, каждый раз это оформлялось приказом о прикомандировании данного офицера к разведвзводу, а таковой в отношении фигуранта нашего расследования в фондах 1196-го полка и 359-й дивизии в ЦАМО отсутствует.
Итак, резюмируем: круг служебных обязанностей старшего лейтенанта Таврина не включал зафронтовую разведку, не был он и прикомандирован к разведывательному подразделению (приказ об этом не издавался), однако, по его словам, он в нее ушел. Если это действительно произошло, то было событием очень любопытным, поскольку в описываемый период направление бойцов и командиров даже не через фронт, а на вынесенные за передовую линию окопов посты подлежало особому контролю. В мае 1942 года действовала директива начальника Управления Особых отделов НКВД СССР об усилении борьбы с изменой Родине, пункт 5 которой гласил:
«Договориться с командованием частей, чтобы командиры подразделений лично обеспечивали боевое охранение и дозоры проверенными лицами»[79].
В отношении зафронтовой разведки действовали еще более строгие правила фильтрации допускаемых в нее лиц. Разведподразделения не имели права без согласования с командованием части и контрразведчиками брать с собой бойцов и командиров, не входящих в их состав. А поскольку разведывательный поиск не имеет ничего общего с развлекательным вояжем и самому Таврину напроситься в разведку было абсолютно невозможно, то это означает, что он лишь мог быть в нее кем-то послан (если принять эту версию). Кем это могло быть сделано и зачем?
Командир батальона направлять своих офицеров в разведку не имел права. В 1942 году низшими разведывательными подразделениями стрелковых полков являлись взводы пешей и конной разведки, подчиненные штабу полка. Следовательно, направить Таврина в разведку за линию фронта могли вышестоящие начальники, начиная с начальника штаба полка и командира полка. Трудно предположить, что у них возникла необходимость послать в зафронтовую разведку командира пулеметной роты, тем более, что в рассматриваемые дни участок обороны 359-й сд отличался одной важной особенностью. В книге общих и частных боевых приказов по дивизии (дело № 2, начато 1 апреля 1942 года, окончено 31 декабря 1942 года) имеется боевой приказ штаба дивизии № 21 от 30 мая 1942 года. В соответствии с ним 1196-й полк, в котором служил Таврин, к 1 июня уступал свои позиции 1198-му полку и отводился во второй эшелон. Приказ гласил:
«3. 359 сд с приданными 758 лап РГК, батареей «РС», 1-й бат. 171 мин. полка, ротой танков Т-60, огнеметным взводом и взводом истребителей танков — собак… В ночь с 30 на 31.5 и с 31.5 на 1.6.42 производит смену частей:
<…>
в/ 1196 сп во втором эшелоне дивизии занять и оборонять участок: р. Волга — /иск/ РАТОВО — /иск/ МОРЖЕВО / РОП № 8, 9, 10, 11, 13, 14, 15, 16/. Одной ротой занять и оборонять РОП № 7 — КРУТИКИ — ПАЙКОВО. Подготовиться к отражению контратак противника в направлении ГУСЕВО — ВОРОБЬЕВО, СОЛОМИНО — ЛЕБЗИНО, ПОГОРЕЛКИ — КЛЕПЕНИНО, МТС — БАХМУТОВО. Продолжать совершенствовать участок обороны, создав прочную непроницаемую схему противотанкового и противопехотного огня.
6. Смену частей произвести только в ночное время, соблюдая полную тишину и порядок. Особенно обратить внимание на тщательную маскировку во время переправ.
7. Командиру 1196 сп передать командиру 1198 сп следующее вооружение: станков. пулеметов — 5…
8. Смену РОП’’ов без наличия стрелковых карточек, промера расстояний и без устройства ходов сообщения до батальона включительно — не производить»[80].
Как известно, отводимые во второй эшелон части обычно за сутки прекращают отправку разведгрупп и ограничивают разведку подслушиванием и наблюдением за передним краем. В данном случае — с 29 мая. Кроме того, командир пулеметной роты при такой смене позиций весьма занят сдачей ротных опорных пунктов (РОП) и передачей матчасти, следовательно, ни о какой отправке Таврина к вражеским позициям не могло быть и речи уже хотя бы по этим соображениям. Для страховки проверим, был ли данный приказ исполнен? Ведь, случается, фронтовая обстановка изменяется непредсказуемо и препятствует командирам и штабам реализовывать даже самые тщательно продуманные планы. Для этого обратимся к журналу боевых действий 359-й стрелковой дивизии. Запись в нем за 31 мая лаконично гласит:
«За истекшие сутки подразделения 1198 сп. сменяли подразделения 1196 сп. которые переводятся во второй эшелон дивизии согласно плана»[81].
Сомнений нет, полки действительно менялись местами, а это означает, что ранее приведенные соображения относительно отправки разведгрупп и занятости командира пулеметной роты текущими делами справедливы.