Здесь следует отдельно остановиться на странной личности упомянутого Ильи Дмитриевича Якушева (он же Пальбицын, Палбицын или Полбицын). По присутствующему в материалах дела рассказу о нем подследственного, этот бывший офицер Военно-морского флота СССР был переведен на сушу, вступил в антисоветскую подпольную организацию и осенью 1943 года на Западном фронте привлек к себе внимание Особого отдела (естественно, имелся в виду отдел «СМЕРШ»). Контрразведчики якобы провели с ним соответствующую профилактическую беседу. Уже только это выглядит как абсолютный вымысел. В военное время одного подозрения в принадлежности офицера, да и любого гражданина СССР, к подпольной структуре было достаточно для отстранения от должности и ареста. Тем не менее, по тем же материалам, Якушев продолжал служить на прежнем посту и совместно с командиром своего полка, также членом упомянутой организации, официально расстрелял заподозренного им в сотрудничестве с контрразведкой офицера якобы за невыполнение приказа. Вероятно, излишне упоминать, что никакого смысла избавляться от агента, явно сообщившего своему руководителю о замеченных тревожных сигналах, не было. Кроме того, таким методом усыпить подозрения контрразведчиков в реальности вряд ли бы удалось — это мягко говоря. Однако, в соответствии с рассказом Таврина, все произошло именно так, причем Особый отдел («СМЕРШ»), судя по всему, потерял к Якушеву всякий интерес (!), удовлетворившись тем, что тот был арестован и приговорен к расстрелу, замененному на 15 лет тюремного заключения с направлением на фронт в штрафную часть. Там Якушев воевал до 1944 года, после чего перебежал к противнику и отчего-то сразу был принят им на службу в СД.
В этом рассказе немыслимо в реальности практически все. Помимо уже отмеченного, следует помнить, что в штрафные батальоны направлялись только офицеры, осужденные за воинские или общеуголовные преступления с отсрочкой исполнения приговора до окончания войны. Никто и никогда из осужденных к ВМН с заменой на 15-летний срок заключения в штрафбаты не попадал. Более того, по переданным Тавриным словам Якушева, тот перешел к немцам в период пребывания на командной должности на Западном фронте, что никак не увязывается с одновременным отбытием им наказания в штрафном батальоне. Кроме того, совершенно неясно, почему вдруг Якушев стал подробно информировать о деталях своей биографии агента, вскоре направлявшегося через линию фронта с опаснейшим заданием. В случае провала не исключалось, что Таврин расскажет о нем на допросах, и эта информация попадет в разыскное дело со всеми вытекающими последствиями. Притом, как следует из материалов дела, Якушев откровенничал с агентом на квартире Делле, таким образом одновременно раскрывая тому довольно деликатные этапы собственного жизненного пути. Все это вызывает крайние сомнения в правдивости изложенного, которые усиливаются и другими, рассматриваемыми далее деталями роли Якушева в информировании Таврина о якобы существующей в Красной Армии подпольной антисоветской организации «Союз русских офицеров».
Отдельно следует поговорить о фотодокументах по «делу Таврина», оказавшихся в распоряжении советской контрразведки. Первым и самым знаменитым из них является широко известная фотография Таврина вместе с Грайфе в мундире СД, подлинность которой оспаривается несколькими исследователями. Существует и ряд других снимков агента вместе с этим же немецким офицером: в автомобиле, около мотоцикла и так далее.
Тренировки на стрельбище
Ключевым является вопрос о том, какими путями эти и другие фотографии (например, Таврин вместе с женой в Пскове около закрепленного за ним автомобиля и т. п.) попали к советской контрразведке. Подавляющая часть архивов «Цеппелина», в частности архивы главной команды «Руссланд Норд», избежала захвата советской стороной. Происхождение части кадров неясно, зато некоторые авторы утверждали, что четыре фотографии, на которых Таврин запечатлен во время упражнений в стрельбе из пистолета на полигонах СД, агент якобы привез с собой. При этом снимки оказываются приобщенными к делу в качестве вещественных доказательств, хотя в списке предметов, изъятых у Таврина в ходе личного обыска 5 сентября 1944 года, фотографии, как уже отмечалось, отсутствуют. Известно, что соответствующий протокол датирован 1951 годом, так что непонятно, где эти доказательства были до того, куда девались приобщенные ранее, и так далее. Но даже без учета этого последнего обстоятельства трудно поверить, что террорист захватил с собой в самолет эти абсолютно компрометирующие его фотографии. На одном из снимков Таврин (или же человек, отдаленно похожий на него) зафиксирован с пистолетом около мишени в виде окарикатуренного профиля Сталина. Попадание этого кадра в руки следствия уже само по себе практически гарантировало смертный приговор, однако агент якобы взял его с собой — на память? Кажется, в истории разведки аналоги такой ситуации отсутствуют.
Заставляет задуматься ряд особенностей этого снимка. Он единственный из них может служить реальным доказательством в обвинении, но в то же время и вызывает наибольшие сомнения в аутентичности запечатленной на нем сцены. Качество фотографии, в отличие от остальных трех, отвратительное, и вкупе с ракурсом съемки это не позволяет с уверенностью судить о том, снят ли на ней именно Таврин. Мишень подобного рода для тренировок в стрельбе крайне неудобна, не соответствует реальным размерам головы, не дает возможности выбрать нужную точку прицеливания и отработать огонь по всем уязвимым точкам человека. И уж совершенно невозможно понять установку мишени на столь низком уровне, реальный объект теракта никогда не оказался бы в такой позиции. А это означает, что отрабатывать технику покушения на ней бесполезно. Строго говоря, на снимке запечатлена сцена с неидентифицируемым персонажем, абсолютно бесполезная для практической подготовки стрелка, но крайне компрометирующая того, к кому данный снимок будет отнесен. Все это вынуждает усомниться в немецком происхождении фотографии.
Опубликованные буквально во всех посвященных «делу Таврина» изданиях фотографии агента в обществе офицера СД заставляли задуматься многих исследователей, не удовлетворяющихся предположением о необходимости включить их во внутренний отчет главной команды «Руссланд Норд» о проведенной операции. Некоторые в поисках нормального, логичного объяснения такого вопиющего нарушения изначальных основ конспирации предположили, что снимки могли играть роль вещественного пароля для предъявления некоему агенту, потерявшему связь с СД. Согласно этой версии, агент мог не иметь запасных условий связи и, соответственно, не мог поверить на слово прибывшему к нему связнику, а фотографии своего начальника вместе с курьером помогли бы завоевать его доверие. Утверждение по меньшей мере спорное. Безусловно, практика агентурно-оперативной работы знает метод восстановления связи по фотографии, однако для этого офицеру совершенно не обязательно было надевать униформу СД. Гражданский пиджак, еще лучше советского покроя, не помешал бы опознаванию, но не подвергал бы Таврина бессмысленному риску провала.
Фотокопия листа протокола о приобщении вещественных доказательств к уголовному делу. Обратим внимание на знак вопроса возле номера пункта с упоминанием фотографий
Агент с Грайфе
Любопытен еще один факт, показывающий уровень исследований «дела Таврина» историками спецслужб. Широко известная ныне фотография, на которой Шило (Таврин) запечатлен вместе с «оберштурмбаннфюрером СС доктором Грейфе», впервые была представлена как иллюстрация к очерку Андрея Соловьева «Сентябрь сорок четвертого…», опубликованному в 1971 году в журнале «Смена» № 18–19. С тех пор она многократно кочевала по страницам различных изданий. При этом почти все в разных вариантах повторяли подпись вслед за первым публикатором, а некоторые задавались вопросом: как мог агент, получивший медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза и другие ордена перед самым вылетом в советский тыл в начале сентября 1944 года, сфотографироваться в них с Грэфе, погибшим в автокатастрофе в январе 1944 года? Вопрос резонный, но, на взгляд автора, логичнее было бы поинтересоваться другим обстоятельством, а именно: почему на мундир этого оберштурмбаннфюрера нашиты петлицы унтерштурмфюрера СС? К сожалению, мало кому из исследователей приходила в голову идея уточнить личность немца или хотя бы сверить его звание. Правда, иногда подписи разнообразились в стиле: «Таврин с инструктором» или «Таврин с офицером СД» (что объективно было абсолютно верным утверждением). До последнего времени единственным исключением являлось издание «Лубянка, 2», в котором спутник террориста назван хотя и тоже неверно, но все же ближе к истине — заместителем начальника разведоргана «Цеппелин Норд». Между тем ответ на этот вовсе не загадочный, вопрос лежит на поверхности, ибо на снимке запечатлен отнюдь не начальник восточного отдела разведки СД и начальник «Цеппелина» Грэфе, а офицер существенно меньшего ранга — унтерштурмфюрер CC Георг Грайфе («Георгий Эрнестович»), с июня по конец 1943 года возглавлявший ауссенкоманду-1 главной команды «Руссланд Норд» («Россия-Север»), а затем ставший начальником отдела «А» той же главной команды, силами которого и готовились Таврин и Шилова[128].
Снимок из следственного дела, предъявленный Таврину для опознания Грайфе
При этом следует отметить, что на этапе следствия контрразведка прекрасно разобралась в том, как выглядит Грайфе, о чем свидетельствует снимок, по которому тот был опознан Тавриным.
Когда и как появились фотографии пары Таврин — Грайфе, неизвестно, но некоторые из них оставляют впечатление вымученности композиции и какой-то искусственности, что и породило у ряда исследователей сомнения в их подлинности. Как уже отмечалось, впервые об этом открыто заявил А. Шлаен в статье «Волчья охота» в 2000 году[129]