Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило — страница 43 из 83

, со ссылкой на мнение кинооператора Вилена Калюты. Исследователи В. Макаров и А. Тюрин подвергли это заявление осмеянию в самых резких выражениях («борзописец», «незадачливый критик» и пр.). Кстати, стоит отметить уровень их знакомства с критикуемым материалом: в ссылке на статью вместо ее подлинного заглавия авторы ошибочно указали всего лишь заголовок одного из разделов. Впрочем, дело не в этом. Макаров и Тюрин имели доступ к архивному делу и полную возможность показать источник этих фотографий. Дело в том, что они не были отобраны у Шило-Таврина при обыске (отсутствуют в перечне изъятого при аресте), но позднее оказались приобщенными к делу в качестве вещественного доказательства. Любой вещдок в ходе расследования не появляется из ниоткуда, у него есть источник происхождения, который, в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом, обязательно указывается в материалах дела. В противном случае его юридическое значение ничтожно, и суд такое вещественное доказательство не принимает. Казалось бы, чего проще: с позором опровергнуть Шлаена и привести данные из дела о конкретном источнике появления в нем спорных фотографий. Однако вместо этого мы обнаруживаем многословные рассуждения о том, что якобы абвер и СД не проверяли багаж диверсантов перед их вылетом на операции на предмет наличия у них компромата (неясно, из чего Макаров и Тюрин вынесли такое, по меньшей мере, дискуссионное суждение), и ссылку на помещенную в сборнике «СМЕРШ» фотографию немецкой диверсионной группы. Такой снимок там есть, подпись под ним гласит: «Диверсионный отряд перед заброской в советский тыл»[130].


При этом в сборнике нет ни единого слова, позволяющего заключить, что он был изъят у одного из снятых на нем агентов, а не захвачен где-то еще. Однако пикантность ситуации заключается даже не в этой неопределенности, дело обстоит принципиально иначе. В первом ряду с газетой в руках запечатлен человек, и в самом деле вместе с другими сфотографированными захваченный «СМЕРШем» 13 декабря 1944 года — член НТС с 1942 года Юрий Филиппович Луценко, проливший свет на истинную историю возникновения этого снимка, якобы сделанного перед вылетом. Он свидетельствует о том, как была сделана и откуда взялась в действительности эта фотография:

«Журнал «ВПК» («Военно-патриотический курьер») от 13.02.2008 г. и «Родная газета» сразу же ухватились за сюжет о том, как в 1944 году контрразведка СМЕРШ удачно провела «радиоигру», в результате которой на территории Брянской области обезврежено и арестовано несколько десятков диверсантов и шпионов, доставленных туда немецкими самолетами. Об этом было доложено по инстанции наверх, через Абакумова аж самому Л. П. Берия.


Снимок из сборника «СМЕРШ.

Исторические очерки и архивные документы»


Как иллюстрация приложена для наглядности и фотография одной из групп «диверсантов» перед их вылетом.

<…>

…В снимке, отпечатанном как «иллюстрация» к докладу всесильному Берии… в тех самых «диверсантах» я неожиданно узнал своих товарищей и самого себя.

Да, это были мы, наша группа из двенадцати человек. Но рядом с текстом о совершенно других нарушителях.

<…>

Снимок этот иллюстрирует совсем не то, что ему приписали. Это не результат фотографирования десантной группы перед вылетом, на своей базе, как сказано в статье. Снимали-то нас через две недели после ареста, как раз перед католическим праздником Рождества Христова. Временно в казённую солдатскую форму нарядили всех «шпионов», потому как многие из нас были уже ограблены и переодеты в сменку, в негодное старье…»[131]


Снимок агента с Грайфе


Далее бывший командир группы вспоминает, как проходило фотографирование в присутствии прибывшего специально для этой цели генерал-майора Попова. Как видим, утверждение Макарова и Тюрина о том, что багаж забрасываемых диверсантов немцами не проверялся, осталось в целом недоказанным, а в данном конкретном случае — убедительно опровергнутым.

Но продолжим оценивать их аргументацию. В качестве завершающего удара по сомневающемуся в подлинности снимка оппоненту Макаров и Тюрин могли бы обратиться к услугам фототехнической экспертизы. Однако единственным их действием в этом направлении было употребление в отношении фотографии словосочетания «якобы фальшивая». Безусловно, для определения подлинности любого документа этого явно недостаточно.

Это пришлось сделать автору данных строк, который передал снимки на фототехническую экспертизу с целью выявления признаков возможного монтажа эксперту, бывшему многолетнему сотруднику КГБ СССР, впоследствии СБУ П. А. Михайлюку. Ему были предъявлены четыре снимка: Таврин с Грайфе на мотоцикле; Грайфе у мотоцикла снимает на кинокамеру Таврина в летном реглане; Таврин с Грайфе на передних сиденьях открытого автомобиля; Таврин анфас с Грайфе в три четверти на нейтральном фоне (награды на последнем снимке также расположены неправильно).


Снимок агента с Грайфе


По поводу трех первых снимков эксперт затруднился дать однозначный ответ, зато последний сомнений у него не вызвал. Заключение гласит:

«На криминалистическое исследование поступила ксерокопия фотографии, на которой изображены двое мужчин в форменной одежде.

Необходимо ответить: имеются ли признаки фотомонтажа в представленной фотографии?


Исследование:

В процессе исследования представленной фотографии установлено наличие признаков, свидетельствующих о монтаже, а именно:

— линии очертания изображения и линии фона имеют очень четкую линию разграничения;

— различие в теневом эффекте при установке света;

— неестественное взаиморасположение лиц, изображенных на фотографии по их линии соприкосновения.

<…>

Исходя из перечисленных различающихся признаков можно сделать предположительный вывод о том, что представленная фотография изготовлена методом фотомонтажа.


Снимок агента с Грайфе


Снимок агента с Грайфе


Вывод:

Представленная для исследования фотография изготовлена, предположительно, методом фотомонтажа»[132].

Поскольку у экспертизы просто не хватило доказательств монтажа трех остальных снимков, оправданно можно предположить, что были смонтированы и они. Однако даже монтаж хотя бы одной фотографии заставляет задуматься о цели фальсификации. Таковой никак не могло стать стремление скомпрометировать Таврина, поскольку в его случае для приговора к ВМН вполне хватало и других улик. Не исключено, что снимки монтировались с зеркальной целью, а именно для шантажа не Таврина, а самого Грайфе, в послевоенный период кадрового сотрудника Федеральной разведывательной службы (БНД) ФРГ. Вполне реальной была угроза предъявления фотографии как доказательства причастности бывшего начальника ауссенкоманды-1 к тяжкому военному преступлению с последующим требованием выдачи его советскому правосудию. Хотя в таком скользком вопросе ничего нельзя сказать наверняка, не исключено, что мы наблюдаем своего рода отголоски операции по вербовке Грайфе под принуждением на компромате. А поскольку снимки попали в открытую печать, то, скорее всего, вербовка сорвалась. Впрочем, здесь мы уже вступаем в область догадок. Достоверно лишь то, что фабриковать такие фотографии для уличения в чем-либо Таврина было бессмыслицей. Надеемся, что в итоге обладающее архивным делом ведомство поможет разрешить этот вопрос, причем не голословно, а с фотокопией соответствующих листов.


На следующем этапе нашего расследования попробуем оценить степень и качество подготовки агента-боевика к «покушению века». Вновь обращаемся к показаниям самого Таврина и читаем:

«Вопрос: — Кто вас практически подготавливал на роль террориста кроме КРАУСА?

Ответ: — Практически кроме КРАУСА меня никто не подготавливал, если не считать трех бесед со СКОРЦЕНИ.

Вопрос: — Кто такой СКОРЦЕНИ и для чего вам были организованы встречи с ним?

Ответ: — СКОРЦЕНИ был известен мне из газет, как руководитель и личный участник похищения из Италии МУССОЛИНИ, после того, как он был взят в плен англичанами[133]. В первой беседе со мной в ноябре 1943 года в Берлине СКОРЦЕНИ расспрашивал о моем прошлом и беседа носила больше характер ознакомления с моей личностью. Цель этого свидания стала для меня ясна несколько позже, после второй встречи со СКОРЦЕНИ.

Вопрос: — Расскажите об этой встрече подробно.

Ответ: — В январе 1944 года, находясь в Риге, я получил приказ КРАУСА выехать в Берлин. Сопровождал меня переводчик «СД», ДЕЛЛЕ. По прибытии в Берлин я узнал от ДЕЛЛЕ, что полковник ГРЕЙФЕ погиб в начале января 1944 г. во время автомобильной катастрофы и что вместо него назначен майор «СС» ХЕНГЕЛЬХАУПТ.

ДЕЛЛЕ мне сообщил, что ХЕНГЕЛЬХАУПТ вызвал меня для личного знакомства, но придется подождать некоторое время, так как он занят и не может меня принять.

Через два-три дня мне была организована встреча со СКОРЦЕНИ.

Вопрос: — Где происходила эта встреча?

Ответ: — ДЕЛЛЕ привез меня в служебный кабинет СКОРЦЕНИ на Потсдамельштрассе № 28. Кроме СКОРЦЕНИ в кабинете находились еще два неизвестных мне работника «СД».

В беседе СКОРЦЕНИ объяснял мне, какими личными качествами должен обладать террорист. По ходу разговора, он рассказывал о деталях организованного им похищения МУССОЛИНИ. СКОРЦЕНИ заявил мне, что если я хочу остаться живым, то должен действовать решительно и смело и не бояться смерти, так как малейшее колебание и трусость могут меня погубить. СКОРЦЕНИ рассказал, как во время похищения МУССОЛИНИ, он перепрыгнул через ограду замка, очутился в 2-х шагах от стоявшего на посту карабинера. «Если бы я тогда хоть на секунду замешкался, — заявил СКОРЦЕНИ, — то погиб бы, но я без колебаний прикончил карабине