Разыскной список НКВД СССР военного периода. Титульная страница
Краткая пояснительная записка
Одна из страниц списка
Далее, судя по всему, допрашиваемый вступил в туманную сферу фантазий. Он сообщил о наличии на вооружении группы Кравца четырех самолетов[198], всего лишь двух пулеметов, да к тому же еще и почему-то танковых, двух радиостанций, стрелкового оружия, гранат, взрывчатых веществ, неких загадочных «глубинных мин», плавучих мин, портативного гранатомета «панцеркнакке», «зажигательных аппаратов ракетного действия», множительного аппарата, антисоветских почтовых открыток на татарском языке, резиновых лодок и прочего имущества.
Второй из упомянутых Тавриным командиров разведгрупп обозначен им только по псевдониму «Кин». Трудно сказать, было ли это сделано специально для дозированной выдачи информации ради придания показаниям правдоподобия или же преследовало иную цель. «Кин» не являлся вымышленным персонажем, о его существовании органы НКГБ узнали из показаний нескольких арестованных агентов СД, в частности М. С. Кагановой, на которой он во время войны женился. Однако имевшаяся информация о нем была крайне скудной, известно лишь, что в действительности его звали В. К. Ждановым и руководил он группой агентов в составе восьми человек. Безусловно, о подчинении ему отряда из 100 бойцов речи никогда не было. Впоследствии допрашиваемый продолжал упорствовать в своих показаниях. Он сумел назвать и описать всего лишь трех человек из данной группы, но сообщил, что видел всех 107 ее членов. В это трудно поверить, разве что Таврину выпала честь принимать строевой смотр отряда Жданова.
Рутченко, якобы возглавлявший третью группу диверсантов, нами уже рассмотрен. Весьма интересно упоминание Тавриным некоего Мартыновского:
«Ответ: — <…> Четвертая группа в составе более 200 чел. возглавляется МАРТЫНОВСКИМ.
Вопрос: — Что вам известно о МАРТЫНОВСКОМ?
Ответ: — Это бывший капитан Красной Армии. Попав в плен к немцам, стал сотрудничать с германской разведкой и вел активную борьбу с советскими партизанами. Германская разведка с большим доверием относится к МАРТЫНОВСКОМУ, он награжден тремя железными крестами. Группа МАРТЫНОВСКОГО готовится к переброске в район Астрахани».
Позднее Таврин уточнил численность группы Мартыновского (200–220 человек) и сообщил, что она, как и группа Рутченко, должна была подчиняться главной команде «Руссланд Зюд», а не «Норд». Последнее является дополнительным доказательством невозможности для агента добыть эту информацию на «товарищеских вечерах» или в свободном общении по причине того, что «Руссланд Зюд» за всю историю своего существования никогда не пересекался с «Руссланд Норд» ни в части планирования операций, ни административно, ни даже территориально. Таврин просто не имел физической возможности встречаться и беседовать с официальными сотрудниками или агентами этого разведоргана. Кроме того, ни район Астрахани, ни другие южные регионы СССР не относились к сфере оперативного обслуживания «Руссланд Норд», и потому эта главная команда о проводимых или намечавшихся, к примеру, в Средней Азии операциях параллельной структуры никогда не извещалась.
Однако вернемся к упомянутой в протоколах допроса личности. Николай Мартыновский хотя и не являлся бывшим командиром Красной Армии, но также существовал в реальности и был личностью весьма примечательной. Строго говоря, его отношение к «Цеппелину» было весьма отдаленным, с данной структурой он соприкасался исключительно по вертикали, поскольку тоже подчинялся СС. Мартыновского смело можно считать колоритным персонажем даже для пестрого мира германской агентуры советского происхождения. Сразу же после германской оккупации Северо-Запада России он вместе с И. Л. Решетниковым (сын немецкого бургомистра города Луги Ленинградской области, позднее редактора отдела писем издававшейся в Риге коллаборационистской газеты «За Родину») занялся грабежами еврейского населения в расчете на то, что потерпевшие от жалоб в криминальную полицию воздержатся. Однако шило в мешке утаить не удалось, сведения о его похождениях дошли до германской администрации, а та не делала различия между самочинными грабителями еврейского и прочего населения, равно предусматривая за это преступление смертную казнь через повешение и для тех, и для других. Оба фигуранта с огромным трудом избежали такой печальной участи и зимой 1941 года после тюремного заключения отправились искупать свою вину перед рейхом. Постепенно под руководством Мартыновского оказался сформирован, преимущественно из военнопленных и уголовных элементов, маскировавшийся под партизан карательный отряд. Он действовал очень успешно и результативно, особенно после прикомандирования к нему осенью 1942 года перешедшего на службу в СД-аусланд одного из бывших офицеров диверсионного полка «Бранденбург». В результате отряд, перемещавшийся в регионе от Луги до Порхова и Острова, сумел существенно затруднить действия советских партизан, находившихся на связи со штабом Ленинградского фронта. В штате подразделения имелись десятки пойманных и перевербованных советских агентов, в больших количествах перебрасывавшихся через линию фронта для связи с партизанами и совершения диверсий в германском тылу. Их высокий уровень подготовки заметно повысил эффективность «отряда Мартыновского», ставшего официальной боевой единицей войск СС. Решетников являлся заместителем командира роты по хозяйственной части, однако на практике его влияние в подразделении было намного более сильным, он держал в страхе многих бойцов и лично расстрелял как минимум трех из них за незначительные упущения. В 1944 году отряд получил статус 3-й («русской») роты филиала «Ягдфербанд-Ост» в составе войск СС («Ваффен СС ягдфербанд»). В том же году рота ненадолго была переброшена в Хорватию, а оттуда — в Польшу. По пути в результате возникшего конфликта (вероятнее всего, он вспыхнул из-за соблазнения заместителем жены Мартыновского) Решетников застрелил своего командира, а также присутствовавших при этом его жену, тещу и двухлетнего сына. Немцы предпочли не раздувать дело и согласились рассматривать его как сугубо внутреннюю русскую проблему при условии, что боеспособность подразделения, отныне неформально именовавшегося «Отрядом Решетникова», не пострадает. Официально было объявлено, что Решетников пресек изменническую попытку Мартыновского бежать к англичанам через Швейцарию[199]. Осенью 1944 года в «СМЕРШе» и НКГБ об этих событиях последних месяцев вряд ли знали, поскольку все перечисленные факты появились лишь в послевоенных следственных делах МГБ. Заметим, что и в показаниях Таврина об этом ничего нет. Более того, подследственный понятия не имеет, что к моменту его вылета из Риги и ареста, во‑первых, сам Мартыновский уже был мертв, и во‑вторых, его бывший отряд передислоцирован в Польшу и потому не может быть заброшен в СССР.
Из доступных нам протоколов следует, что такую свою осведомленность Таврин в значительной степени объяснял тем, что почерпнул ее из разговоров на «товарищеских ужинах» в «Цеппелине». Это абсолютная ложь, информация о крупных подразделениях диверсантов не могла попасть к нему таким путем хотя бы уже потому, что некоторые из упомянутых им персон не имели к этому разведоргану никакого отношения.
И. Л. Решетников
Позднее Таврин упомянул еще об одной крупной группе из 45–50 человек под руководством некоего Дениженко. Идентифицировать этого человека автору пока не удалось, и существовал ли он в реальности, неизвестно. По аналогии с предыдущими фигурантами можно предположить, что он тоже не вымышлен, хотя не исключено, что фамилия «Дениженко» является кличкой или попросту искажена. При этом условии данный фигурант очень легко идентифицируется как Алексей Гордеевич Денисенко (1907–1962), опять-таки достаточно известный член НТС. Эмигрант, проживавший в Югославии, в организации он отвечал за «казачий сектор», а в период войны прибыл в СССР и, по словам Рутченко, был резидентом «Зондерштаба Р» («Особого штаба «Россия») в Острове (Псковская область). Указанный особый штаб являлся подразделением подчиненного абверу разведоргана «Валли I», затем «Валли III», и «Зондерштаб Р» отвечал за выявление партизанских отрядов и подпольных организаций и групп. В его структуре имелось вначале четыре, позднее пять так называемых «разведывательно-резидентских областей» — фактически межобластных резидентур со своими агентурными аппаратами и курьерскими службами. Им подчинялись областные и районные резидентуры, также располагавшие агентурным аппаратом. Помимо этой работы, Денисенко руководил региональным подразделением НТС и имел также звание старшего лейтенанта РОА[200]. «Сборник справочных материалов об органах германской разведки, действовавших против СССР в период Великой Отечественной войны 1941–1945 годов» сообщает его агентурные клички «Громов» и «Алик», а также числит Денисенко помощником резидента в г. Дриссе, а затем преподавателем разведывательно-диверсионной школы в Толмеццо. Как видим, и он, наряду с практически всеми фигурантами показаний Таврина, на момент допроса в Москве был прекрасно известен советским органам госбезопасности[201].
Отметим еще одну промелькнувшую в протоколах допроса Таврина фамилию. Он показал, что,
«…для руководства всеми перечисленными группами после их приземления в районе Волги и Камы туда должен быть переброшен через линию фронта бывший полковник Красной Армии. ЛЕМАНА я знаю лично, он немец Поволжья, во время войны перешел на сторону немецких войск; в Зандбергском лагере он возглавлял «особую команду» германских разведчиков…»
Упомянутый полковник являлся вполне реальной личностью. Владимир Федорович Леман, родившийся в 1901 году в селе Орловка Саратовской губернии и призванный в РККА в 1920 году, был кадровым военным, окончил 9 классов школы и вечерний факультет Военной академии РККА им. Фрунзе. На момент своей пропажи без вести в сентябре 1941 года он возглавлял 5-й отдел Управления связи Юго-Западного фронта. В период пребывания в плену Леман активно участвовал в работе «Русской трудовой народной партии» (РТНП) и «Политического центра борьбы с большевизмом», иначе известного как «Центр Бессонова», по имени своего руководителя, бывшего комбрига погранвойск НКВД СССР, затем РККА Ивана Георгиевича Бессонова (