Весь замысел Бессонова носил сильный налет авантюристичности, при этом нет никаких документальных свидетельств из немецких источников того, что он был воспринят СД и «Цеппелином» вполне серьезно. Реальность и опасность плана «Волжский вал» часто сильно переоцениваются современными исследователями, однако советские контрразведчики в описываемый период единодушно считали его крупнейшей диверсионной операцией немцев и были достаточно серьезно озабочены возможными перспективами его реализации.
Насколько можно судить по имеющимся документам, авантюриста и афериста Бессонова заносило в область фантазий даже на допросах. Имеются материалы, позволяющие более точно оценить планировавшуюся численность и предполагаемые районы выброски десантов. ПЦБ был намерен выбросить бригаду из 6000 человек, побатальонно распределив ее по трем упомянутым зонам. Как известно, планы эти реализованы не были. К началу лета 1943 года ПЦБ располагал только готовыми к выброске двумя десантно-штурмовыми группами по 50–55 человек в каждой, группой радистов в 20–25 человек и женской группой из 20 бывших военврачей и медсестер. Но и эти планы Бессонова в жизни воплощены не были.
Как видим, операция «Волжский вал» действительно разрабатывалась, однако относилась к совершенно не тем районам СССР, о которых упоминалось в протоколах допроса Таврина, да и все мысли немцев на сей предмет закончились еще в предыдущем, 1943 году. Однако чекисты, естественно, об этом не знали и, похоже, продолжали числить массовые выброски диверсантов в разряде реальных.
В действительности в 1944 году подобная операция не только не планировалась, но и не могла планироваться, в первую очередь по причине отсутствия у люфтваффе достаточного количества транспортных самолетов, способных поднять и доставить большие группы десантников на столь далекое расстояние. Об этом, кстати, в своих мемуарах упоминал и начальник VI управления РСХА бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг. Проанализируем ее техническую сторону. Приблизительное расстояние от Риги, где в рассматриваемый период находились используемые для специальных операций немецкие аэродромы (в первую очередь Спилве), до района Казани составляло более 2800 километров, то есть общая дальность полета в оба конца превышала 5600 километров. Если не учитывать экзотический и предельно малочисленный Ju-352 «Геркулес», такое расстояние в люфтваффе способны были преодолеть только два самолета — «Юнкерс» Ju-290 и «Фокке-Вульф» FW-200 «Кондор», причем второй транспортным можно назвать лишь условно. Их крейсерские скорости составляли соответственно 360 и 340 км/час, то есть в случае использования для доставки агентов в рассматриваемый район время пребывания в воздухе составило бы для них соответственно 15,5 и почти 16 часов. Каждый из самолетов был способен поднять не более 25 человек с соответствующим снаряжением, высадка их могла осуществляться только посадочным способом, а это требовало от получаса до часа дополнительно. Осенью такая продолжительность кругового рейса не позволила бы совершить его в темное время суток, возвращаться самолетам пришлось бы днем, что делало крупные и тихоходные машины легкой добычей советской ПВО. Зимний рейс по длительности мог уложиться в темное время, но 7—8-часовой перелет в неотапливаемом фюзеляже закончился бы для забрасываемых агентов фатально. Кроме этого, посадка и Ju-290, и FW-200 на плохо оборудованную площадку, скорее всего, повлекла бы за собой потерю самолета, что и произошло в свое время с машинами каждого из этих типов в степях Калмыкии. Кстати, даже самую примитивную площадку тоже требовалось готовить, а это было не под силу группе из предварительно заброшенных 2–4 агентов. Не следует также забывать, что речь идет не об одиночном перелете, а о высадке не менее четырех групп по 100 человек в каждой, то есть общее число вылетов в район Волги — Камы должно было бы составлять минимум 16. Люфтваффе никогда бы не пошло на такую самоубийственную операцию. Собственно, как и «Цеппелин». Но, вероятно, составителям этой фантастической версии захотелось еще немного усилить впечатление, и Таврин сообщил также о группе под командованием Мартыновского (не забываем: к этому времени уже покойного), предназначавшейся для выброски в еще более отдаленном районе Астрахани. Ее численность была заявлена в 200 человек!
Письмо начальника СД-аусланд (VI управления РСХА) бригаденфюрера СС В. Шелленберга рейхсфюреру СС Гиммлеру, в котором он еще в 1942 году жалуется на сложности взаимодействия с люфтваффе и нежелание авиаторов выделять самолеты для заброски агентов-парашютистов. Эта проблема существовала, как видим, еще в конце 1942 года
Добавочно заметим по этому поводу, что показания Таврина на данный момент являются единственным опубликованным материалом о намерении «Цеппелина» осуществить в рассматриваемый период столь массовую заброску агентуры в советский тыл. Присутствующая в некоторых опубликованных исследованиях ссылка на показания некоего «цеппелиновца-нордовца» расплывчата и неконкретна, поскольку в ней не только отсутствуют данные о дате планируемой операции, но непонятна даже и дата допроса, что порождает весьма серьезные сомнения в их реальности. Не опубликован ни один трофейный документ, свидетельствующий хотя бы о конкретных планах заброски сотенных групп агентов. Максимально известная группа насчитывала 34 человека, притом забрасываемых с абсолютно иными задачами. Да и статистика поимки немецких агентов не подтверждает реальности операции «Волжский вал». К примеру, по данным УФСБ по Ярославской области, за всю войну в сумме было задержано всего 57 агентов-парашютистов — одиночных и в составе групп. Но их поимка происходила на протяжении нескольких лет: 22 в 1942, 31 в 1943 и 4 в 1944 году[205]. Не более того.
Итак, с технической стороной все ясно, и, следовательно, нам предстоит ответить на вопрос о целях и задачах данной дезинформации. В том, что это именно дезинформация, а не ошибка, сомневаться не приходится, ибо протоколы изобилуют красочными подробностями, призванными повысить иллюзорную достоверность изложенных планов. Мы не знаем лишь ее источник. Она могла быть немецкой, вводящей в заблуждение советскую сторону, а могла исходить и от самих чекистов. В последнем случае смыслом всего этого в первую очередь могло быть поднятие значения собственных достижений в глазах руководства. Известно, что работникам намного выгоднее преувеличить опасность пресеченных ими планов противника, ибо это всегда и во все времена являлось надежным путем к развитию служебной карьеры.
Рассмотрим обе версии.
В предыдущих главах книги обращалось самое серьезное внимание на необъяснимые с точки зрения логики просчеты и промахи, периодически заставлявшие усомниться в адекватности руководителей операции по покушению на Сталина. Список претензий, которые Таврин мог бы предъявить к пославшим его германским разведчикам, велик. Многие ставшие известными нам их действия если не прямо вели агентов-боевиков к провалу, то косвенно создавали для их деятельности крайне неблагоприятные условия. Поскольку никто из историков до настоящего времени не заявил о том, что вся система «Цеппелина» находилась под полным контролем советской разведки или контрразведки, то версию о массовом предательстве в рядах СД следует сразу же отбросить. Не следует также полагать, что подготовкой операции по заброске террористов руководили люди случайные, к агентурным и специальным операциям отношения не имеющие и вообще лишенные даже зачатков здравого смысла. «Цеппелин» представлял собой достойного и весьма грозного противника, и все высокие профессионалы СД явно делали на Таврина серьезную ставку, вплоть до предоставления ему уникального, новейшего по тем временам транспортного самолета Ar-232, выпущенного в количестве не более двух десятков экземпляров. Понятно, что летчики попали под зенитный обстрел и потеряли самолет в результате собственной навигационной ошибки, но в условиях войны такой исход никогда не исключался. На полную авантюру дорогостоящий «Арадо» не отправили бы. Конечно, более всего немцы хотели, чтобы Таврин успешно решил поставленную перед ним основную задачу, на это и были направлены все их устремления. Но, похоже, веры в это у них особой не было, и в «Цеппелине» понимали, что Верховный Главнокомандующий Красной Армии, скорее всего и вопреки их стараниям, останется цел и невредим. И вот тут на первый план выходит предположение о том, что все руководство СД, возможно, ставило перед собой некую нигде не обозначенную «сверхзадачу», куда более важную для него, нежели даже основная.
Обстановка 1944 года для германских спецслужб на Восточном фронте была далеко не радостной (впрочем, и на Западе тоже). Обозначившееся в перспективе военное поражение Германии еще более размыло и без того неустойчивую мотивацию агентов, массово забрасывавшихся в советский тыл и почти так же массово сдававшихся. Несдававшиеся натыкались на весьма совершенную систему обеспечения безопасности и зачастую гибли, не выполнив поставленных задач. Экстенсивная система страдала совершенно очевидными системными пороками, а для интенсивной не было ни ресурсов, ни предпосылок. Именно к этому периоду относится ряд совершенно авантюристических проектов спецопераций, ни один из которых так и не был реализован. На таком фоне весьма неприглядно выглядело ближайшее будущее вполне конкретных офицеров СД, понимавших, что вместо спокойного места в ауссенкоманде или разведшколе они вполне могут оказаться в какой-то из фронтовых частей ваффен-СС. Естественно, требовались лихорадочные усилия по демонстрации собственной важности, нужности и значимости, что зачастую заставляло немцев швырять не слишком хорошо подготовленных агентов в топку непродуманных операций единственно ради того, чтобы отчитаться об очередной сотне заброшенных в советский тыл. О результатах можно было отчитаться позже, да и сфабриковать их тоже обычно не составляло труда. Эта ситуация прекрасно отражена в уже упоминавшихся воспоминаниях бывшего агента СД П. П. Соколова: