Вспомним, что примерно в это же время НКВД начал осуществление еще одной операции — знаменитого агентурного дела «Монастырь», в ходе которого немцам подставлялась другая организация, известная как «Престол». Правда, в данном случае эта легендированная антисоветская религиозно-монархическая структура опиралась частично на агентуру НКВД, а частично — на действительно враждебно настроенных к режиму бывших дворян, влачивших, без преувеличения, нищенское существование и с нетерпением ожидавших немецких «братьев-освободителей». Параллель с «Союзом русских офицеров» напрашивается сама собой. Следует отметить только, что в случае с Красной Армией контрразведка явно не могла позволить себе роскошь в случае успешного завершения игры организовать показательный судебный процесс над изменниками. Это могло на пустом месте создать иллюзию отсутствия монолитности в офицерском корпусе и нанести невосполнимый урон в пропагандистском отношении. Конечно, никто в советском руководстве никогда бы не пошел на подобную дискредитацию собственных вооруженных сил, да еще и на вымышленной органами госбезопасности основе.
Однако вернемся к фигуре Загладина. Даже при условии того, что он честно отработал отведенный ему срок в амплуа фиктивного руководителя антисоветской подпольной организации, исчерпал свои оперативные возможности и был выведен из операции, отправка его в Среднюю Азию выглядела достаточно странной мерой. Вспомним, что генерал-майору было в то время всего 55 лет, он не болел и прожил еще 16 лет, он не был под следствием и тем более под судом, имел два ордена Красного Знамени и уже хотя бы по совокупности этих обстоятельств не мог считаться подлежащим списанию в тираж. К тому же в феврале 1945 года война хотя и клонилась к концу, но была еще в разгаре, и оправдывать не слишком почетную ссылку Загладина в Ташкент будущим значительным сокращением генеральских должностей нельзя. Напрашивается вопрос: не был ли его перевод еще одним оперативным мероприятием в рамках той же игры, призванным продемонстрировать негласным наблюдателям, что генерал и в самом деле причастен к чему-то не одобряемому властями? И что у него после этого уменьшаются разведывательные возможности, но возрастает мотивация борьбы с режимом, несколько приутихшая после почти трехлетнего пребывания на ответственных должностях в наркомате?
Вспомним, что сообщил Таврину о существовании генерала Загладина и «Союза русских офицеров» Илья Дмитриевич Якушев (Палбицын, Полбицын), причем сделал это не по линии «Цеппелина», а в порядке частной инициативы. О его практически не изученной фигуре не известно почти ничего. Это довольно загадочная личность, относительно которой имеются только отрывочные и зачастую заведомо неверные сведения. В частности, утверждалось, что он якобы являлся офицером ВМФ СССР, скорее всего, из берегового состава, а затем был отправлен на сухопутный фронт. Когда все это произошло — неизвестно, как он перебежал к немцам — тоже. Со слов Таврина, пересказывавшего самого Якушева, до нас дошли две крайне сомнительные и маловероятные версии его дальнейшего жизненного пути. Согласно первой из них, якобы весной 1944 года на Западном фронте Якушев добровольно сдался в немецкий плен. Вторая версия заметно изощреннее и цветистее. Вот как она изложена в протоколе допроса:
«Вопрос: — Что именно вам рассказал ЯКУШЕВ?
Ответ: — ЯКУШЕВ рассказал, что незадолго до начала войны с немцами он был уволен из Северного военно-морского флота за какие-то проступки, но в связи с войной, как специалист, был возвращен во флот. Там он связался с антисоветской организацией, именовавшейся «Союз русских офицеров», но вскоре обнаружил за собой слежку и, дезертировав из флота, прибыл в Москву.
В Москве, по его словам, он установил связь со своим знакомым, также участником организации «Союз русских офицеров» — майором ПАЛКИНЫМ.
Далее, по словам ЯКУШЕВА, ПАЛКИН свел его с генерал-майором ЗАГЛАДИНЫМ (звание, как и выше фамилия, вписано в протокол от руки. — Ред.), который также являясь участником организации, назначил ЯКУШЕВА заместителем командира полка на Западный фронт. Командир этого полка (фамилии его ЯКУШЕВ не назвал), в звании майора, также являлся участником «Союза русских офицеров» и ЯКУШЕВ от ЗАГЛАДИНА, якобы, получил к нему явку.
Вопрос: — А что вам рассказал ЯКУШЕВ о своей антисоветской работе в период пребывания его на Западном фронте?
Ответ: — ЯКУШЕВ рассказал мне, что он связался по антисоветской работе с командиром полка.
Осенью 1943 года ЯКУШЕВ был вызван для беседы в Особый отдел, где из разговора с сотрудником он, якобы, понял, что о «Союзе русских офицеров» что-то стало известно Особому отделу. ЯКУШЕВ рассказал об этом командиру полка и ими было решено застрелить участника организации старшего лейтенанта интендантской службы, которого они подозревали в связи с Особым отделом. Под предлогом расстрела за невыполнение приказа командира полка, этот старший лейтенант был убит ЯКУШЕВЫМ.
За это убийство ЯКУШЕВ и командир полка были арестованы и сидели в Смоленской тюрьме. Оба они были приговорены к расстрелу, но ЯКУШЕВУ расстрел был заменен 15-ю годами заключения с направлением на фронт в штрафную часть, откуда он и перешел на сторону немцев».
Все это вызывает крайние сомнения по целому ряду причин. Еще раз напомним, что в штрафные батальоны запрещалось направлять военнослужащих, осужденных по статьям УК, предусматривавшим в своих санкциях высшую меру наказания. Абсолютно нелогичным выглядит убийство заговорщиками офицера, заподозренного ими в связи с контрразведкой и выдаче тайны организации, это было бы не просто бессмысленно, но и крайне опасно. Офицер, дезертировавший из частей флота, тем более по причине обнаруженной им слежки за собой, неизбежно находился в розыске, потому возвращение его на службу, да еще на должность заместителя командира полка, было попросту невозможно. В общем, приходится констатировать, что все это более чем сомнительно.
Достоверно установлено лишь то, что Якушев действительно служил в постоянном составе «Цеппелина» и отвечал за документальное обеспечение агентов, а это означает, что перебежчик пользовался у немцев значительным доверием. Как он завоевал его — остается неясным, поскольку для этого Якушев должен был предпринять нечто экстраординарное. На этой стадии войны перебегавшие к противнику командиры Красной Армии часто являлись подставами советской контрразведки, о чем немцы не могли не догадываться. Не исключено, что Якушев в плену рассказал о «Союзе русских офицеров» и дал СД выход на Загладина и других участников (или «участников») этой подпольной антисоветской организации, что и в самом деле могло надежно послужить укреплению доверия немцев к нему.
Примечательно, что перед заброской Таврина в советский тыл немцы не давали ему явки к Загладину и Палкину, террорист неофициально получил их от скромного работника-документалиста, который к тому же настоял на фиксации агентом этих фамилий на бумаге. Нам уже никогда не установить, доложил ли Таврин об этом руководству (а теоретически он должен был поступить именно так, тем более что все это вообще могло оказаться проверкой). И мы равным образом никогда уже не узнаем, чем в действительности в данном случае руководствовался Якушев. Выполнял ли он задание немцев по проверке агента? Не исключено. Стремился ли он вести свою, отдельную игру? Маловероятно, поскольку Якушев не мог не понимать, что полученное Тавриным задание практически не оставляет ему шансов выжить или избежать захвата. В случае гибели агента все старания были бы бесполезны, в случае задержания и допросов — гарантированно вели к провалу организации. Но мог быть и еще один, самый вероятный с точки зрения логики вариант. Если Якушев являлся советским агентом и узнал о важности задания Таврина в Москве, то он мог попытаться навести его на засады у Палкина и Загладина. Возможна вариация этой версии. Не исключено, что Якушев остался без связи с Центром, и тогда гарантированный провал Таврина почти наверняка обеспечивал на допросах в советской контрразведке рассказ о нем. Собственно, именно последнее и произошло в действительности. Кроме того, вспомним о недочетах в документальном обеспечении агентов, в особенности о странностях с командировочным удостоверением младшего лейтенанта Шиловой. Допущенные в документах ошибки могли послужить ясным сигналом для контрразведчиков и привести к аресту агентов. Эти действия Якушева весьма напоминают аналогичные поступки других советских агентов или просто честных патриотов в разведорганах противника. Все перечисленное дает основания заподозрить, что Якушев являлся советским агентом в «Цеппелине» и с огромным риском для себя пытался пресечь будущий теракт, а возможно, провалить еще и других агентов. Однако если останавливаться на такой версии, то неизбежно появляется необходимость объяснения странного факта отсутствия у немцев системы перепроверки подготовленных Якушевым документов, неточности и промахи в которых выявились бы сразу же даже при поверхностном контрольном осмотре. В целом и эта фигура, и непонятное доверие «Цеппелина» к его работе заслуживают отдельного изучения.
Отметим еще некоторые особенности «дела Таврина». В опубликованных выдержках из него отсутствуют трофейные документы, что, впрочем, объяснимо, поскольку архивы «Цеппелина» попали в СССР далеко не полностью. Однако в ряде публикаций, тем не менее, проскальзывают ссылки на некое захваченное досье Таврина и цитируются выдержки из него. Все это весьма странно и вызывает серьезные сомнения в аутентичности этих цитат, поскольку прошедшие с момента поимки террористов семь десятилетий, казалось бы, напрочь лишили всякого смысла сокрытие документов. Однако их упрямо не обнародуют, и это заставляет серьезно задуматься над возможной фальсификацией, тем более что многочисленные авторы, как мы видели, неоднократно преподносили читателям заведомо ложные сведения. Эти прискорбные факты заставляют сомневаться и во всем остальном.