— Нет. Они точно знали, что не смогут на него выйти. Им нужна была она. И должна быть причина, по которой ее хотели убить.
— Она работала в офисе Дзевоньского. Этого достаточно, — упрямо напомнил Саймонс. — В моей практике таких случаев сколько угодно. Убирают всех свидетелей.
— Свидетелей чего? — разозлился Дронго. — Что она может рассказать? Что она знает? У нас есть его фоторобот, о нем может все рассказать сам Дзевоньский, а она видела только приходившего к ним мужчину и больше ничего не знает. Тогда почему ее хотят убить?
— А почему убили остальных? — начал нервничать Саймонс.
— Им важно было разгромить офис. Поэтому они и перебили всех находившихся там людей. Сожгли документы, похитили жесткие диски. Но почему они так упрямо преследуют Олесю Бачиньскую?
— Перестаньте, — вмешался Конелли. — Мы все равно ничего не узнаем таким образом. Нужно заканчивать.
— Да, — согласилась Нащекина, — очевидно, она ничего не может вспомнить.
— Олеся, — попытался в последний раз Дронго, — вспомните, где еще вы могли встретить этого человека? В ресторанах, в барах, в кафе, в клубах, в театрах, на футболе… Где?
Она опять нахмурилась, пытаясь вспомнить.
— Перестаньте, — строго сказал, поднимаясь со стула, Конелли, — все и так ясно.
— Нельзя выжать из человека то, чего он не помнит, — рассудительно пробормотал Саймонс. Ему было приятно, что этот приехавший щеголь потерпел поражение. Он справедливо подозревал, что сам накануне потерпел неудачу именно из-за того, что этот тип был рядом с женщиной. И возможно, нравился ей.
— Вам придется охранять ее все время, — тихо произнес Дронго по-русски, обращаясь к Конелли, — пока мы не найдем этого человека. Вы допускаете ошибку.
— Мы применим к ней программу защиты свидетелей, — отреагировал тот. — В нашей стране с этим нет особых проблем. Мисс Бачиньская не может вернуться в Бельгию. Кроме того, она стала наследницей миллионов своей убитой родственницы. И наверняка сама не захочет уехать обратно в Европу.
Бачиньская поняла, о чем они говорят.
— Я не хочу в Европу, — заявила она по-польски. — Мне лучше остаться здесь.
— Вы останетесь, — успокоил ее Дронго, обращаясь к ней по-английски, — можете ни о чем не волноваться. Тем более что вы тут получили наследство. Надеюсь, с его оформлением у вас не будет проблем.
— Спасибо. — Олеся вдруг изменилась в лице. — С оформлением? С оформлением этой квартиры?
— Нотариус подтвердит завещание, — вмешался Саймонс. Он поднялся, собираясь выйти.
Следом за ним поднялась Нащекина. Только Дронго упрямо сидел на стуле.
— Пойдемте, — предложил Саймонс. Этот тип вызывал у него теперь сожаление.
— Возможно, она еще что-то вспомнит, — предположил Конелли.
— Да, — вдруг сказала Олеся, — я его видела еще один раз.
Все обернулись к ней. Саймонс нахмурился. Он не ожидал такого развития ситуации.
— Я видела его, когда мы вместе с Раулем оформляли машину, — вдруг ошеломленно сообщила Олеся. — Он был в офисе той фирмы. Они сидели втроем. Когда мы проходили, дверь закрыли, но я его заметила. И он тоже нас увидел. Меня с Раулем.
— Кто такой Рауль? — быстро спросил Конелли.
— Это мой друг. Бывший друг, — поправилась Бачиньская.
Нащекина шагнула к ней. Она не могла поверить, что ситуация так изменилась.
— Название фирмы помните?
— «Одеон». Они торгуют автомобилями. В основном подержанными. Но привозили на заказ и новые машины.
— Как зовут вашего друга? — громко спросил Конелли.
— Рауль Феррейра, — ответила Бачиньская, — он сейчас выступает за итальянский футбольный клуб.
— Какой клуб? Название помните?
— Да, конечно. Он выступает за «Парму». Они его купили.
Конелли и Саймонс переглянулись. Первый достал сотовый телефон и набрал номер.
— Срочно найдите мне номер телефона футбольного клуба «Парма». Да, в Италии. Срочно. Код я знаю, конечно.
Все смотрели на Дронго. Он единственный сохранял относительное спокойствие.
— Вы уверены, что видели его именно там? — уточнил Конелли.
— Да, я вспомнила. Мы оформляли машину. Новый «Лексус» для Рауля. И там я увидела этого русского. Он сидел в офисе с двумя другими мужчинами. Увидев нас, он отвернулся и ничего не сказал. Но я его рассмотрела.
Раздался телефонный звонок. Конелли, прижав телефон к уху, молча записал номер, который ему продиктовали. Затем начал звонить в Италию. Через минуту ему ответили.
— Это футбольный клуб «Парма»? — спросил он по-итальянски.
— Да, синьор, чем мы можем быть полезны?
— Меня интересует футболист из Португалии, выступающий за ваш клуб. Рауль Феррейра. Скажите, я могу узнать номер его телефона?
— Извините, синьор, но разве вы не знаете о том, что с ним случилось?
— Нет, не знаю.
— Он погиб три дня назад в автомобильной катастрофе. Выехал на своем мотоцикле на встречную полосу и погиб. Очень сожалею, синьор, но об этом написали все наши газеты.
— Спасибо, — Конелли положил трубку и повернулся к Дронго.
— Не говорите ничего в ее присутствии, — попросил по-итальянски тот. Он уже понял, что произошло что-то трагическое.
— Спасибо, госпожа Бачиньская, — кивнул Конелли, — вы можете подождать нас в другой комнате.
Саймонс нахмурился.
— Что случилось? — не выдержал он.
Конелли терпеливо ждал, когда выйдет Олеся. Она встала, недоуменно взглянула на них и переспросила:
— Мне выйти?
— Мы закончили, — кивнул Конелли. — Можете подождать нас в соседней комнате.
«У этого американца абсолютно железные нервы, — подумал Дронго. — Он никак не выдал своего потрясения». Бачиньская молча вышла из комнаты. Когда за ней закрылась дверь, Саймонс недоуменно взглянул на Конелли. Тот тихо сообщил:
— Ее друг погиб в автомобильной катастрофе три дня назад.
— Убийство, — понял лейтенант.
— Безусловно, — кивнул Конелли. — Наш гость был прав. Очевидно, этот русский запомнил несчастную девушку и ее друга. И с этого момента их участь была предрешена. Девочке повезло, ее спасло только чудо. Бачиньскую должны были убить, как и остальных.
Саймонс умел признавать профессионализм других. Он был лейтенантом чикагской полиции, а в американской полиции лейтенантом не может стать случайный человек, не обладающий настоящими профессиональными навыками. И не уважающий других профессионалов. Поэтому он повернулся к Дронго и протянул ему руку.
— Вы оказались правы, — сказал он. — Ее хотели убить именно из-за этого.
Нащекина улыбнулась. Ей было приятно, что Дронго сумел доказать свою правоту. И их дальняя поездка оказалась не напрасной.
РОССИЯ. МОСКВА. 9 МАРТА, СРЕДА
Машков собрал свою комиссию вечером, когда получил первые сообщения из Америки о допросе Олеси Бачиньской. В Чикаго было около полудня, тогда как в Москве — уже девять часов вечера. Генерал посмотрел на офицеров, сидевших с ним за одним столом. Его окружали люди, которые десятки лет работали на государство, были отмечены высшими наградами страны, много раз рисковали жизнью, получали ранения, были безусловными профессионалами. Он не мог и не хотел верить, что один из них способен оказаться предателем. Некоторых из присутствующих Машков знал уже много лет. С ними не было только Дронго и Нащекиной, которые находились в данный момент в командировке за океаном.
— Бачиньская вспомнила, что видела заказчика в автомобильной фирме «Одеон», куда приезжала со своим другом, португальским футболистом Раулем Феррейрой, оформлять его автомобиль, — сообщил Машков. — Ее друг затем переехал играть в Италию за футбольный клуб «Парма». Три дня назад он погиб в автомобильной катастрофе. Есть все основания полагать, что его убрали. Американцы полагают примерно так же. Их эксперты вылетят в Италию для тщательной проверки и в Бельгию на поиски неизвестного пока нам Андрея Михайловича. И судя по размаху его деятельности, Дзевоньский мог оказаться не единственным исполнителем этого «заказчика».
— Нужно немедленно послать в Бельгию наших людей, — предложил Полухин, — прямо сейчас. У американцев уйдет на согласование несколько дней. А мы можем задействовать наше посольство в Брюсселе и перевести несколько человек из Голландии и Франции. Прямо сегодня. Завтра утром у американцев будет ночь, мы можем постараться их опередить.
— Правильно, — согласился Машков, — я прошу вас, Алексей Николаевич, передать наши просьбы во все посольства. Пусть соберут всех, кого можно, задействуют наши резидентуры в этих странах.
— Мы засветим наших людей и ничего не добьемся, — недовольно проворчала Чаговец.
— Это тот случай, когда не задействовать их — значит допустить еще более грубый просчет, — возразил Машков. — У нас есть что-нибудь по Гейтлеру? — спросил он у Полухина.
— Проверяем все его связи, — ответил тот, — буквально каждого человека, с кем он мог контактировать. Составили списки, уточняем, где он мог бывать, с кем встречаться. Людей много, но мы проверяем каждого.
— У него была здесь женщина? Или какие-нибудь случайные связи?
— Если и были, то о них никто не знает. И вообще он приезжал с женой и дочерью. Мы проверяем людей даже в детском садике и в школе, куда ходили его внуки.
— Ясно. А что говорят офицеры, которые с ним работали?
— Он выдающийся специалист, — сообщил Полухин, — может быть, самый лучший из тех, с кем мы когда-либо сталкивались. Я вообще не понимаю, как можно было отпустить такого человека. Наша кадровая политика в девяностых отличалась отсутствием всякой логики. Отказаться от такого специалиста!.. Нужно было предложить ему в сто раз больше денег и оставить в Москве. К сожалению, мы еще не научились ценить достойных людей.
— Кто мог знать, — недовольно заметил Богемский, — что он снова приедет к нам с таким заданием? Если бы можно было всех купить…
— Не всех, — возразил Полухин, — я говорю о настоящем профессионале.
— Полковник Кашаев, что у вас? — решил прервать несколько затянувшийся спор Машков.