– Ага, вот и распределительный щит. – Латур постучал согнутым пальцем по жестяной крышке. – Посвети-ка мне.
При свете зажигалки он открыл крышку щита и щелкнул выключателем аварийного освещения – над щитом зажглась тусклая лампочка, свет которой показался ярче сияния полуденного солнца.
– Остальное обесточено, – сокрушенно вздохнул Латур, вглядываясь в темноту тоннеля. – Это оставили для монтеров, проверяющих линию. Так, посмотрим по схеме, куда нам надо двигаться.
– Долго не выдержим, – ложась на бетонный пол, тихо сказал Ривс. – Задохнемся. Придется вылезать наверх. Здесь есть выход?
– Найдется. – Латур закрыл крышку щита и подал Ривсу руку. – Вставай, пойдем.
– Куда? – вытирая рукавом потное лицо, криво усмехнулся Ривс. Духота подземной галереи давила, и он готов был на все, лишь бы кошмарные и, как ему казалось, бесплодные блуждания в темноте подземелья скорее закончились.
– Вперед, – потянул его Латур. – Линия идет к парку на окраине. Думаю, там мы сможем выйти наверх.
С трудом поднявшись, Ривс пополз следом за бывшим депутатом, мечтая о глотке свежего воздуха. Постепенно свет лампы, оставшейся у них за спиной, становился все слабее, и вскоре они опять оказались в темноте. Над головами что-то прогрохотало, и Латур остановился, напряженно прислушиваясь.
– Кажется, над нами шоссе, – сказал он. – Значит, осталось недолго. Ты как?
– Держусь.
И они поползли, с трудом двигая казавшимися налитыми свинцом ногами и руками. Где-то пискнули крысы, снова загрохотало над головой, и Латур пробормотал, что это, скорее всего, идут грузовики. Ривс пытался представить, что сейчас делается на оставленном ими складе, – наверное, полицейские надели противогазы и ворвались в ангар, но не нашли там беглецов и теперь совещаются, а может быть, уже догадались, куда скрылись разыскиваемые и идут по их следу? Но сзади не мелькают огни фонарей и не слышно шума погони. Неужели удастся добраться до парка?
Наконец Латур остановился и, нащупав в темноте скобы, ведущие наверх, подтолкнул к ним Ривса:
– Поднимись, ты сильнее меня. Слегка приподними крышку люка и посмотри. Только не вылезай сразу.
Протиснувшись в узкий ствол колодца, Ривс поднялся по скобам и, уперевшись спиной в одну стенку, а ногами в другую, слегка сдвинул крышку люка – сразу потянуло свежим воздухом, от которого закружилась голова. На улице был поздний вечер, но ему все равно показалось, что светло как днем – горели разноцветные огни реклам, светились гирлянды лампочек на колесе обозрения и шатре карусели, вспыхивали неоном названия аттракционов и ярко сияла надпись «Кегельбан». Да, Латур не ошибся, это парк «Шести Флагов».
Но почему не видно обычной для этого часа толпы, жадной до развлечений, почему не гремит музыка у аттракционов, не крутятся карусели и колесо обозрения, не стучат шары в кегельбане и не снуют по аллеям мелкие торговцы, во весь голос расхваливая свой товар?
Немного осмелев, Ривс еще больше сдвинул крышку люка и, осторожно высунув голову, осмотрелся: похоже, парк пуст. Неужели они блуждали под землей так долго, что успела наступить ночь и парк закрыли? Часов у них нет, небо над городом темное, аттракционы бездействуют, и вдалеке, за решеткой ограды, не видно потока машин. Что же, будем считать это удачей.
Он вылез из колодца и помог выбраться на поверхность ослабевшему Латуру. Закрыв люк, они пробрались туда, где потемнее, и улеглись на траву под густыми кустами.
– Здесь нас вряд ли будут искать, – шепнул Латур. – Но до утра надо уйти. У тебя есть надежное место в городе?
– Нет, – переворачиваясь на живот, ответил Ривс. Какие у него могут быть надежные места, после стольких лет, проведенных в тюрьме? Под ребра уперлась рукоять засунутого за пояс брюк пистолета, и он вытащил его, переложив в карман. Конечно, в случае чего, с этой игрушкой не пойдешь против полицейских автоматов, но с оружием как-то спокойнее себя чувствуешь.
– Если хочешь, можем вместе отправиться к моему знакомому, – предложил Латур, поднимаясь на ноги.
Стараясь держаться в тени, они дошли до ограды и перелезли через нее, очутившись в слабо освещенном переулке – тротуары пусты, ни одного прохожего, словно все вымерло, хотя в окнах домов горел свет и за занавесками колебались тени. Около подъездов замерли припаркованные автомобили, шелестели на ветру кроны пальм, росших по краям тротуаров, откуда-то доносились звуки радио или работавшего телевизора – прислушавшись, Ривс уловил знакомую мелодию: военный оркестр играл марш бронетанковых войск.
У перекрестка пришлось остановиться – впереди темнел бронетранспортер, и рядом с ним прохаживались солдаты в касках, вооруженные автоматами.
– Из-за нас? – разглядывая патруль, недоуменно пожал плечами Латур.
– Было покушение на президента, – ответил Ривс. – Здесь не пройдем, придется искать другие пути. И вообще, куда мы направляемся?
– В музей. Там работает мой старинный приятель. У него служебная квартира в здании музея этнографии. Знаешь, где это?
Ривс кивнул и потянул Латура за угол – один из солдат патруля повернулся в их сторону и начал вглядываться в полумрак переулка.
Посовещавшись, беглецы решили вернуться в парк и, пройдя через него, попытать счастья на других улицах.
Вторая попытка оказалась более удачной – им удалось незаметно проскользнуть мимо постов и выбраться в прилегавший к музею сад. Через несколько минут Латур негромко постучал в окно служебной квартиры своего приятеля.
Смотритель музея оказался седым, сгорбленным человеком, с иссеченным морщинами лицом. Ни о чем не расспрашивая, он провел их в комнату и, указав на остатки ужина, просто сказал:
– Подкрепитесь. Я все знаю, сегодня о вас говорили по телевизору. Это твой друг? – темные глаза смотрителя, прятавшиеся под нависшими бровями, в упор уставились на Ривса.
– Да, мы вместе бежали, – наливая себе воды, ответил Латур. – Ты можешь приютить нас на некоторое время?
– Оставайтесь, – пожал худыми плечами хозяин и подошел к телевизору.
– Почему везде военные? – рассматривая висевшие на стенах ритуальные маски, бубны и копья кочевников, спросил Ривс. Есть ему совершенно не хотелось, но горло пересохло от страшной жажды, и он, взяв со стола кувшин, отпил прямо из узкого горлышка.
– Вы ничего не слышали? – Смотритель включил телевизор. На экране появился плотный человек в военной форме. – Сегодня убит президент и власть в руках армии, вернее, столичного гарнизона. Видите, выступает глава военного комитета.
– Полковник Колар, – потрясенно прошептал Ривс и обессиленно опустился на циновку...
Дома никого не было и, пошатавшись по комнатам, Греди не сразу вспомнил, что вчера сам отправил жену и детей в загородный дом – в случае осложнения обстановки им лучше быть в полной безопасности. Глупец, если бы вчера он знал, как обострится обстановка!
Лоб пылал, словно у него внезапно поднялась температура, в голове вертелась какая-то навязчивая мысль, которую никак не удавалось додумать до конца, по телу время от времени пробегала нервная дрожь и, как при насморке, скребло в носоглотке. В ушах звучал голос президента, сказавшего на прощание о предательстве. Эдвин тогда не ответил, надеясь вернуться через несколько минут и рассеять сомнения, а теперь уже не ответишь. Разве что приведется встретиться на Страшном суде?
Открывая дверцы шкафов, выдвигая ящики, Греди что-то искал, лихорадочно вороша вещи, бросая все на пол, переступая через кучи тряпья и ставшие теперь абсолютно ненужными папки с деловыми бумагами, не найдя нужного, начинал поиски вновь, бормоча бессвязные ругательства и угрозы.
Наконец его пальцы нащупали нечто холодное, твердое и ребристое. Сунув руку глубже, Эдвин вытащил из ящика шкафа крупнокалиберный револьвер. Вот оно! Так, а где патроны? Когда в доме дети, необходимо держать патроны отдельно от оружия. Дети, бог мой, дети! Слава создателю, что они не видят своего отца сейчас и вообще не видят творящегося в городе кошмара.
Патроны нашлись в ящике стола. Обдирая кожу на пальцах, Эдвин открыл защелку барабана – он никогда не был стрелком или любителем оружия, и почти забыл, как им надо пользоваться, – и дрожащими руками начал совать патроны в каморы. Постепенно он немного успокоился и сумел зарядить револьвер. Сунув его в карман пиджака, Греди подошел к зеркалу и поглядел, не слишком ли бросается в глаза спрятанное под одеждой оружие, а потом попробовал быстро выхватить револьвер. Ничего не получилось – оружие все время за что-то цеплялось, и он понял, что его убьют раньше, чем он сумеет осуществить свое намерение.
Тогда он сунул револьвер за пояс брюк – конечно, не слишком удобно, но зато можно достаточно быстро им воспользоваться.
Чего уж теперь, если своевременно не догадался купить кобуру?
Присев к столу, он взял чистый лист бумаги и написал коротенькое письмо жене и детям. На другом листе сделал завещание и подписался. Выложил на стол все наличные деньги и чековую книжку; глядя пустыми глазами в стену, выкурил сигарету и, аккуратно затушив ее в пепельнице, поднялся.
Прошелся еще раз по комнатам, трогая руками вещи, с которыми успел сродниться, ласково погладил корешки книг, стоявших на полках, провел пальцем по клавишам рояля и, словно убоявшись раздавшихся звуков, захлопнул крышку инструмента. Хватит тянуть время, пора.
Встав перед видеокамерой, Эдвин сжато рассказал о встрече с Хоном и последовавших за этим событиях. Убедившись, что запись получилась качественной, он позвал в дом садовника – местного уроженца, работавшего у него уже несколько лет. Садовник вошел и остановился у порога, исподлобья глядя на хозяина.
– Ты хорошо знаешь город? – заворачивая в старую газету записанную им видеокассету, спросил Эдвин.
– Да, – садовник явно не знал, куда девать свои темные, натруженные руки со взбухшими венами.
– Отправляйся сейчас в пресс-центр, разыщи там Роберта Коннори, ты его видел у меня, и отдай этот сверток. Уходи немедленно, лучше всего через сад. Тебя никто не должен видеть и ты обязан