– Некому, – глухо ответила Анна. – Я не вышла замуж.
– Почему ты открыла дверь?
– Я тебя сразу узнала, капитан Ривс, когда по телевизору показали твою фотографию, среди портретов других, бежавших из тюрьмы. И подумала: неужели Даниэль Ривс, потомок пуритан, выходец из семьи священника, мог совершить такие злодеяния?
– На мне нет крови, – опустил голову Даниэль. – Обстоятельства сложились так, что я оказался среди бежавших. Но я благодарен судьбе за это.
– Подожди ее благодарить, – она боком присела на узкий подоконник, – услышав шум, я набралась смелости и спустилась вниз посмотреть в глазок, что делается на улице, и вдруг увидела твое лицо. Это было как удар молнии!
Докурив, Ривс поднялся и подошел к окну. Внизу раскинулся город, убегали вдаль почти пустые улицы с редкими автомобилями на них, качались под ветром кроны деревьев и как на ладони была видна площадь Верховного суда и его здание, окруженное пикетами автоматчиков.
Смяв в пальцах окурок, он долго смотрел поверх крыш на здание суда. Анна тихо вытирала ладонью катившиеся по щекам слезы.
– У тебя есть машина? – отбросив превратившийся в комочек окурок, спросил Ривс.
– Да, малолитражка. Она во дворе.
– Дай мне ключи! – он требовательно протянул руку. – Мы здесь как в мышеловке, и если они придут, то не пощадят обоих.
– Что ты задумал? – она слезла с подоконника и заглянула снизу вверх в его заострившееся лицо.
– Мне надо побывать дома и еще кое-где.
– Но тебя повсюду ищут. И потом...
– Ты боишься? – он положил ей руку на плечо и почувствовал, как оно вздрогнуло. – Ну, говори, боишься дать мне машину?
– У тебя дома никого нет, – Анна отвернулась.
– Глупости, – Ривс сильнее сжал ее плечо, – не болтай глупости! Ты все еще не можешь мне простить? Я регулярно получал передачи, и мне переводили деньги на счет, чтобы я мог пользоваться тюремной лавкой. Кто же это делал?
– Я, – опустив голову, ответила Анна.
– Нет! – он отшатнулся и закрыл уши ладонями, повторял, как заклинание. – Нет, нет!
– Даниэль! – она прижала его голову к своей груди и начала гладить по волосам, успокаивая, как маленького.
Высвободившись, он уселся на пол и, раскачиваясь из стороны в сторону, застонал, скрипя зубами: неужели она говорит правду? Воистину, не нужно торопиться благодарить судьбу!
– Что произошло? – сжимая ладонями виски, спросил Ривс. – Говори, я выдержу.
– Твоя жена покончила с собой, а дочь умерла в приюте.
– О боже! А где же были мои родители? И почему Лола решилась на самоубийство?
– Родители умерли. Лолу изнасиловали контрразведчики, и она повесилась. Их всех зарыли в общей могиле на кладбище для бедных, поскольку некому было заплатить за похороны. Поверь, я ничего не могла сделать для них тогда.
Даниэль поднялся и, пошатываясь, подошел к окну. Упершись пылавшим лбом в холодное стекло, долгим взглядом уставился на мерцавший огнями город.
– Дай мне ключи от машины, – наконец попросил он.
Анна подошла к столу и, открыв сумочку, вынула ключи. Зажав их в кулачок, она коснулась им спины Ривса:
– Возьми, но скажи, что ты задумал?
– Мне надо найти Португальца. Ты помнишь его?
– Да, – опустив руку, Анна вздохнула, – он живет неподалеку отсюда. Но стоит ли тебе ехать к нему?
– Что еще?! – резко развернулся бывший капитан. – Что?
– Говорят, Португалец сошел с ума...
– Господин Коннори?
Роберт отставил недопитый коктейль и обернулся – вышколенный слуга бара пресс-центра ответил на его недовольный взгляд заученной любезной улыбкой.
– Вас спрашивает какой-то местный оборванец.
– Скажи, что я сегодня не подаю за уголовную информацию, – усмехнулся Роберт, поворачиваясь к слуге спиной, но тот не ушел:
– Прошу извинить, господин Коннори, но он очень настаивал и просил сказать, что выполняет поручение своего хозяина, господина Греди.
– Вот как? Где он, веди?!
Быстро сбегая следом за слугой по лестнице, Роберт чувством опытного газетчика угадал в неожиданном визите как бы бутон еще не распустившегося цветка очередной сенсации. Еще бы, сегодня он оборвал все телефоны Греди, но не нашел того ни в президентском дворце, ни в парламенте, ни в клубе, ни дома. А тут такие события – бегут из тюрем государственные преступники, террористы обстреливают дворец парламента, а потом убивают президента, и власть захватывают офицеры столичного гарнизона. Как в Латинской Америке начала века! И нет никакой возможности получить информацию прямо из первых рук, от Эдвина...
Внизу ждал пожилой человек с большими, расплюснутыми работой руками. Убедившись, что перед ним действительно Роберт Коннори, он подал корреспонденту продолговатый предмет, завернутый в газету:.
– От моего хозяина.
Роберт достал бумажник, но посланец Греди отказался принять деньги и ушел.
Развернув газету, Роберт увидел видеокассету. Поднявшись наверх, он отыскал свободную кабинку в рабочем зале и включил видеомагнитофон. Буквально через пять минут он вылетел из кабинки и, судорожно запихивая кассету в карман, кинулся к телефону...
За доходными домами, образовавшими внешнюю, наиболее привлекательную сторону улицы, прятались кварталы трущоб, с запутанными дворами, темными проулками, затхлыми подъездами. К одному их таких домов, словно притаившемуся среди приземистых строений, Анна пригнала машину с лежавшим на заднем сиденье Ривсом. На их счастье, патрули в трущобах не ходили – по узким улочкам с трудом могла проехать малолитражка, не говоря уже о бронетранспортере или танке.
Остановив машину, женщина вышла и, оглядевшись по сторонам, дала знак Даниэлю вылезать из убежища. Взяв его за руку, она ввела бывшего офицера в полутемный подъезд и, поднявшись по лестнице, постучала в дверь квартиры.
Через несколько минут послышались шаркающие шаги и дверь распахнулась – за порогом стоял неопределенного возраста худой человек, зябко кутавшийся в старый домашний халат.
– Это ты, Анна? – вглядываясь в сумрак лестничной площадки, спросил он, пытаясь стянуть на голой груди, покрытой рубцами давних шрамов, расползавшиеся в стороны полы халата. – Кто это с тобой?
– Я привезла гостя, – входя в слабо освещенную прихожую крошечной квартирки, ответила женщина.
Хозяин провел их в узкую, похожую на пенал комнату и зажег свет.
– Даниэль? – Как слепой, протянув руки, он кончиками пальцев провел по лицу Ривса.
– Что они сделали с тобой? – прижимая худое тело Португальца к груди, простонал Ривс.
– Тише! – хозяин закрыл ему рот грязной ладонью. – Могут услышать соседи. Ты бежал?
– Так получилось, – понизив голос, ответил Даниэль. – Они тебя пытали, да?
Португалец отстранился и вытер мокрое от слез лицо руками. Сгорбившись, прошаркал к продавленному креслу в углу, жестом предложив нежданным гостям присесть на тахту.
– Что теперь говорить об этом? – поджав ноги в рваных туфлях, пробормотал он. – Многое осталось в прошлом. Меня оставили в покое только благодаря тому, что я симулировал помутнение рассудка.
– У тебя сохранилась скрипка моего отца? – опускаясь на тахту рядом с Анной, поинтересовался Ривс.
– Скрипка? – лицо Португальца неожиданно оживилось, глаза заблестели. Он потер сухие ладошки, похожие на скрюченные птичьи лапки, и, подмигнув Даниэлю, растянул в улыбке темные губы. – У меня есть еще кое-что, не хуже!
Вскочив с кресла, он метнулся к шкафу, открыл дверцы и, небрежно выбрасывая старое тряпье, начал рыться в нем, бормоча себе под нос:
– Скрипка... Прекрасно... Я так и думал...
Наконец он выпрямился и подал Ривсу скрипичный футляр, обтянутый облезшей черной кожей:
– Бери, инструмент в полном порядке.
Приняв из его рук футляр, Даниэль открыл замки и чуть приподнял крышку, но тут же захлопнул ее.
– Как ты себя чувствуешь, Португалец?
– Так меня звали в военном колледже, – осклабил в улыбке щербатый рот хозяин, – а теперь от прежнего Португальца остались только воспоминания. Ты знаешь, что нас предал Колар?
– Он предал всю страну, – мрачно прервал его Ривс. – Мне не на кого здесь положиться, кроме тебя.
– Анна тоже с нами? – опять устроившийся в кресле хозяин бросил быстрый взгляд на спутницу Даниэля.
– Даже если он попытается прогнать меня, ему это больше не удастся, – обнимая Ривса, ответила она.
Португалец ненадолго задумался, обгрызая ногти и строя гримасы, а Ривс не мог оторвать глаз от шрамов – чем его пытали: огнем, каленым железом или прикладывали к его груди открытые клетки с голодными, озверевшими крысами?
– Я не мог один, – словно оправдываясь, сморщился хозяин. – Понимаешь, не мог!
– Понимаю, – заверил Даниэль и, повернувшись к Анне, попросил: – Оставь нас, пожалуйста, наедине.
– Да, свари кофе, – кивнул Португалец. – Кажется, на кухне осталось немного.
Выходя, Анна услышала, как хозяин грустно сказал Ривсу, что у него в жизни уже не осталось ничего, чем стоило бы дорожить...
Когда она вернулась, неся на подносе кофейник, чашки и скромные бутерброды, Португалец сидел, запрокинув голову и, блаженно улыбаясь, смотрел в потолок, посасывая дешевую сигарету, а Даниэль расхаживал из угла в угол тесной комнатушки. Помогая Анне расставить на колченогом столике приборы, он легонько коснулся ее руки:
– Ты действительно решила остаться?
– Да.
– Вам не следует шататься по городу, – подал голос из своего угла Португалец. – Переночуйте у меня, тем более – завтра рано вставать. Я устроюсь на кухне или в прихожей...
Хон бегло просматривал сценарий церемониала принятия полковником Коларом присяги – выезд из резиденции на открытом автомобиле, приветствия народа, прибытие ко дворцу Верховного суда, почетный караул, опять приветствия, подношения цветов, речь...
«Откуда такая нездоровая тяга к почестям, – нервно выхватывая из стаканчика письменного прибора красный фломастер, разозлился Джеймс, – только лишняя потеря времени и никому ненужные формальности».