И пол гаража затрещал от наплыва желающих увидеть Мишино творение, а крыша завибрировала от охов, ахов и «ого-го!». Вслед за друзьями и приятелями макет захотели увидеть их родители, потом — коллеги родителей, друзья коллег и, по слухам, даже кто-то из администрации. Решено было на выходные выставить его в вестибюле родной школы, где работала Мишкина мама. Кто-то из взрослых предлагал устроить экспозицию в мэрию, но Мишка побоялся, что потом ему ничего не вернут. А он хотел изменять макет всякий раз, как будет изменяться город. Сделать его вечноживым.
Всю субботу, до самой ночи, макетисту рукоплескали. У ларьков и подъездов только и говорили, что о его произведении. А в воскресенье, под вечер, в школу наведался мэр. Разумеется, со свитой журналистов. Он чинно обошел макет, похвалил Мишку за «такую вот, знаете ли, конструктивную объективность», ткнул пальцем в пару не самых лицеприятных мест, «о которых мы, кстати, не раз уже ставили вопрос», подарил Мишке «Командирские» часы с партийной символикой и произнес в микрофон пару слов о том «как иногда полезен подобного рода взгляд на город». Всю ночь мы осторожно, по частям, переносили макет обратно в Гараж. Чтобы школяры чего не изувечили.
Мишка получил занятие на весь год. Он стал реже бродить по улицам с дворовыми ребятами, реже выезжать на рыбалку, реже являться на пивные посиделки — короче, почти прекратил вращаться в высших кругах. Днями и ночами сновал взад-вперед над своим макетом, вклеивая в него все больше правды. А иногда просто сидел, любуясь сделанным. Я искренне желал его спасти. Но не знал как. Даже отвлечь его на учебу было заведомо провальным предприятием. Мишка почти все время говорил только о своем детище. «Представляешь, я из гипса научился лепить. Скоро все парковые статуи скопирую. Совсем похоже будет!» «Я тут подумываю о том, чтобы в пруд, который у меня пленкой затянут, настоящую воду залить. Как думаешь, красивей станет?» И все — в таком духе. Хоть мне это быстро опостылело, я честно терпел и делал вид, что переживаю за каждый сантиметр игрушечного города. Но рано или поздно должен был совершит ошибку.
Это случилось в разгар майских зачетов. Я стоял в коридоре альма-матер с двумя девчонками, обсуждая недавнюю сдачу и последовавшую за ней бурную пьянку у кого-то на квартире. И зачет, и пьянка занимали меня не больше, чем оползни в юго восточном Китае. Но одна из девчонок — та, что носила светлые морские глаза, — вероломно захватила мое воображение и вторглась в сны. Сложив руки на груди, я с достоинством покачивался из стороны в сторону, добродушно улыбаясь их неуемному щебетанию и напряженно обдумывая, куда вставить следующую, заранее припасенную остроумность. И тут — как каменюка из пращи! — из притуалетной «курилки» вылетел Мишка
— Ты слышал — автостоянку у станции убрали! А что там теперь будет, неизвестно.
Его появление до того меня обескуражило, что я только рассеянно пробормотал:
— Какую стоянку?
— Ну, у самой железнодорожной платформы. Как утром к электричке идешь, направо посмотри!
Я был готов задушить засранца. Мало того, что испохабил светскую беседу, так еще и поведал всему миру о том, что я живу в дыре, из которой ездят на электричках.
— Вот и гадай, что мне делать, — нс унимался Мишка. — Ломать свою стоянку глупо: вдруг новую такую же сделают А оставить — тоже неправильно: не отвечает действительности...
Левочки переглянулись. Им этот парень с тонкими подростковыми усиками и длинными вихрастыми волосами явно напоминал блаженного. Вроде тех, что носятся по лесам с деревянными мечами, изображая героев Толкиена.
— Слушай. Миш, давай это... не сейчас...
— А что? Ты занят? — Мишка наконец заметил девушек. И попытался им улыбнуться. Видимо, ожидая, что я представлю его. Но я оставался безмолвен, жесток и недвижим. Помолчав еще с четверть минуты, Мишка медленно поплелся по коридору. Больше он не звонил.
Месяц прошел с того дня. С лазурноглазой у меня ничего не выгорело, но это к тому времени уже не имело важности. Ибо зарумянилось лето, дорогу к счастью преграждали только два экзамена, и грядущая вольность уже подмешала в воздух свой медовый привкус. В одну из теплых ночей меня разбудил стук в окно. Мы жили на втором этаже, и те, кто хотел вызвать меня, минуя осредников-родственников, нередко кидали в стекло всякие предметы: зимой — снежки, летом — комки земли или крышки от пивных бутылок, утяжеленные жвачкой. Я выглянул. В свете фонаря Мишкина шевелюра отливала металлом. Он яростно жестикулировал, будто его непрерывно били током. Движения были совершенно недвусмысленными: Мишка не просто хотел, чтобы я спустился. Он требовал, чтобы я спустился сию минуту.
— Спаси, помоги! Только ты можешь убедить меня, что все это сон! Скажи мне, что я сплю!
—Да о чем ты?
— Пошли, сам все увидишь. Это просто сумасшествие какое-то!
И, разумеется, поволок меня в свой несравненный гараж. По дороге я мучился самыми разнообразными предположениями: кто-то украл его макет, в гараже случился пожар, на второй этаж вселились бомжи... Словом, перебрал кучу драматических вариантов, но к тому моменту, когда ступеньки гаражной лестницы вновь заскрипели под нашими ногами, осознал, что все они мало правдоподобны. Мишка не допускал в жизнь случайностей. Вслед за скрипом я ожидал услышать не менее привычный звук щелкающего выключателя. Но его не последовало. По пояс всунувшись в чердачное отверстие, я увидел, что в комнатенке не так уж и темно. Она словно была освещена разноцветной гирляндой новогодней елки. Поднявшись выше, я едва не рухнул с лестницы. Макет весь светился огнями.
По крошечным дорогам и скверам разливался белый свет ручных фонариков, окна домов горели желтым, а на трубе комбината алела инфернально-кровавая капелька маячка. Деревца из парка отбрасывали тени на трассу, вдоль которой стояли несколько автомобильчиков — все со светящимися фарами и «габаритками». Зачарованный праздничным огнецветнем, я подумал, что, наверное, понимаю Мишку. Наверное, знаю, почему он, презрев труды и праздники, так стремится на этот пыльный чердак. Здесь помещался его собственный, ему одному подвластный мир, его сокровенная сказка, в которой он был богом, а все вокруг повиновалось изначальному замыслу.
— Супер? — прошептал я.
— Ой, извини, — все тем же встревоженным тоном сказ Мишка. Мои восторги, казалось, никак его не тронули. Он включил свет и выдернул из розетки ведущий к макету шнур. Сказка погасла.
— Я уже так привык к нему, что легко ориентируюсь с одной подсветкой.
— Так что ты хотел мне показать?
— Посмотри повнимательней. Неужели ничего не замечаешь?
Я обошел макет. Глаза еще глядели на мир сквозь пелену прерванного сна, и оттого мне приходилось прищуриваться.
— Да все как обычно... Скажи, в чем дело-то!
— Вот, — Мишка направил указующий перст чуть правее нашего двора — как раз туда, где находились гаражи кооператив
У трех боксов были сломаны крыши. Как, впрочем, и у реальных прототипов. Мы проходили эти несчастные строения, когда шли к Мишкиному гаражу. Крыши провалились пару дней назад. В одном из боксов здорово помяло «семерку» женщины из нашего подъезда. Почему так вышло — никто толком не знал. Во всем винили мальчишек, любивших побегать по гаражам.
— Ты решил, что макет должен ветшать вместе с городом? - спросил я, улыбнувшись правым краем рта.
— Ничего я не решал. Они сами так...
— Кто — сами?
— Гаражи...
— Что, сами рухнули?
— Именно.
— То есть, то, что случилось в городе, само собой вдруг случилось и на макете?
— Почти так. Только... наоборот.
— Как это наоборот?
— Слушай, не смотри на меня так, ладно?! Мне и самому сейчас все кажется бредом. И лучше бы так оно и было!
— Ничего не понимаю...
— Так дай мне сказать, не перебивай! — Таким нервным Мишка не был даже на вступительных.
— О’кей, о’кей! — как военнопленный, я поднял вверх руки. Изобразив полнейшую безропотность. — Я весь — гигантская ушная раковина.
— Все началось с этого домика, — Мишка показал на один из лилипутских домишек на левом краю макета. Это были полуистлевшие останки деревни, прежде стоявшей на месте городе, — Когда я заканчивал делать подсветку, случайно задел его и смял. Было уже поздно, а утром — экзамен. В общем, я решил, что переклею домик потом. А когда после экзамена возвращался из института, опоздал на наш автобус. Пришлось ехать на двадцать восьмом до дальней остановки. А оттуда — пешком, как раз той дорогой, у которой и стоит этот дом... в смысле, настоящий. Тогда я и увидел, что он тоже рухнул. Точно так же на бок завалился...
— Ну. это же просто совпадение.
— Да погоди ты! Я тоже так подумал! Только слишком уж все похоже было. Мне стало страшно. Захотелось точно убедиться в том, что это случайность. И я хрястнул молотком по этим гаражам...
Чердак стиснула такая тишина, что мне стало казаться, будто мы оба лежим в огромном склепе, спрятанном глубоко под землей. Было слышно только, как о лампочку бьется невесть откуда залетевшая сюда горемычная моль.
— Да нет, так не бывает, — я встал с ящика, на который присел, и стал прохаживаться от стены к стене, позвякивая в кармане ключами и посильнее надавливая на доски, чтобы они громче скрипели.
— А что же это тогда? — Мишка неотрывно следил за моими передвижениями.
— Нелепость. Чистый случай...
— Ага, чистый. С теми же самыми боксами.
Я ничего не мог возразить. Но поверить в услышанное мне тоже было не по силам.
— Ну. не знаю... Есть только один способ расставить все по местам. Проверить еще раз.
— Еще? А если все снова повторится?
— Можно же какой-нибудь необитаемый объект выбрать...
— Например?
— Ну. например, водокачку нашу...
— Рехнулся? А если она на кого-нибудь грохнется?
— Послушай, ты уже серьезно во все это уверовал? Ничего никуда не грохнется!
— Знаешь, сколько времени я на нее убил? Попробуй склей хоть раз такую!