Не вся живность оказалась «неподдающейся». Впереди шагает сельское хозяйство. Интеллектуальное обеспечение молочной промышленности в странах Бенилюкса ошеломляет — у каждой телушки есть генетическая карта с точным прогнозом удойности и качества молока для нескольких поколений ее потомков. На птицефабриках параметры бройлеров отвечают таким жестким стандартам, какие даже не нужны покупателю. Здесь спрятана ловушка. Главным условием такой индустрии является предельная изоляция стада от внешней среды. Так что вряд ли этот опыт имеет перспективы роста за рамками отрасли. (И не хочется подкидывать авторам НФ сюжет об «оранжерейном человеке», читателям он будет неприятен.)
Подвох даже не в этом. У нас вообще очень слабое представление о взаимоотношениях живых существ (а первоначальное значение «экологии» убийственно подменено предметом изучения других наук — общей и социальной гигиены). По разным оценкам, в человеке на каждую его клетку приходится от одной до десяти чужеродных. Это не зараза, это симбионты — и как они себя поведут в дальнем космическом полете?
Вернемся к тому, с чего начали. В дальний полет мы возьмем с собой, кроме медперсонала, колоссальное количество микроорганизмов — на коже и почти во всех внутренних полостях. Известно о взрывном увеличении числа мутаций в пробирках с бактериями на МКС. Считается, что это только под влиянием невесомости. Но чуть от дома подальше, корабль выйдет за пределы магнитосферы, попадет под воздействие радиации и, возможно, многих других мутагенных факторов. С каждым днем, месяцем и годом полета число мутаций будет накапливаться. Это касается как попутчиков-микробов, так и самих людей. Возникнут новые взаимоотношения с привычной флорой, при трудновообразимом числе комбинаций — симбиоз и паразитизм, антагонизм, появление и исчезновение патогенности, рост и снижение вирулентности. Процесс перманентный.
Отслеживать его надо непрерывно, и теперь похоже, что у медиков на борту будет забот невпроворот. Заметим, что микробиологические проблемы — они не единственные. Непрерывно будут изменяться наши кости, мышцы и газообмен в легких из-за дыхания искусственной воздушной смесью. Знаете, что такое фосфены? Это вспышки света, наблюдаемые при закрытых глазах; их видели почти все космонавты и астронавты. Еще какие фокусы проделает с нами Космос?
Кажется, из мрака начинает проступать силуэт корабельного врача будущего. Его место службы — за подковообразным пультом, где индикаторы «alarm» и «alert» всегда в готовности зажечься. И не выявлять симптомы болезни при осмотре и в анализах — это было бы Средневековье. И не набрасываться всей силой интенсивной терапии на заболевшего космонавта — это была бы мануфактура. А делать нечто иное: в неусыпном режиме собирать информацию обо всём живом на борту, анализировать и просчитывать наперед ход событий, решительно и целенаправленно управлять ими... То есть, выражаясь поземному, — «владеть обстановкой».
Так что медики в звездолете будут едва ли не самым занятым народом. Ах, да! Чуть не забыл: мы домой вернемся когда-нибудь? Мы же сделаемся в полете сами немножко другими и привезем на Землю не те микроорганизмы, с которыми улетали, но их видоизмененных потомков. И при нашей встрече с родными возникнет коллизия между двумя ставшими друг другу чуждыми биоценозами. Как-то оно еще обернется, я не знаю, но...
Но это и есть зона компетенции Научной Фантастики.
Антон Первушин
Технологическая Сингулярность — угроза или блеф?
(Очерк из цикла «Угрозы будущего»)
В последнее время на страницах печати всё чаще можно встретить утверждение, будто бы в самом ближайшем будущем нас ждет качественный скачок в развитии цивилизации, который кардинальным образом изменит нашу жизнь. Говорится даже о том, что начнется «постчеловеческая» эра. Это может обернуться для нас как неисчислимыми благами, так и неисчислимыми бедствиями. В ходу закрепился соответствующий термин — «технологическая сингулярность». Звучит зловеще. Попробуем разобраться, что же под этим термином подразумевается.
Словечко «сингулярность» ввели математики (оно означает точку, в которой математическая функция стремится к бесконечности), а сделали общеупотребимым астрофизики. Последние под ним понимали и до сих пор понимают точку с бесконечно большой массой, бесконечно большой температурой и нулевым объемом. Считается, что именно из сингулярности возникла вся обозримая Вселенная. Термин можно встретить и в биологии, и в психологии. Но «технологическая сингулярность» — это нечто особенное.
Одним из активных адептов теории о скором наступлении «постчеловеческой» эры является американский математик и писатель-фантаст Вернон Виндж, который в своем докладе на симпозиуме VISION-21, проводившемся в 1993 году Центром космических исследований НАСА имени Льюиса и Аэрокосмическим институтом Огайо, заявил:
«Ускорение технического прогресса — основная особенность XX века. Мы на грани перемен, сравнимых с появлением на Земле человека. Сугубая причина этих перемен заключается в том, что развитие техники неизбежно ведет к созданию сущностей с интеллектом, превышающим человеческий. Наука может достичь такого прорыва разными путями. <...> Прогресс аппаратного обеспечения на протяжении уже нескольких десятилетий поразительно стабилен. Исходя из этой тенденции, я считаю, что интеллект, превосходящий человеческий, появится в течение ближайших тридцати лет. <...> Фактически, нет оснований полагать, что прогресс не станет плодить всё более разумные сущности всё более ускоренными темпами. Лучшая аналогия, которую можно здесь провести, — в эволюционном прошлом. Животные могут приспособиться и проявлять изобретательность, но не быстрее, чем работает естественный отбор. В случае естественного отбора мир сам выступает в роли собственного симулятора. Мы, люди, обладаем способностью усваивать окружающий мир и выстраивать у себя в голове причинно-следственные связи, поэтому мы решаем многие проблемы в тысячи раз быстрее, чем механизм естественного отбора. Когда же появится возможность просчитывать эти модели на более высоких скоростях, мы войдем в режим, который отличается от нашего человеческого прошлого не менее радикально, чем мы, люди, сами отличаемся от низших животных.
Такое событие аннулирует за ненадобностью весь свод человеческих законов, возможно, в мгновение ока. Неуправляемая цепная реакция начнет развиваться по экспоненте безо всякой надежды на восстановление контроля над ситуацией. Изменения, на которые, как считалось, потребуются «тысячи веков» (если они вообще произойдут), скорее всего, случатся в ближайшие сто лет.
Вполне оправданно будет назвать данное событие сингулярностью (даже Сингулярностью). Это точка, в которой наши старые модели придется отбросить, где воцарится новая реальность. Это мир, очертания которого будут становиться всё четче, надвигаясь на современное человечество, пока эта новая реальность не заслонит собой окружающую действительность, став обыденностью. И всё же, когда мы такой точки, наконец, достигнем, это событие всё равно станет великой неожиданностью и еще большей неизвестностью...»
Эффектно, не правда ли? Виндж прямо говорит, что в самое ближайшее время на Земле появится иной разум, который начнет напрямую управлять процессами развития цивилизации, уведя ее по путям, которые мы из сегодняшнего дня даже не можем себе вообразить.
По мнению фантаста, возможны четыре пути достижения «технологической сингулярности». Первый путь — компьютеры обретут «сознание», на базе чего возникнет сверхчеловеческий интеллект. Второй — то же самое может произойти с крупными компьютерными сетями. Третий — связь человек—машина станет настолько тесной, что интеллект пользователей можно будет обоснованно считать сверхчеловеческим. Четвертый — нанотехнологии в сплаве с биоинженерией обеспечат людей средствами улучшения естественного человеческого интеллекта.
Фактически Виндж предлагает на выбор четыре варианта возникновения искусственного интеллекта, которые научные фантасты описывают в своих романах уже полвека.
Сразу возникает вопрос: а почему Виндж уверен, что пришествие мыслящих машин должно наступить в течение ближайших тридцати лет? Оказывается, на это у него есть основания.
Вера сторонников теории «технологической сингулярности» опирается на наблюдения за темпами прогресса — представляется, что эти темпы непрерывно растут, то есть имеет место ускорение прогресса. Строится соответствующий график, который наглядно демонстрирует: продолжительность этапов эволюции неуклонно сокращается.
На самом деле Вернон Виндж — далеко не первый ученый, заметивший эту тенденцию. Идею об ускоряющемся росте научного знания можно встретить, например, в работах Фридриха Энгельса. Уже в середине XIX века он писал о том, что наука движется вперед пропорционально массе знаний, унаследованных ею от предшествующего поколения. Близкие идеи высказывал выдающийся российский ученый Владимир Иванович Вернадский, писавший о непрерывном усилении темпов научного творчества. По мнению современных исследователей, имеет место «экспоненциальный закон развития науки», проявляющийся в соответствующем увеличении числа научных работников, научных организаций, публикаций и других показателей.
В рамках теории «технологической сингулярности» приводятся довольно мудреные расчеты. При этом вся эволюция жизни на Земле искусственно разделяется на этапы между так называемыми «фазовыми переходами».
Первый этап охватывает период от возникновения жизни на Земле до «кислородного кризиса», который привел к практически полному вымиранию примитивной прокариотной фауны с заменой ее на одноклеточных эвкариотов и первых многоклеточных существ. Этот период продолжался около двух с половиной миллиардов лет.
Второй этап — эра примитивной многоклеточной фауны венда, которая продолжалась чуть больше миллиарда лет и завершилась Кембрийским «взрывом».