— Ну, если за будущее... — не поднимая глаз, пожал плечами Петька.
— Вот и славно! — шумно обрадовался Михалыч и выставил на стол убранную бутылку. Витек тут же охотно подставил стакан.
«Граммулечкой» дело не кончилось. С тостами за Петьку, за его приемную мать, с шутками Михалыча и под одобрительный Петькин смех мужики усидели литровую бутылку водки. Щуплый Витек явно переоценил свои возможности и вырубился прямо за столом, уткнувшись лбом в столешницу. Изрядно захмелевший Михалыч оттащил приятеля на топчан и виновато оглянулся на Петьку:
— Придется тебе сегодня на диване спать. Витек с него просто свалится, а тебе спать рядом с пьяным не годится.
— Ладно, не расстраивайся, переночую как-нибудь. — Петька, дурачась, плюхнулся на диван, устроился поудобнее.
— Вот и славненько. А утречком я еще одну лежанку сооружу...— Михалыч подвинул Витька ближе к стенке, сам улегся рядом с приятелем и почти сразу захрапел.
— Само собой, — тихо отозвался Петька.
Некоторое время он лежал на спине, заложив обе руки за голову, и задумчиво смотрел в потолок, прислушиваясь к дыханию мирно спящих мужиков и давно ставшему привычным равномерному гудению газового котла. Никогда не выключающийся светильник аварийного освещения равнодушно освещал щуплую фигурку мальчишки. Стрелки на круглом циферблате висящих над дверью в операторскую часов мерно отмеряли минуту за минутой. Минутная стрелка успела сделать почти полоборота, когда Петька вдруг резко сел на диване и начал торопливо обуваться, стараясь не шуметь. Новенькие сапожки туго влезали на толстые шерстяные носки, и Петька тихонько шипел от досады. Обулся, встал, тихонько подошел к топчану и с минуту задумчиво постоял над безмятежно храпящим Михалычем. Затем крадучись двинулся к плитке. Сорвать с вентиля шланг было делом нехитрым, и через пару минут вонючий газ с шипением начал расползаться по комнате. Стараясь не дышать, зажимая рот и нос руками, Петька пулей проскочил к двери, не обращая внимания на заворочавшегося Михалыча. Выскочив в коридор, Петька тут же захлопнул дверь и не без труда задвинул массивный засов.
— Петька!.. Кха!.. — сдавленный голос Михалыча еле доносился через дверь. — Петька, ты где?
Дверь дрогнула от массивного удара — видимо, Михалыч попытался весом своего тела высадить засов, но тот был рассчитан на гораздо большие нагрузки.
— Петька, открой! — кашляя и задыхаясь, забарабанил кулаками по двери Михалыч. — Петька, ты что?
— Прости, Михалыч, но... — Сипло проговорил Петька, и голос его дрогнул. Уткнувшись лбом в холодное, равнодушное ко всему железо двери, Петька быстро заговорил, словно боялся что его перебьют: — У меня нет другого выхода. Я не хочу опять в институт. Я не урод, я просто не могу вырасти. А меня двадцать лет в стеклянной клетке! И каждый день уколы, анализы, процедуры! Я сбежал, два года жил у одной тетки, а потом она меня опять в институт поволокла!
— Ты это взаправду, Петька?
— Само собой, Михалыч, само собой, — тихо отозвался мальчишка, поднимая мокрое от слез лицо. Задыхающийся Михалыч сквозь шум в ушах расслышал дробный топот маленьких ног, потом хлопок и скрежет еще одного засова — Петька запер наружную дверь, отрезая все, даже самые ничтожные, шансы на спасение. «Витек-то был прав!» — вдруг осенило Михалыча, и эта мысль стала последней в его жизни.
— Мамочка! Мамочка! — невысокий белобрысый мальчишка, задрав голову, стоял под окнами стандартной девятиэтажки. Из окна четвертого этажа выглянула уже немолодая женщина. — Мамочка, брось мне, пожалуйста, мой пистолет, он в моей комнате на диване лежит.
Женщина, улыбнувшись, кивнула, отошла от окна, почти сразу вернулась и бросила вниз красный пластмассовый пистолет.
— Спасибо, мамочка! — Мальчишка подобрал с жухлой, осенней травы упавшую игрушку, махнул матери рукой и помчался к поджидавшей его компании таких же пацанов.
Несколько минут женщина с легкой улыбкой наблюдала за ним, потом отошла в глубину комнаты. Привычным жестом поправила стоявшую на серванте фотокарточку с прикрепленной к углу деревянной рамки черной лентой. На снимке, прислонившись к стволу громадной сосны, стоял молоденький парнишка, почти мальчик. В это время зазвенел телефон.
— Алло... Да, Анна Андреевна, я вас слушаю. Спасибо, все хорошо. Петенька? Спасибо, нормально. Сейчас играет во дворе с друзьями. Да, он очень быстро адаптировался. Недавно подружился с двумя братьями-близнецами, и теперь их водой не разлить. Вы знаете, я сама не нарадуюсь. Петя быстро забыл свои подвальные привычки и теперь это самый обычный ребенок. Вот только растет плохо. Конечно, эта беспризорная жизнь не могла не сказаться на его здоровье, но ведь уже два года прошло. Нет, врачам не показывала. Впрочем, за ним постоянно следит наш участковый педиатр, но он пока ничего страшного в заторможенности роста не видит. Вы так думаете? Так, секундочку, сейчас ручку возьму. Так, диктуйте. — Шариковая ручка быстро побежала по листку бумаги, записывая телефон знаменитого педиатра. — Говорите, вашей Юлечке помог? Хорошо, я сейчас же ему позвоню. Спасибо. Обязательно передам, само собой! До свидания.
Женщина положила трубку и еще раз перечитала записанный адрес. За окном раздавались ребячьи голоса, среди которых явственно слышался голос ее Пети. Она вновь сняла трубку телефона и стала набирать только что продиктованный номер.
ЯКОВ ГОЛЬДИНСтражРассказ
Я устроился в кресле, налил в единственный чистый стакан холодного пива и принялся щелкать пультом. Интересное дело: чем больше программ, тем меньше передач, которые можно смотреть. Душа просила обычный боевик; руки его и искали. Устал сегодня — день был достаточно тяжелым — очень хотелось разрядки. Есть! Повезло! — люблю Шварценеггера! Кажется, вечер обещает быть очень и очень даже неплохим...
Пожар на экране, в сочетании с глотком холодного пива в кресле напротив телевизора, в мутном свете пыльного бра, производит умиротворяющий эффект. Как хорошо, сидя в уютной квартирке, наблюдать за решением мировых, пусть даже и выдуманных сбежавшим из психушки сценаристом, проблем!
Квартирка у меня и в самом деле хорошая, даром что однокомнатная. И дом замечательный: на окраине; с одной стороны — город, с другой — лес. Настоящий лес. Темный и таинственный. Даже удивительно, как он сохранился в таком виде.
Помню, когда покупал квартиру, предыдущий владелец, будто жгло его что-то изнутри, все смотрел на меня горящим взглядом, явно желая сообщить что-то странное и сдерживаясь при этом. Я тогда подумал, что он хочет рассказать какие-то байки о лесе, который сразу показался мне необычным. Кто же знал, что дело не в нем, а в самой приобретаемой квартире?
...Ах! Какой удар! Не хотел бы я оказаться на месте этого идиота и так же, как он сейчас, бить своим лицом кулак Шварца! От переживаний у меня даже шлепанец с ноги соскочил...
И надо же такому случиться, именно в этот момент, совсем некстати, за дверью послышалось глухое: «Эй! Чудище поганое! Выходи на честный бой!»
Как же они мне надоели! Ну почему нельзя было прийти после фильма, после пива, когда и делать больше нечего? Так нет, обязательно надо вечер человеку испортить!
Чувствуя, как едкое раздражение охватывает меня целиком, я встал, процедил: «Ну, сам виноват! Я, конечно, не Шварц, но кто-то сейчас огребет по полной...» и подошел к входной двери. Открыв ее, подождал, пока размытые контуры лестничной площадки, померцав зеленым, оформятся в стены пещеры, и вышел навстречу зову.
Трансформация, как обычно, началась сразу. Не понимаю, откуда тело берет дополнительную массу, но уже через пяток шагов по камню агрессивно цокали кривые когти тяжелого зверя. Горячее, кислотное дыхание самому переносить было сложно. Размашистые крылья привычно прижались к чешуйчатому телу, голова наклонилась ниже, стараясь не касаться довольно-таки высокого потолка. В который раз мелькнула глупейшая мысль: «Куда девается одежда? Выход дракона в шлепанцах и спортивном костюме был бы очень эффектным...» Завершив трансформацию, в дикой боевой красе я вышел из пещеры...
...Дурак-рыцарь сидел на испуганной лошади, открыв забрало шлема. Ах, нет — это у него рот так раскрылся, как забрало. Что — не думал, что дракон и впрямь выйдет? Хотел, небось, пошуметь и рассказывать потом, как я побоялся с тобой — таким грозным воином — сразиться? Фигушки! Ты мне вечер, гад бронированный, испортил!
— Ну, чего звал? — я шумно выпустил струю огня для солидности. Или это недавняя сцена боевика роль сыграла, — не знаю... Рыцарь сжался, но при этом, казалось, стал выше ростом. Видно, что-то лишнее в его железных штанах появилось. В общем-то, я его понимал. Кошмарное, наверно, зрелище. Я сам, когда впервые трансформировался, больше противника испугался. Нет, не от вида своего, а от факта превращения. Долго потом бывшего владельца квартиры пытал, в чем дело здесь.
— Выходи, чудище поганое, на бой... — автоматически пролепетал всадник, стараясь удержаться на пытающейся дезертировать лошади.
— Ну, вышел уже, вышел! Дальше что? Давай, быстрее — доставай свой ножик, копье метни, что ли, или икру, если хочешь, пока фильм не закончился, — прорычал я, пытаясь скосить глаза к переносице. Получилось, видимо, очень страшно, поскольку никаких предложенных действий не последовало. Жаль — от икры я бы не отказался.
Время поджимало. Шварц, наверное, половину врагов уже укокошил, а я медлю почему-то. Набрал я тогда в могучую грудь побольше воздуха и как заревел:
— Штыки примкнуть! Побатальонно! В атаку, марш! За Родину, ура!!! — и к противнику прыгнул.
Кто раньше ускакал — рыцарь или лошадь — я так и не понял. Только пыль кашляющим смерчем закрутилась. Вот так всегда: приходят, шумят, потом очень быстро убегают, бросая на ходу железки всякие. Как им объяснить, что сокровища, издавна охраняемые стражами-драконами, для них никакой ценности не представляют? Что толку им в нашем мире? Они же от вида драконов в обморок упасть готовы, а что будет, если мотоциклы ревущие увидят? Я их и сам боюсь...