– Расскажи нам подробнее про эту планету, – попросил Юдин.
– Планета земного типа размером с Марс. Гравитация на поверхности 0,8 же. Атмосфера по плотности близка к земной. По составу ничего сказать не могу, нужно посылать зонд. Температура поверхности около двухсот пятидесяти по Кельвину. Атмосферное давление…
– Как ты думаешь, что может поддерживать такую температуру на поверхности планеты, у которой нет звезды? – бесцеремонно прервал меня Юдин.
– Внутренние тектонические процессы? – ляпнул я.
– Чушь, – возразил Юдин. – Источник внешней энергии все равно нужен.
– Ядерный синтез внутри планеты? Масса маловата. Холодный термояд? Считается, что в естественных условиях он невозможен. Единственное объяснение – тектонические процессы. Но хорошо бы посмотреть на это поближе.
– Вот мы и летим посмотреть на это поближе, – ответил Юдин. – Эта планета может оказаться самым громким открытием века.
Капитан как в воду тогда глядел. Ветрянка стала эпохальным событием. А еще судьбой. Говорят, человек сам делает свою судьбу. Я пытался. Не получилось. Мою судьбу сделала Ветрянка. Впрочем, это справедливо для всего человечества.
Валера тем временем переводит взгляд за окно. Сириус будто передумал подниматься из-за горизонта и сейчас медленно отползает назад. Для Валеры это в диковинку. Не удивлюсь, если он это сугубо астрономическое явление припишет моим проискам. Что делать, если вращение планеты вокруг своей оси в совокупности с замысловатой орбитой второго спутника временами дает столь незабываемое зрелище. Моей вины здесь нет никакой, я просто люблю смотреть на Сириус. В такие минуты мне кажется, что необратимых поступков в этой вселенной не бывает.
– Откуда она взялась? – Валера переводит взгляд на меня.
– Кто? – теряюсь я.
– Ветрянка. Ты же говорил, что «Альбатрос» ее не обнаружил.
– Может быть, плохо смотрели, – равнодушно замечаю я. – Может быть, она появилась там за эти пять месяцев. Не суть важно.
– Ты что не понимаешь, это же контакт! – Валера в замешательстве.
– Ну да, люди не одиноки во вселенной, есть кто-то еще, старший брат, который будет нас опекать, прогрессорствовать. Ерунда это все! Ветрянка суть зеркало. Мы увидели там всего лишь свое отражение. И перепугались.
– Послушать тебя, все так просто.
– Да не просто все, Валера. Не просто. Я не знаю, откуда взялась Ветрянка и куда она потом делась. Но даже если бы Ветрянки не было, ее стоило бы придумать. Чтобы мы могли узнать, чего на самом деле стоим.
Ветрянкой планету назвали из-за атмосферы. Скорость ветра на ней даже в периоды затишья не опускалась ниже ста метров в секунду. Моя версия относительно тектоники, казалось, получила первое подтверждение. Вулканическая активность вполне могла быть причиной образования областей с разным атмосферным давлением, следовательно, бешеные ветра были вполне объяснимы. Более-менее приемлемое место для посадки обнаружилось недалеко от экватора. В течение трех дней там стояло безветрие, что для Ветрянки было чудовищной аномалией. Вообще-то, полагалось выяснить, а почему повсюду ураганы, а здесь ни ветерка. Но мы побоялись, что другой такой возможности просто не представится. В первую группу высадки вошли шесть человек – Дима Аков, Паша Круглов, Илья Дегтярев, Илья Лузгин, Роберт Шнитхе и я. Нашей задачей было разведать местность и взять образцы грунта. Ну и дальше – по обстановке.
На грунт мы опустились без особых проблем. Шнитхе, как всегда, поворчал по поводу турбулентностей, но посадил челнок аккуратно. Атмосфера за бортом была вполне сносной, но мы выходили в утепленных скафандрах – снаружи было минус тридцать. А потом мы набрели на Источник.
Первооткрывателем Источника можно считать Круглова. Именно Паше пришла в голову мысль, что прямо в центре зоны спокойствия находится подозрительно правильная долина. Естественно, мы теорию Круглова решили проверить. Других предложений не поступало, а в кромешной тьме нарезать спирали, выковыривая образцы мерзлого грунта, никому не хотелось. Это было совсем непохоже на артефакт. Просто в центре зоны затишья оказалась долина, посреди которой бил родник. Откуда-то из глубины родника пробивался свет, так что, стоя возле Источника, мы прекрасно видели друг друга. А потом раздался голос.
Тогда мы не думали ни о чем судьбоносном. Дегтярев что-то болтал про особые свойства воды, позволяющие ей оставаться жидкой даже при сугубо отрицательной температуре. Голос услышали все. Слова звучали совершенно отчетливо, Лузгин умудрился их даже загнать в аудиофайл. Тогда меня просто поразила их банальность. Эту фразу можно было прочитать где-нибудь в детских комиксах. «Перед тобой выбор. Выпей и получишь могущество. Не пей и останешься человеком». Мы обошли родник по кругу. Каждого из нас сверлила мысль: «А что, если…?». А потом мы, не сговариваясь, приняли решение.
– Максим, почему вы не отдадите Нуль-Т людям? – Валера съеживается и внимательно смотрит мне в глаза.
– Хороший вопрос, – улыбаюсь я. – А ответ прост и банален. Человечество еще не созрело.
– А судьи кто? – заносчиво спрашивает Валера. – Почему вы решаете за всех? Да кто вы такие? Случайные баловни судьбы, по воле космоса получившие могущество и теперь не желающие делиться.
– И Остапа понесло… – ухмыляюсь я. – Ты хоть сам-то понимаешь, о чем говоришь?
– Понимаю. Даже слишком хорошо понимаю. Я считал тебя другом…
– Ветрянка все поставила с головы на ноги, – я наливаю еще воды и залпом выпиваю. – Знаешь, почему Эйнштейн уничтожил открытую им единую теорию поля? Потому что человечество не созрело.
– Эйнштейн сделал изобретение сам, а вы его украли.
– Ты так считаешь? – я непроизвольно улыбаюсь.
– И не надо лыбиться. Ветрянка поднесла Нуль-Т человечеству на блюдечке. А вы решили оставить его себе.
– Человечество не прошло испытания.
– Это вы не прошли испытания. Вы перестали быть людьми. Человечество всегда стояло на титанах. На людях, которые оказались выше своей эпохи. А вы… Вы антититаны. Титаны со знаком минус.
Валера вскакивает со стула и, не оглядываясь, выходит из зала.
– О, sancta simplicitas! – раздается у меня за спиной голос Симагина.
Только его мне не хватало для полного счастья. Рука машинально тянется к кобуре с шестизарядным глокком. С некоторых пор я постоянно ношу его с собой. Почему я остановился именно на глокке? Естественно, из-за магазина. Пять пуль – мало. Семь – слишком много.
Председатель совета миров садится напротив и кладет локти на стол. Поднимаю глаза и холодно смотрю на Симагина.
– Чего тебе надо?
А он улыбается. Почему отрицательные герои всегда улыбаются? Может, потому что они уверены в себе? Ничего не боятся, ни в чем не сомневаются. Совесть находится в зачаточном состоянии, амбиции обнимают галактику. Противно.
– Ничего, – Симагин опять улыбается. – Хотел посмотреть, как от тебя отвернется последний друг. Это забавно.
– У меня много друзей, – автоматически отвечаю я.
– Давай посчитаем, – Симагин растопыривает пятерню. – Круглов, Аков, Дегтярев, Лузгин, Шнитхе. Пальцы кончились, друзья тоже.
– Ошибаешься, – моему голосу не хватает уверенности.
– Это ты ошибаешься, щенок, – Симагин умеет заставить почувствовать себя ничтожеством. Несколько слов, несколько случайных взглядов, и ты смешан с грязью. – Других друзей у тебя нет. Тебе не нужны друзья. Ты пытаешься противопоставить себя людям. Потому что сам уже не человек. Ты – выродок. Космополит. Ничтожество. Слово «родина» для тебя ничего не значит.
– Не значит, – покорно соглашаюсь я. – Но еще меньше для меня значат твои идеалы, Симагин. Потому что ты как был жандармом, так им и остался. И таким умрешь. Ты просто не сможешь понять Нуль-Т.
– А ты попробуй объяснить. Без этих своих «почувствовать прикосновение звезд сердцем».
Долго смотрю на Симагина. Он так ничего и не понял.
– Без «этих своих» не могу.
– Или не хочешь?
– Или не хочу.
Других доводов Симагин понять не способен. Он морщится, словно от зубной боли.
– Ты сам подталкиваешь нас к крайним мерам.
– А ты попробуй арестуй меня, – я широко улыбаюсь. – А я пройду сквозь стены твоей тюрьмы, потому что у меня есть Нуль-Т.
– Знаешь, Максим, иногда мы можем воздействовать через близких людей.
– Ты сам сказал, у меня нет друзей, – отвечаю я. – А упомянутая тобой пятерка способна о себе позаботиться.
– У тебя есть дочь, – мимоходом замечает Симагин.
– А ее ты не тронешь. Сказать, почему? Потому что у тебя есть сын. Ради его блага оставь в покое Ингу.
Симагин смотрит на меня тяжелым взглядом.
– Тебе говорили, что ты чертов ублюдок?
– Если ты пришел сюда, чтобы рассказать мне об этом, иди гуляй.
Сириус тем временем вторично выползает из-за горизонта. Наслаждаясь моментом, гляжу на светило.
– А ты не боишься, что я решу, что благо цивилизации важнее жизни моего сына? – спрашивает Симагин.
– Не боюсь. Потому что ты тоже был на Ветрянке.
– Не хочу вспоминать об этом.
– Именно поэтому вы никогда и не поймете Нуль-Т, – сообщаю я.
– Почему «вы»? – кривится Симагин. – Ты имеешь в виду человечество?
– Я имею в виду вторую группу высадки.
Примерно через час после того как мы обнаружили Источник, совершил посадку второй челнок. Изначально его спуск в гравитационный колодец Ветрянки не планировался. Впоследствии мы с ребятами обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что Симагин напихал в наши скафандры жучков. И получив данные телеметрии, тут же рванул вниз.
По возможности, он, конечно, подобрал бы экипаж из своих людей. Вот только команда челнока формируется согласно штатному расписанию и ни малейшего шанса обойти процедуру у Симагина не было. Да и время его поджимало – мало ли что мы успеем натворить с артефактом иной цивилизации. Хотя правильнее будет сказать: «предположительно артефактом предположительно иной цивилизации». Тогда у нас не было ничего кроме предположений. Да и сейчас много ли мы знаем о Ветрянке? Короче, кроме Симагина на поверхности оказались Евсеев, Гришин, Полухин, Жаворонков и Лимонов. Как они нашли Источник, мы не знаем. Сперва мы их банально прошляпили, пребывая в состоянии эйфории. А потом что-либо предпринимать было уже поздно.