Гостья, склонив голову к плечу, словно прислушиваясь к чему-то, обошла комнату, не дотрагиваясь ни до чего, постояла у «стола» и села в кресло со шкурой леопарда.
Умар Гасанович появился через минуту, одетый уже в черный спортивный костюм, и поставил на камень поднос с напитками и фруктами. Сел в кресло напротив, устланное шкурой льва, отметив про себя, что гостья села таким образом, чтобы не оказаться в фокусе магической тетраграммы, образованной креслами и всем убранством комнаты, что еще больше укрепило его в своем предположении: женщина обладала чутьем и колдовским очарованием экстрасенса.
– Откуда вы меня знаете, мисс Мария? И кто вы в этой жизни, если не секрет?
– Всего лишь учитель словесности, высокочтимый хозяин, хотя это не имеет никакого значения, потому что в настоящий момент я – Ходок и исполняю волю пославших меня людей. А они знают вас достаточно хорошо, чтобы иметь надежду на ваше возвращение.
– Честно говоря, не понимаю, о чем вы.
– Не лукавьте, Умар Гасанович, все вы понимаете. Вы нам интересны не только как ученик академика Тиграна, но и как личность, имеющая свою сферу созидания, хотя она пока мала. Мне велено передать вам следующее: у вас еще есть шанс освободиться от «печати Сатаны».
– Очень интересно. И все же я не совсем…
Брови Марии сдвинулись, она провела ладонью над бокалом с вишневым соком, взяла его тонкими пальцами и сделала глоток.
– Мы знаем, что ваш друг Мстислав Калинович Джехангир работает на Реввоенсовет, полностью находящийся под контролем Сатаны. Или вы станете утверждать, что не знаете этого?
– Допустим, я знаю о существовании такого органа. Ну и что?
– Реввоенсовет является программно-адаптивным модулем, на который легла функция реализации программы, получаемой от Сатаны. О цели этой программы вы можете и не догадываться, но то, что она существует, знаете.
– Давайте разберемся с терминами, – ровным голосом произнес Тимергалин, – во избежание недоразумений. Что такое или кто такой Сатана?
Мария оценила сдержанность хозяина и его умение уходить от прямых ответов.
– В нашем понимании Сатана – это объемная соборная система-личность, но не мятежный подданный Бога, источник мирового зла, как трактует иудео-христианская традиция, а Вторая Реальность в бесконечном мире, стремящаяся изменить Божий Замысел. В санскрите это Абсолютное Бытие, высшее Я. Однако средства, которые использует Сатана для достижения своей цели, а главное – помощники, на которых он опирается, действительно являются источниками зла и врагами человеческого рода. Мы называем их воинством Сатаны, хотя не все они действуют во вред человечеству сознательно.
Тимергалин задумчиво покачал в пальцах бокал с лимонным соком.
– Вы не оригинальны.
– Мы и не стремимся быть оригинальными, мы просто знаем, к чему приведет так называемая «революция», экспансия Сатаны, процесс формирования его ипостаси на Земле, и стремимся сохранить цивилизацию доступными нам средствами. Вот и все.
– Ни много ни мало. Но, допустим, вы правы, и в мире действительно идет процесс формирования фактора, который вы называете Сатаной и который, по вашим же словам, не является Злом. Чем же это плохо?
– Тем, что ему не нужны люди как личности, обладающие собственной волей и устремлениями, ему нужны люди-клетки, подчиняющиеся его воле, превращающей человечество в стадо.
Тимергалин с тем же задумчивым видом нанес внезапный гипнотизирующий удар по сознанию собеседницы и буквально провалился, то есть едва не потерял сознание сам; это больше всего походило на состояние боксера, нанесшего мощнейший удар противнику, но промазавшего в результате его уклонения. Встретив взгляд Марии, в котором сквозила неприкрытая ирония, Умар Гасанович подавил вспышку злости, откинулся на спинку кресла со слабой улыбкой на губах.
– Вы умеете убеждать, Ходок. Кстати, чей? Не Предиктора ли?
Мария выдержала все понимающий, сверкнувший ответной иронией взгляд хозяина, кивнула.
– Вы не зря общаетесь с учителем, Умар Гасанович. Академик Петр Афанасьевич Тигран когда-то получил предложение Предиктора России стать его равноправным членом, но отказался, избрав свой путь…
– Так сказать, срединный, «серый», – бесстрастно добавил Тимергалин, показывая, что знает иерархию магов. – Может быть, он просто не захотел стать глиной в чужих руках?
– Допустим, человек не хочет быть глиной, из которой скульптор собирается вылепить прекрасную статую. Но если он сам и глина, и скульптор, и статуя, то что остается от его возражений?
– Ницше?
– Петр Дмитриевич Успенский. Хотя подобные мысли высказывались и другими мудрецами прошлого. Итак, что мне передать моим друзьям?
– Я передам ваше пожелание моему учителю.
Мария поднялась, пристально посмотрела в ставшие непроницаемыми черные глаза Тимергалина.
– Почему вы должны передавать его учителю? Речь идет о вас.
Умар Гасанович встал тоже.
– Мы вполне понимаем друг друга, Ходок. Я давно ждал вашего прихода, ощущая интерес волхвов к персоне учителя, но могу совершенно точно сказать, что у нас с ним нет ответа на ваше предложение. Ни положительного, ни отрицательного.
Мария улыбнулась.
– Спасибо и на том. И все же, идущий своим «серым» путем, я хотела бы знать ваше личное мнение, а не мнение учителя. Или у вас его нет?
Тимергалин нахмурился, и они несколько мгновений фехтовали взглядами, прощупывая оборону друг друга. Хозяин отступил первым.
– Обещаю подумать над вашим предложением. Это все, что я могу сейчас сказать.
Мария выпустила из руки бокал. Тимергалин невольно сделал движение к ней, но бокал не упал на пол, а завис, будто в невесомости, и тихо скользнул по воздуху к каменному столу, опустился в центр подноса. Когда Тимергалин опомнился, гостьи уже не было в квартире…
Кто-то дотронулся до его плеча. Тимергалин очнулся, сквозь шум двигателя услышал вопрос Джехангира:
– Ты плохо себя чувствуешь, Умар?
Ответил:
– Нормально. Долго еще лететь?
– Минут десять. Я сам в нетерпении, очень хочется поговорить с моим должником. – Джехангир дотронулся пальцем до глянцевого пятна на шее. – Интересно, каким образом он оказался на острове, рядом с объектом? Ясно, что не случайно, но кто его послал? Откуда он узнал координаты объекта? Кто его покровители, с помощью которых он с такой легкостью ушел от ликвидаторов?
Тимергалин не ответил.
– Как ты думаешь, – продолжал Мстислав Калинович, – с кем он сотрудничает? Ведь не может один человек, даже такой суперпрофессионал, как Егор Крутов, действовать так эффективно долгое время?
Тимергалин снова промолчал.
– Черт, да что с тобой? – удивился Джехангир. – О чем снова задумался?
– О жизни, – невольно усмехнулся Умар Гасанович. – И о смерти. Почему эти два очень неравнозначных процесса так зависят друг от друга? Как они управляют судьбой? Или она управляет ими? Ты сам не задумывался над своей судьбой? Или над судьбой страны, в которой живешь, как завоеватель? Тебя не волнует, что в грядущем распределении приоритетов России уготована роль сырьевого придатка развитых государств и территории для утилизации отходов?
Глаза Джехангира стали круглыми, выражая все, о чем он подумал.
– Ты случайно не заболел, Умар? Что за идиотские вопросы ты задаешь? С чего это тебя вдруг стали волновать проблемы будущего России?
– Так, задумался недавно. А тебя разве эти проблемы не интересуют?
– Это ты не в огород ли РВС камешек? – догадался Мстислав Калинович. – Тебя не устраивает что-то конкретное в деятельности Совета или вся концепция целиком?
– Лично меня устраивает все. Но ведь мы с тобой живем не в пустыне, генерал, не в вакууме на Луне, а среди людей. Я знаю, ты их не любишь, да и я многих переношу с трудом, но ведь надо бы и их мнение спросить, хотят ли они жить по рецептам РВС или нет.
Джехангир крякнул, достал банку пива, сорвал крышку и выпил. Бросил смятую жестянку на пол.
– Не нравится мне твое настроение, доктор. Ты стал задавать странные вопросы. Если бы ты не был моим другом и спасителем… Да знаешь ли ты, что ставка в наших играх с РВС – обладание производственными мощностями всего человечества, а не отдельной страны? При чем тут судьба одного государства, пусть и такого уникального, как Россия?
– Но она твоя родина.
– Ну и что? На кону – власть над миром, а ты талдычишь о родине!
– И для того, чтобы получить эту власть, РВС ложится под евро-американский олигархат? А не случится ли так, что вы, сделав свое дело, станете не нужны настоящим хозяевам Проекта?
Джехангир на миг потерял свою обычную «монгольскую» невозмутимость, оторопело поглядел на спутника.
– Откуда ты знаешь о Проекте?
Умар Гасанович рассмеялся, успокаивающе похлопал его по плечу.
– Я ведь все-таки энэлпер, дорогой Мстислав, колдун в некотором роде, у меня своя разведка. Не переживай, мои знания дальше этой штуки не пойдут. – Он постучал пальцем по лбу. – А насчет остального я пошутил, проверял твою лояльность. К слову, ты был очень убедителен.
Джехангир, не уловив в голосе друга тонкой иронии, проворчал:
– Поосторожнее с такими шутками, колдун, мои боссы могут тебя неправильно понять. Вместо занятий философским эквилибром ты бы лучше привлек к нашей работе своего приятеля-академика.
– У меня много приятелей-академиков, кого ты имеешь в виду?
– Тиграна.
Умар Гасанович хотел ответить, что это невозможно, однако в это время вертолет пошел на снижение, и разговаривать стало недосуг.
Система посадки на территорию объекта отличалась от общепринятых не только применением автоматики запроса «свой-чужой», но и особой лазерной подсветкой, потому что излучение генераторов, искажающее восприятие людей и таким образом маскирующее ВПП в радиусе шестисот метров, действовало и на пилотов. Если с высоты в один километр и выше они хорошо видели остров и хозяйство объекта вместе с аэродромом, то при посадке теряли ориентацию, так как начинали видеть «болото» со всеми его прелестями и запросто могли посадить машину «ниже асфальта» взлетно-посадочного поля. Лазеры давали возможность ориентироваться уже на высоте полукилометра над землей, потому что пси-излучение теряло мощность лишь в непосредственной близости от поверхности земли, буквально в полусотне метров, в силу конфигурации «лепестков» луча, когда становилось видимым все поле со строениями аэродромного хозяйства и стоящими на нем летательными аппаратами.