Поле чести — страница 12 из 44

— Во-первых, вы сами помогали многим пройти в парламентарии различного уровня. Во-вторых, по вашей логике, сегодняшнее наше положение было предопределено, а не явилось результатом злонамеренной воли депутатов. В-третьих, среди них есть очень порядочные и достойные люди. Почему же вы не помогаете «заложникам» старой, системы, если таковыми их считаете, что было бы вполне в вашем ключе?! И почему настолько изменилось ваше отношение к демократам вообще?

— Безусловно, там есть порядочные и достойные люди. Но главная их беда — им никогда не договориться между собой! Идет борьба самолюбий, амбиций, фракций и партий, и это для них важнее, чем судьба города. Да будь сделаны хоть какие-то реальные шаги на пользу людям, я, безусловно, поддержал бы их! У нас была мысль сделать программу НТК «Депутаты», то есть дать возможность высказываться нормальным, живым, честным людям с мандатами. Тем, которые ходят по квартирам униженных и оскорбленных, сталкиваются с проблемами коммуналок, грязью, разрухой, нищетой, несчастнейшими нашими стариками. Таких надо поддерживать, потому что они заняты реальным делом, а не болтовней. Но они — только редкие светлые лучики, не делающие основной погоды.

Мы не выкладываем процентов семьдесят имеющейся информации, потому что в Ленсовете вместе с людьми, которые хотят всего только для себя, хотят только власти, только дестабилизации обстановки, голода, разрухи и собственного сияния на фоне этого, там есть приблизительно сто нормальных людей. Это работники органов, недобитые, прошу прощения, партаппаратчики, которые стали нормальными от испуга, кагэбэшники, военные и просто нормальные люди. Все остальные — 200 человек — это публика тяжелая, это Народный фронт. 100 человек просто никогда не ходят… Перевес в 100 голосов над любым здравым начинанием всегда в Ленсовете будет…

…Как дальше нам жить с этой выбранной вами и нами компанией — я не знаю. И другого выхода, кроме как отзывать Ленсовет и каким-то образом передать власть промышленности, я не знаю. Либо — организовать временное правительство города в лице представителей районных депутатов с призывом облсовета, в котором действительно много нормальных людей.

А что касается моего отношения… Я — не исключение из правил. Я так же, как и вы, как и многие другие, думал, что помогаю прийти к реальной власти настоящим людям. Понадобилось время, чтобы на примере собственной судьбы и судьбы города убедиться в собственной ошибке. Не исключено, что в конце концов они поймут: их благополучие зависит от благополучия города. Вот тогда я и стану помогать всему Ленсовету в целом. Но, честно говоря, надежды все меньше…

ЛОБОВАЯ АТАКА НА ВЛАСТЬ: СОБЧАК

«Это — передача, которая делает лицо нашего телевидения… Наконец, передача; которая дает право Ленинградскому телевидению именоваться действительно независимым.»

Анатолий Собчак, («Вечерний Ленинград», декабрь 1990 г.)

«Я ни разу не слышала от Александра Глебовича выпадов против Ленсовета вообще. Его критика направлена в адрес конкретных депутатов, которые ведут себя не слишком достойно. Когда тот же Невзоров приводил подобные факты из жизни обкома партии — все были довольны. Почему же он должен молчать о Ленсовете?»

Людмила Нарусова, супруга председателя Ленсовета Анатолия Собчака. («Огонек», февраль 1991 года)

— Александр Глебович! А какие у вас сейчас отношения с Собчаком?

— Я никаких больше отношений с Собчаком не поддерживаю и, честно говоря, поддерживать не буду. Потому что чем больше ценишь человека, тем сильнее разочаровываешься в нем, когда выясняешь, что он не достоин уважения ни как юрист, ни как политик, ни просто как человек. Как юрист Собчак, с моей точки зрения, уважения не заслуживает, поскольку, имея юридически элементарную ситуацию, в ней не разобрался. Есть две стороны — армия и литовские националистические силы, те и другие обвиняются в преступлении ночью в Вильнюсе. Известно, что обе стороны были вооружены. Ни чья вина еще не доказана, нет ни показаний, ни экспертиз, а Собчак позволяет себе априорно выносить приговор армии. Армии, которой это не нужно, которая не способна этого совершить, потому как — я это хорошо знаю — в ней каждый трясется, чтобы не поставить лишнего синяка кому-нибудь при разгоне действительно серьезных формирований, загромождающих дороги, учиняющих беспорядки. Я знаю, как в армии болезненно это переживают. С другой стороны, мне абсолютно ясно, что трупы кому-то были нужны. Известно, что Гитлер в свое время бомбил собственные города, чтобы иметь прецедент повозмущаться и устроить истерику на весь мир. Поэтому юрист Собчак, который выступил с обвинениями армии, не имея доказательств, конечно, юрист плохой.

Что касается политики, то как я могу воспринимать всерьез политика, однозначно выступающего на стороне сил, стремящихся к раздиранию Союза, то есть к несчастьям, к массовой эмиграции, к гражданской войне, к крови, ко всем тем жутким последствиям, которые последуют вслед за депортацией к нам из этих так называемых республик русскоязычных граждан. Как я могу к нему относиться после этого? Это предательство наших дедов, прадедов, Суворова, Кутузова, кого угодно, это предательство тех ста тридцати семи тысяч русских солдат, советских солдат, наших, если угодно, кости которых лежат в земле Прибалтики. Бак я могу относиться к нему как политику?..

А как к человеку у меня к нему тоже отношение однозначно скверное. Он вслух, в печати долго говорил про то, что самым лучшим моим репортажем является репортаж о событиях в Молдове, где образовалась русскоязычная Приднестровская республика и где люди право жить под красным флагом отстаивают с оружием в руках. И он тогда все это долго превозносил. Но когда я привез из Литвы материал в принципе о том же, что право жить там под красным флагом люди отстаивают с оружием в руках, выяснилось, что это, по мнению Собчака, ужасно и этого он никогда не поймет. То есть это человек, который способен два раза в течение дня поменять свою точку зрения. Уважения к таким людям у меня нет.

Переломной в отношениях с Собчаком стала программа «Власть». Естественно, Анатолий Александрович был в курсе всего, и поэтому, хотя я привык к плевкам в лицо, привык к тому, что меня предают люди очень близкие, люди, которые мне были кое-чем обязаны, но я все-таки вздрогнул, когда узнал о его реакции на программу, к тому же обнаруженной перед широкой публикой. А потом меня позабавила ситуация при презентации фонда телемарафона «Возрождение»… Мне было интересно: поздоровается он со мной или не поздоровается. Выходит… и дальше была сцена, которая меня тогда совершенно потрясла: он оглянулся назад, посмотрел быстренько по сторонам, незаметно сунул руку и побежал дальше — как будто бы даже и не здоровался. Я добродушный человек и довольно легко все прощаю, но когда я вижу откровенную демонстрацию либо трусости, либо слабости…

— Все-таки многим в городе кажется непостижимым, как вдруг те, кого вы не так давно поддерживали на пути к власти, вдруг стали объектом вашей резкой критики?

— Дело в первую очередь в Собчаке. Когда я делал первую серию «Власти», где Собчак подан был не просто положительно, а даже героически, это был со стороны «Секунд» жест милосердия: он был один, его травили, травили жестоко, в любую минуту ему мог быть объявлен вотум недоверия со стороны депутатов и он мог оказаться вообще никем. По сути, это он через своего помощника попросил о помощи. И мы ему помогли, как поможем любому, кто окажется в таком же положении.

А теперь я точно знаю, что он — выразитель интересов того класса, в который, например, я и вы никогда не попадем — в те два процента так называемых бизнесменов, а по моему переводу — спекулянтов, которые сейчас, по сути, захватили власть в стране и имеют своих, скажем так, марионеток, через которых и осуществляют все функции государственного властвования.

Я уверенно могу предречь его очень печальную судьбу, потому что прозрение уже наступает. И могу сказать, что, когда ему будет совсем плохо, я ему опять помогу, несмотря ни на что. Почему? Наша профессия такова, что надо быть на стороне униженных и оскорбленных, а он от этого не так уж далек.

— Вы собираетесь помогать А. Собчаку в будущем, но мне, например, известно о приказе В. Югину закрыть «НТК‑600», а жесткий контроль за этим возложить на него самого… Как же в такой ситуации вы собираетесь работать дальше? Как понимать этот приказ?

— Понимать так, что сейчас, в принципе, могут издаваться любые приказы. Пожалуйста! Если у них все в порядке с бумагой и лентами для пишущих машинок, они могут даже издать приказ перекрасить земной шар, скажем, в лиловый цвет. Ведь все их приказы ни малейшего отношения к жизни не имеют (кстати, как и речи Собчака). Поэтому, что бы они там ни приказывали, мы выходить в эфир будем, а я, как главный редактор, буду действовать так, как считаю нужным. Что же касается разного рода претензий ко мне, то пусть люди, которые сейчас считают себя руководством телевидения, сделают хотя бы одну приличную передачу, а уж потом говорят со мной на эту тему.

— А как вы оцениваете высказывание в ваш адрес Собчака в «Аргументах и фактах»? Он выразился в том духе, что Невзоров — это талантливый разбойник…

— Понимаете, я Собчака-то серьезным человеком вообще не считаю. Полагаю, нельзя всерьез говорить о политическом деятеле Собчаке. Мы сейчас имеет дело с определенного рода политическим шарлатанством, мелким притом, поскольку известно, что значительную часть рейтинга этот человек сделал себе на тбилисской трагедии. Именно с легкой руки этого депутатского расследования пошла версия о том, будто в Тбилиси солдатами были убиты мирные жители. Теперь уже существуют неопровержимые документы — Прокуратурой СССР закончено следствие, закончены экспертизы — и совершенно понятно всем: ни один человек в Тбилиси ни от саперных лопаток, ни от армейского оружия или газов не погиб. Следовательно, мы имеем дело с обманом миллионов.