ющие события это подтвердили. Там начали твориться беззакония, открытые преследования всего иноязычного населения, и не только его, а и своего, коренного. Надо иметь в виду и такое обстоятельство, немаловажное на мой взгляд: в Литве Ландсбергис пришел к власти благодаря 28% избирателей. Таким образом, 72% избирателей ничего по поводу его кандидатуры не сказали. К тому времени уже открыто преследовались все прогрессивные организации, учреждения, люди. И, конечно, в этих условиях нужно было бы вводить там соответствующий порядок, но, к сожалению, произошло нечто невообразимое, необъяснимое. Это потом стало ясно, что определенные силы и в Литве, Латвии, Эстонии, и в Москве действовали в едином потоке по разрушению нашей страны.
В январе 1991 года была попытка остановить негативный процесс, и она, в общем-то, увенчалась бы окончательным успехом, если бы, конечно, не предательство, которое мы наблюдали здесь, в Москве. Я думаю, что история с Литвой лишний раз подтверждает, в какую пропасть мы упали — не в силу каких-то объективных обстоятельств, а в силу субъективных факторов.
A. Г. Невзоров: Я перебью вас, потому что удивлен чрезвычайно, и своими глазами видел секретные сводки управления «Z», касающиеся Литвы января 1991 года. Там черным по белому было сказано, буквально кричалось в этих сводках о том, кого из русских собираются уничтожить, как собираются устраивать концентрационные лагеря… Почему вы тогда не сделали эти секретные сводки достоянием гласности? Может быть, кто-то бы прозрел, кто-то понял, что нас ждет?
B. А. Крючков: Я с вами согласен, что в наших действиях наступательности не было, наша пропаганда была вялой, мы часто оборонялись, часто оправдывались, хотя надо было действовать совершенно в другом ключе. Вы правы совершенно. Но опять-таки хочу указать на общий источник нашей беды. Он состоит в том, что определенные силы здесь, в Москве, видимо, имели другие планы. Их интересам отвечало отделение этих республик от Советского Союза, в их интересы входило, чтобы к власти пришли те, кто были против наших и, как я глубоко уверен в этом, против исторических интересов литовского, латвийского и эстонского народов. Я действительно получал достоверные данные о том, что готовится расправа с иноязычным населением и не только с ним, это, кстати, было видно, когда удаляли со всех должностей, постов, позиций тех, кто хоть в чем-то отличался от команды Лансбергиса. Вы правы, нам нужно было тогда решительнее поднимать свой голос, но, к сожалению, мы наталкивались на стену непонимания и не-поддержки этого. А что касается отдельных актов, провокаций — они имели место, были убийства, преследования, в частности, начался отток иноязычного населения из Литвы. Тут надо вспомнить и о том, что Литва до сорокового года была самым бедным в Прибалтике государством, а в последние годы Советской власти Литва стала самым богатым, самым развитым государством.
A. Г. Невзоров: В связи с тем, что все-таки удалось им эту свою мечту осуществить и отделиться и граница будет передвинута — во что нам это обойдется? Сколько денег это будет стоить?
B. А. Крючков: Знаете, есть несколько таких направлений, которые в силу тех или иных причин (потом скажу подробнее) дорого обойдутся нашему государству. Они обрекают нас на серьезные материальные, экономические лишения. Вы знаете, 70 лет мы оборудовали границы протяженностью 62000 км, они стоили по тем, настоящим, деньгам, для нашей Державы сотни миллиардов рублей. Может, даже никто и не вел подсчет их, а сейчас мы сами это все разрушаем, оставляем там здания, сооружения, казармы и должны будем создать новые десятки тысяч километров новой границы. Это по нынешним деньгам триллионы и триллионы рублей. Даже одно это обрекает наше государство на огромные материальные лишения и наносит невосполнимый ущерб. Я хотел привести еще один пример, ведь таких направлений не одно и не два, их десятки, и все они будут нас разделять, делать нищими. Мы имели прекрасные портовые сооружения в Прибалтике, на Черном море. Сейчас Россия лишается этого. И недаром был брошен клич, что Россия должна иметь свои могучие порты, значит, мы должны их построить. Но это так дорого, так дорого, что вы себе даже представить не можете, это значит, что на десятки лет одним этим мы обрекаемся на огромные лишения. Я считаю, что это следствие не каких-то абстрактных, объективных факторов, а субъективных и действий таких людей, которые довели нашу страну до такого положения. К сожалению, можно этот перечень продолжить.
A. Г. Невзоров: Еще один вопрос. Было закрытое заседание сессии, где вы впрямую дали понять, что правительство наше и большая часть руководства страны — это по сути дела диверсанты, агенты влияния, люди, поставившие своей целью разрушение страны, нищету, голод, ликвидацию опасного для Запада конкурента. Почему это было закрытое заседание, почему вы не говорили этого открыто?
B. А. Крючков: Ну, во-первых, к лету 1991 года для меня лично не осталось никаких сомнений относительно того, к чему мы идем, точнее, к чему направляют нашу страну. Я уже догадывался, а кое-что совершенно конкретно знал: кто ведет страну к такому положению и, поверьте, мне было очень тяжело сознавать, что в их числе находился и бывший президент Горбачев. У меня было много с ним бесед, встреч, я имел соответствующую информацию и показывал ему, что вызывало у него одни ухмылки. И тогда — это было совершенно спонтанно — решено было выступить на сессии Верховного Совета СССР и сказать о том, что нас ожидает, какая страшная судьба у нас впереди. Возник вопрос: как эту правду сказать — в открытую или на закрытом совещании. Тут я вижу свою вину, мне нужно было возразить против закрытого заседания, надо было пойти и прилюдно все это сказать. А мы решили, и я согласился с этим, что первое сообщение надо сделать на закрытом заседании Верховного Совета СССР. Конечно, это была большая ошибка.
A. Г. Невзоров: Смотрите, с одной стороны колоссальная империя, колоссальная в своей мощи, сильная талантом народа, богатством лесов, золотом, углем, бог знает чем еще — всем. Огромная служба государственной безопасности, работающая честно, сильно и справляющаяся со всеми сложностями в стране. И, с другой стороны, на другой чаше весов — небольшая группа противников. И тем не менее они одерживают победу над вами, сажают вас в тюрьму, уничтожают страну, стирают ее границы, заставляют людей убивать друг друга в войнах, делают все безумно дорогим и уводят Россию к пропасти беспредельной. Как же Вы проиграли эту войну — Вы, председатель КГБ СССР ВЛ. Крючков?
B. А. Крючков: Вы знаете, очень тяжело слышать эти слова, Александр Глебович, потому что проиграли не мы, проиграла страна, проиграл наш народ, народ бывшего Советского Союза. Я хотел бы возразить против одного слова — империя.
A. Г. Невзоров: Я имею в виду не конкретное политическое значение я имею в виду мощь страны, ее образ.
B. А. Крючков: Я так и понял.
A. Г. Невзоров: Нет, почему такое дикое несоответствие сил? Ведь по сути Россию уничтожили 10 или 15 агентов влияния и 30 или 40 продавшихся газетчиков, действовавших против всего Комитета Государственной Безопасности. Трудно объяснить логику развития всех этих событий.
B. А. Крючков: Мне понятен этот вопрос. Причин тут, конечно, много. Во-первых, когда все уже совершилось и мы поняли, что потерпели поражение, меня обуревали сомнения: а правильно ли мы все рассчитали? правильно все сделали? не ошиблись ли? нет ли ошибки в лицах? Не разошлось ли наше понимание ситуации полностью с тем пониманием, которое присутствует у здоровых сил общества? И я очень скоро убедился в том, что мы не ошиблись в оценке событий, мы правильно все просчитали, но, видимо, была допущена серьезная ошибка в оценке того, как надо действовать, как надо было себя вести. И второе: когда на посту президента такой державы, каким был Советский Союз, на посту такой партии, какой была КПСС, оказывается предатель, вы знаете, это совершенно необычная ситуация. А когда рядом с этими предателями оказываются еще предатели, это делает ситуацию совершенно уникальной, это требует неординарных действий, на которые мы, конечно, не пошли. Я думаю, это был один из очень серьезных просчетов.
Второе. Я часто думаю над тем: а созрел ли народ до понимания трагедии, которая произошла в августовские дни, и, в особенности, в последующем?
A. Г. Невзоров: Вы верите в самоубийство Пуго?
B. А. Крючков: Я не располагаю в достаточной степени материалами дела ГКЧП, чтобы ответить на этот вопрос со стопроцентной уверенностью. Здесь требуется и глубочайшая проверка…
A. Г. Невзоров: А что вам говорит Ваше сердце — сердце человека, неплохо знавшего Бориса Карловича?
B. А. Крючков: Я его знал отлично, это был замечательный латыш, я знал, что он болел за судьбу Латвии, он говорил, какая тяжелая судьба ждет латвийский народ, если только латышская республика отделится от Советского Союза. Он говорил, что будут преследовать не только русских, которых там больше половины, но и латышей, и какая-то кучка негодяев возьмет там власть и начнет творить там что-то невообразимое. Возможно, что он, предвидя такую трагедию, просто не выдержал.
А. Г. Невзоров: Всем уже известно благодаря публикации в «Советской России» о роли некоего Яковлева, прокурора, кто-то там петушился по ТВ, говоря что вы почему-то отказались давать разъяснения по этому поводу… Насколько я вас знаю, вы человек очень осторожный и добровольно шеи, хоть под заржавевший демократический топор, вы не подставите, т. е., значит, по Яковлеву, у вас есть еще что-то?
В. А. Крючков: Они хотели провести со мной неофициальную беседу, чтобы выяснить некоторые детали. От такой неофициальной беседы я отказался, потому что пока во главе прокуратуры стоят Степанков и Лесов, никаких неофициальных бесед быть не может. Это первое. Второе, по поводу той статьи в газете «Известия». У меня есть все основания не доверять Степанкову как человеку необъективному, он уже заранее предрекал, что Яковлев виновен, что, возможно, виновен Горбачев, это он дал указание на то, чтобы провести проверку, говорил, что вообще непонятно, что делал Крючков. Я думаю, что беспристрастной объективной позиции со стороны Степанкова в этой статье нет, как нет и в других его публикациях. Вчерашнее мое выступление еще раз подтвердило это. В том, что я написал, я уверен и, когда речь дойдет до проверки, я смогу предоставить соответствующие дополнительные материалы. И еще: когда будет судебный процесс, мы гласно будем говорить все, что знаем по этому и по другим поводам.