ОФИЦЕР: То, что их давить, гадов, надо — это правильно! Но давить-то по уму! Обученным войском! Не надо столько… Есть же у нас люди! Дивизию, две, три, сколько надо… Собрал, блокировал. Все ходы обложили… Колючей проволокой все можно четыре раза обмотать! Никто не вылезет! Воздух прикрыл… Куда он денется, этот Дудаев?!
В кадре — полузразрушенное здание, разбитые окна. Бой. Бегут, спотыкаются, падают солдаты. Мимо разрушенных домов движутся БТРы с десантниками, сидящими на броне.
НЕВЗОРОВ: Здесь, — на Госпитальной улице, в центре города Грозного, где ведет бой на подступах к дворцу Дудаева армейская группировка «Север» генерала Рохлина, слава Богу, никто не болтаемся под ногами… Здесь нет болтунов-депутатов, корреспондентов и других проходимцев, в глаза не видевших передовой, но трещащих о чеченской войне без умолку. Здесь не увидишь блажного старичка, вдохновляющего бандитов убивать русских солдат и жечь наши танки. Не увидишь других «миротворцев». Здесь, на передовой, рот такого рода публике затыкают прикладом. И что смешно и поразительно — здесь каждый солдат и каждый комбат умнее всей Государственной Думы.
Передовая.
Фронт.
Ад.
Не смолкая, надрывая барабанные перепонки, грохочет канонада. Лица солдат — мальчишечьи, губастые, большеглазые лица первогодков.
НЕВЗОРОВ: Слушайте, а правда, что среди солдатиков отказа в бой идти не было еще ни одного?
СОЛДАТ: Не было.
НЕВЗОРОВ: Да?
СОЛДАТ: Рвутся наоборот.
НЕВЗОРОВ: Рвутся?
СОЛДАТ: Конечно.
НЕВЗОРОВ (солдатику, что стоит впереди, тому, кто ему отвечал): Сам, что ли, попросился?
СОЛДАТ: Да. Я два раза подходил к командиру полка.
НЕВЗОРОВ: Много у вас таких, которые сами просились?
СОЛДАТ: Да там весь полк.
Снова грохот канонады… Затем — подвал, ставка Рохлина. Сквозь клубы дыма проступают лица генерала, офицеров-штабистов. Здание больницы обстреливается непрерывно крупнокалиберными снарядами дудаевской техники, собранной за дворцом. Слышны приглушенные канонадой голоса деловито совещающихся военных.
Грохот, удар.
НЕВЗОРОВ: Это мы или по нам?
ОФИЦЕР: По нам.
НЕВЗОРОВ: Это по нам, да? Это миночка или что?
ГЕНЕРАЛ: Танковый снаряд.
НЕВЗОРОВ: А у меня создалось такое впечатление, что помещеньице, в котором мы находимся, несколько, я бы сказал, горит… Справедливое впечатление?
ГЕНЕРАЛ: (откашливаясь): Надо думать.
НЕВЗОРОВ: То-то я смотрю, у меня объектив запотевает. Значит, сопротивляются они отчаянно, да?
ГЕНЕРАЛ: Да. Возьмем, куда они денутся.
НЕВЗОРОВ: Много у них там, во дворце, народу?
ГЕНЕРАЛ: Четыре тысячи.
НЕВЗОРОВ: И тяжелая техника есть? За дворцом?
ГЕНЕРАЛ: Да…
…Рохлин — странный генерал. В своих треснутых очочках, в камуфляже, на передовой, в рассыпающемся и горящем доме, ласковый и невозмутимый, даже не вздрагивающий, когда в его раскаленный по-банному полуподвал рявкает очередной снаряд, так непохожий на генерала и так беззаветно любимый даже самыми злыми, языкастыми, кроющими всех и вся солдатами…
ОФИЦЕР: Генерал-лейтенант?.. Да я ему, б… сапоги буду целовать! Он впереди солдат идет! Разве может генерал-лейтенант, генерал-лейтенант, б… впереди всех на БТРе идти? А что ему… что ему остается делать? Он сам в прорыве, весь корпус в прорыве! Он держит… Все, и офицеры, все идут за ним!..
НЕВЗОРОВ (за кадром): Бой идет нешуточный. За расколоченными домами, за изрытым воронками садом, где нелепо белеют покрашенные известкой стволы яблонь, виден дымящийся дворец Дудаева. Еще вчера казалось, что удалось подавить большую часть вражеской техники и выбить из высотки напротив снайперов и гранатометчиков. В действительности удалось отнести переднюю линию, где на огненных точках положили массу дудаевских наемников. Среди них — немало моджахедов. Четверо — теперь в виде трупов — судя по документам, из Афганистана.
Ночью, казалось, победа была близка. Но с утра… С утра все началось еще жесточе и еще кровавее…
И вот — бойцы тащат носилки с ранеными. Снова — грохот, снова падают убитые Корчится на земле весь залитый кровью солдатик. Группа бойцов собирает, можно сказать по кускам, тело своего командира, пытаются уложить на носилки. Отрывисто звучат команды и брань. Тарахтит бронетехника. Ощущение ада становится реальным, невыносимым. Рохлин — в своем штабе, в полуподвале. Лицо его — внешне такое спокойное, домашнее… Лицо генерала Рохлина.
НЕВЗОРОВ: Послушайте, генерал, но это явно нельзя назвать словом «бандформирования»… Это уже армия у них.
ГЕНЕРАЛ: Безусловно.
НЕВЗОРОВ: То есть это армия, которая могла бы воевать, по моим подсчетам, спокойно и победоносно с государствами типа Австрии…
ГЕНЕРАЛ: Вне сомнения.
НЕВЗОРОВ: Я уже не говорю про какую-нибудь Щвейцарию и про какие-нибудь подобные кукольные государства. То есть у них — армия. Бандформирования с тяжелым артиллерийским вооружением и танками не бывает.
ГЕНЕРАЛ: Это — одна сторона…
НЕВЗОРОВ: Армия. Прекрасно тренированная, вооруженная, готовившаяся к войне с Россией три года. А у Великой России — мальчишки, срочники. Правда, мальчишки великолепные.
Канонада боя. У стены то ли полуразрушенного дома, то ли блиндажа сидит юный солдатик. Во время короткой передышки он увлеченно уткнулся в синюю с твердым переплетом книжку.
НЕВЗОРОВ: Чего читаем?
СОЛДАТ(смущенно усмехается): Сказки.
НЕВЗОРОВ (тоже смеется): Какие?
СОЛДАТ: Мексиканские…
НЕВЗОРОВ (за кадром): …Конечно, у Великой России их безумно мало, истинных псов войны, которых так внезапно востребовало время, псов войны, умеющих убивать и умирать. Здесь, на фронте, их меньше сотни, по пальцам можно пересчитать… Тогда как нужен был бы сорокатысячный корпус таких, как вот этот Костя, или таких, как эти ребятки, что по Грозному, по диким, насквозь пробитым, горящим улицам, где пальба несмолкаема и бьют из всех окон, где великие специалисты из подвалов жгут наши БТРы и танки, как спички, — они разъезжают на броне, а не под броней, в знак презрения к смерти и к врагу, и к той чуши, что творится… Да чего мы хотим, когда у нас неприлично маленькая армия, скукожившаяся, обглоданная, нищая и бесправная. Неприлично маленькая для такой колосеальной страны, как Россия. У этой армии едва хватает сил свои объедки, свои ракеты, свои заводы…
Я хоть и депутат Госдумы, но не торгую тайнами, особенно государственными. Позже, вероятно, станет известно, сколь фантастически малым числом освобождался от бандитов и их армии город Грозный. Позже это будет известно.
Вот — танкисты. Простые русские лица… Игорь Григоращенко — такой молодой, красивый парень…
ТАНКИСТ: Выехал. Танк сожгли. Экипаж целый. Сутки отлежался. Хотели увезти с контузией. Но он сказал: «Пока не отомщу за своих, я отсюда не уйду». Позавчера, когда брали штурмом несколько домов, опять его подбили, в новом танке. Каким-то образом получилось затушить его, приехали, поменяли танк и опять выехали. И вот сейчас до сих пор в паре работают… бьют их.
ИГОРЬ: За ребят, за Серегу. На выпуске рядом стояли. За Россию! Это — наша земля. Я — потомственный казак. Наша земля. Этот город основали казаки, мои предки, и я, если надо, положу здесь свою голову. Это наша земля, Россия, а отдадим Чечню, распадется Россия. Когда будете показывать по телевизору, моим троим детям, жене, матери с бабкой большой привет передайте. Живой, здоровый!..
…И опять — бой, бесконечный, настоящий, не киношный. Бьют автоматные очереди, рычит бронетехника, грохочут разрывы. Солдаты, солдаты, солдаты…
НЕВЗОРОВ (за кадром): Но надо отдать себе отчет и отдавать хорошенько, что никто и ничто — ни Господь Бог, ни все силы ада, даже ада вот этого — этих людей сдаться не заставит. И псы войны, немногие на этом фронте, и мальчишки здесь не сдаются, ибо лучше миллионов орущих, воющих, пишущих, читающих, болтающих с трибун, понимают, что на самом деле здесь происходит. И в этом аду, в этом огне и крови рождают сызнова то, что на весь мир во все века гремело по миру и в преисподней, и среди ангелов небесных. Сызнова рождают характер России и ее величие.
Это — Грозный. Передовая группа «Север» Улица Госпитальная. Январь 1995.
Это — АД.
А это письмо автор репортажей из Чечни получил почти через месяц после их выхода в эфир.
Здравствуйте, уважаемый Александр Глебович!
К Вам с огромной просьбой обращается отец погибшего воина-десантника отдельного батальона спецназа г. Москвы Поликарпов Юрий Дмитриевич.
Дорогой Александр Глебович, мой сын, Поликарпов Александр, погиб в Чечне при выполнении специального задания командования 8 января 1995 г. между 11 и 13 часами дня, как написано в документах, в Грозном, вблизи консервного завода.
Я не видел сам, но люди говорят, что показывали по телевизору Вашу кассету с записью этого боя. Я, к сожалению, ничего не знаю, но Вы, как говорят, назвали этот бой адом. В этом бою погибло около 10 человек из батальона спецназа. Группа разведчиков вела неравный бой, и в этой группе вместе со своими боевыми товарищами погиб наш сын Александр. Посмертно он награжден орденом Мужества.
Александр Глебович, если у Вас имеется эта кассета с записью этого боя, пусть это будет место его или фрагменты этого ада, не могли бы Вы поделиться с нами этими материалами, ведь Вы понимаете, что все это нам очень дорого, ведь возможности узнать о месте гибели сына и посетить его у нас, может, и никогда не будет или мы просто можем не дождаться этого дня. Мы очень надеемся на Вас и просим, помогите в этом вопросе.
Желаем Вам доброго здоровья. Мы знаем, что Вы бываете в самом пекле событий в Чечне и поэтому самое большое к Вам пожелание — возвращайтесь всегда живым! Вы очень нужны нам всем, чтобы знать правду об этой страшной, жестокой войне.
До свидания, всего Вам доброго.