А ну скорей любите нас —
Вам крупно повезло!
Руки ловят пустоту…
Странно, страшно — не пойму:
Жизнь при мне да сердца нет —
Потерял и всё ищу
Глупость детскую свою.
Руки гладят пустоту…
Странно, страшно — трепещу:
Сердца нет, душа болит —
Вдруг найду да не верну
Ту, которую люблю…
Дуня помешивала деревянной ложкой суп из реповой ботвы с репово-чесночной заправкой. Суп был донельзя жидким, пресным и нисколько не насыщал. Впрочем, наесться от одного лишь взгляда на еду мало кому удавалось. Рядом дымилась плошка с кашей. Дуня и на неё смотрела с изрядной долей сомнения.
«Эльфы» щедро и даже настойчиво предлагали взять жаркое или дичь — в кошельках самозванных покровителей звенела монета, — но девушка отказалась. К мясным блюдам она не испытывала доверия, потому что к своему глубокому сожалению и разочарованию ненароком увидела, как тут готовят. А ведь так хотелось чего-нибудь животного происхождения! Ей ещё повезло: хозяин харчевни догадался предложить сыр. И то хлеб — усмехнулась про себя Дуня.
Общий зал был полон. Здесь ели, пили, курили, гоготали, шумели, слушали менестреля и делились последними новостями. Главной и всё ещё бурно обсуждаемой оставалось подлое — а как же иначе? — убийство короля. Вообще-то набольшего называли иначе, но заклинание, которое прочитали близнецы (оба брата оказались магами), упорно переводило термин в настолько заумное словосочетание, что Дуня не стала мучиться и решила для себя называть правителя королём, благо корону она на его голове видела… Наследник безвременно ушедшего господина и повелителя поведал душещипательную историю и за поимку злодеев пообещал тысячу золотых. Когда четвёрка воров — тогда они всё ещё были вместе — узнала о сумме вознаграждения, Дуня никак не могла решить: гордиться ли ей или бежать от подозрительно заинтересованных взглядов. Но потом братцы удосужились изучить описание коварных убийц и посчитали, что результат не стоит будущих усилий. Поди докажи страже, что это — именно та девица, которую разыскивают. Если певца-напарника юный принц, или, вернее сказать, уже король, обрисовал с фотографической точностью, то при воспоминании о Дуне у парнишки явно разыгралось воображение: от собственно девушки остались только чёрные с алым волосы (и те оказались на полметра длиннее) и раскосые глаза, что, надо признать, даже в портовом городе было бы яркой приметой, не вспыхни тут же в столице мода на чёрно-красные парики и причёски.
Тяга рядовых и не очень граждан к экзотическому облику полностью соответствовала всеобщему настроению: как-то незаметно, быстро и легко траур по почившему владыке перешёл во всенародное гулянье. Конечно, это объяснялось, если оно того требовало, очень просто: король умер! Да здравствует король! Но Дуня ещё ни разу не видела, чтобы с такой нескрываемой радостью предавались печали: горожане едва не танцевали, украшая дома чёрно-белыми лентами, часа за два до официального подтверждения смерти государя. Наследник сообщил подданным о трагедии, когда девушка спала, то есть — на рассвете.
Вести распространились по столице и, похоже, за её пределами со скоростью пожара в сухостое.
Руки сжали пустоту…
Менестреля попросили завязать с иноземщиной и тягомотиной и изобразить что-нибудь весёлое или героическое. Что именно — публика не сошлась, предоставляя выбор исполнителю. Тот поспешил, пока не началась явно назревающая потасовка — вряд ли хозяин заведения будет доволен песнопевцем, если из-за его раздумий все столы переломают.
Так было: подвиг совершить
Решил один юнец.
К папаше наш герой пришёл:
«Благослови, отец!»
Родитель тихо застонал —
Не первый раз глупец
В неистовстве чумном кричит:
«Благослови, отец!»
…Младенец мокрый завопил —
И имя нёс мудрец,
Когда несчастный услыхал:
«Благослови, отец!»
С тех пор отцу покоя нет —
За что, скажи, Творец!
Ведь сына все теперь зовут
«Благослови, отец!»
Дуня поморщилась. Не из-за песни как таковой — она-то девушке нравилась, забавная, — а потому, что та мешала думать.
Всё ж таки «эльфы», а, прежде всего, их конкуренты, не сдали «лунную дочь» властям лишь благодаря тому, что воров объявили пособниками убийц. Вряд ли идея принадлежала новому правителю, скорее уж — начальнику стражи, упустившему опасных преступников, хотя Дуня не поручилась бы. Со слов и музыкального узника, и близнецов выходило, что венценосный парнишка куда как не прост и всё обдумывает не на два и не на три шага вперёд. Вылитый Сладкоежка!.. Но, что бы ни послужило причиной, знакомство с тюрьмой Дуня не продолжила.
В чулане заперли дитя,
Но меч нашёл, наглец,
И с хламом тем к ногам припал:
«Благослови, отец!»
«Эльфы» решили покинуть город. Зачем — преследовать ушлого менестреля или по каким другим делам — она не совсем поняла. Её это, в общем-то, не особенно интересовало — отправляться куда-либо в компании странноватой парочки девушка не намеревалась, хотя отлично понимала, что за высокие стены выбраться ей необходимо, но неожиданно у братьев отыскался изумительный аргумент «за».
— …Зачем я вам сдалась? Какой смысл мне помогать?
— Да незачем. Ты нам просто понравилась.
— Допустим, — не стала спорить Дуня. — Я забавная. Да и если порассуждать, то мигом попадусь страже. Я им такого про вас насочиняю… Нет, — девушка виновато втянула голову в плечи, — я не угрожаю. Мне кажется, что именно так и будет, если меня испугают. А это так легко.
— Но ты правда нам понравилась, — нисколько не встревожился Уголь (он действительно имел такую кличку). — И скажи откровенно: какая тебе-то разница, куда и с кем идти? Чем заняться?
— Что? — не поняла странница.
— Ясно же как солнечный день! Ты не из этого мира. Явиться неизвестно откуда, посреди ночи, в знойный приморский город в валенках, шерстяной шали и нижней юбке да в чудесном, воздушном платье, не знать языка и порядков, увязаться за первыми встречными и вляпаться в неприятности… Конечно, и абориген с этим справится, но не такой, как ты. Ты не приспособлена к приключениям.
— Родных у тебя здесь нет, — подхватил братец. — Пристанища — тоже, как и дела. Настаивать не будем, но… У тебя есть идеи, как быть дальше?
Идей не было, кроме одной.
— А вернуть домой вы меня можете?
Они ответили не сразу. То ли подбирали слова, чтобы окончательно не расстроить, то ли опять совещались. Они утверждали (и зачем-то рассказали Дуне, хотя она и не спрашивала), что мысленное общение не является чем-то обычным даже для чародеев. Мол, у них это выходит лишь оттого, что братья уже в материнской утробе были волшебниками, где и научились разговаривать молча, а не вслух. Впрочем, тут же «эльфы» признались, что без наследственности тоже не обошлось: для расы их отца подобный симбиоз был вполне естественен у близнецов. Другой вопрос, что двойняшки и тем более тройняшки среди представителей родительского вида встречались редко и, к сожалению, часто сводили мать в могилу.
— Понимаешь ли, Лаура, — Уголь отчего-то прицепился к этому имени и ни в какую не желал называть Дуню иначе, — раз тот мир исторгнул тебя в этот без твоего согласия, ты не принадлежишь ему, пусть даже ты и сделала там первый вдох.
— Значит, не можете, — резюмировала девушка. Она не стала уточнять, что мир, «её исторгнувший», родным ей ни в коей мере не был. — И чем вы предлагаете заняться?
— Поиском, — широко улыбнулись «эльфы». И не требовалось уточнять — каким и чего. — Но сначала мы покинем город…
И они его покинули. Но каких же мучений это стоило Дуне!
Сама девушка не считала, что ей нужна маскировка — при таких-то настроениях в столице и ныне бесплатном выезде! Однако братья думали иначе. Возможно, они не ошибались.
Ищут мужчину и девушку? Хорошо, пусть будет юноша при двух мужчинах. Дуня сопротивлялась целый день… если, конечно, так можно назвать то, что она безвылазно сидела, запертая в съёмном домике братьев, пока те рыскали по городу — выведывали новости, слушали сплетни, покупали одежду и продукты в дорогу. По сути, странница не знала, а только могла поверить «эльфам» на слово, когда они рассказали о своих делах. Вернувшись, близнецы облачили девушку в тёмно-серый костюм — точь-в-точь одеяние лекарей из китайских фильмов, только и не хватало шапочки с зелёным овальным камнем. Волосы новоявленные опекуны хотели было обрезать, но смилостивились и собрали в пучок а-ля самурай. А для полноты картины подвели чёрной тушью глаза. Дуня искренне порадовалась, что добрые самаритяне не предложили полюбоваться на себя в зеркало… хотя посмотреть было интересно.
Однако самым ужасным оказалось другое: «эльфы» заставили перебинтовать грудь. Впервые девушка не обрадовалась тому, что таковая у неё имеется: всё болело, дышалось на грани обморока и это в без того душном городе. Дуня не знала, почему не только выжила, но и выдержала пытку. А после был мул.
Сами «эльфы» внешность не меняли — заплели по две косицы по вискам, словно бы это хоть сколько-нибудь отражалось на их узнаваемости. Или неузнаваемости. Да тем и ограничились. Уши они, кстати, имели не заострённые, а вполне нормальные, разве что зататуированные напрочь. Помимо, Уголь носил витую серьгу с явно дорогими камнями. Эльфами братья, если уж на то пошло, тоже не были, оказавшись наполовину людьми (по матушке), наполовину турронцами (по батюшке). Турронская кровь и наделила воров, так сказать, классической эльфийской внешностью, хотя, если родичи близнецов и жили в лесах, то явно не в тех, где растут деревья. Словоохотливые до болтливости братья при описании