Я делаю все, как нужно?
Просто классно.
Тогда все в порядке.
Местность вокруг заволакивала тень, и она погружалась в темноту – ту, извечную, которая существовала задолго до того, как появился человек, и останется после того, как его не будет. Звуки по-иному разносились в воздухе: резче, чище, громче. Эхо исчезло. Теперь его выстрелы лишатся басовитости и покажутся щелканьем кнута. Ветер будет дуть робкими порывами, касаться щек, теребить желтые флажки. Гроза стала не такой далекой, туча над горизонтом наползала на багровеющее солнце. Все менялось и принимало свои более темные формы.
Джеймс, сам не понимая почему, не мог оторвать взгляда от солнца.
Светило закатывалось, и это его радовало, хотя память не сохранила причину радости. Поэтому он оцепенело смотрел на тусклый диск, мерцающий, словно фонарь в тумане. Тепло коснулось лица, и Джеймс с трудом вспомнил: восемь минут. Потребовалось восемь минут, чтобы преодолеть пространство от далекого ядерного огня к этой маленькой скале.
– Джеймс!
Он узнал ее голос, и события дня будто взорвались в его мозгу. Странный зачес на голове Глена Флойда, история с остановившимся на дороге грузовичком, напоминающая взрывы банок с содовой, стрельба очередями и кровь, застывающая на песке похожими на глазированные пончики шариками.
– Джеймс! Все очень плохо!
Тон Эль невообразимо мрачный. Ни сарказма, ни сдержанности. По салону «тойоты» пронесся неожиданно прохладный сквозняк, звякнул разбитыми стеклами, растрепал клочья мягкой обивки сидений. Джеймс зажмурился, моргнул, но продолжал видеть одно ненавистное солнце, засушенное в сетке всплесков оранжево-фиолетово-желто-лилового. Он чувствовал себя так, словно всю ночь пил дешевое пиво и теперь пытался разобраться в ситуации. Где я? Неужели мы с Эль поругались? Где мой бумажник? Меня тошнило? Где-то в машине шевелилась Эль, и на заднем сиденье поскрипывало дерево. «Тойота», будто качели, раскачивалась на несколько дюймов в каждую сторону, это свидетельствовало о том, что они повисли на чем-то. Подбородок упирался в твердое, как он догадался, в приборную панель. Джеймс поднял голову, развернул плечи… Руки не шевелились.
– Сейчас доберусь и до этого, – пообещала жена.
Хорошо, что к ней возвращалось чувство юмора.
Джеймс сморгнул солнечную радугу и все увидел. Его запястья были неряшливо обмотаны петлями липкой ленты – ниже, выше, от костяшек пальцев до руки – и надежно привязаны к рукоятке переключения передач. На большей части брызги крови, потеки на складках и в швах. И вся эта кровь не его. Джеймс откинулся назад и потянул руки, но понимал, что освободиться не сумеет.
– Работа Роя? – выдохнул он.
– Да! – бросила Эль.
– Парень постарался, накрутил скотча от души.
– Он меня ударил.
– Что?
– Рой перелезал через меня, чтобы связать тебя. Я хотела его остановить, хлестнула по глазам, схватила за раненую руку, и его палец оторвался. Тогда он пихнул меня в дверь лицом и, кажется, ударил по затылку. – Эль пошевелила челюстью, и Джеймс увидел синюю тень на ее скуле. – Наверное, я вырубилась, и он ушел. Прости, не доглядела.
– Нормально.
Ее глаза блеснули.
– Очень, очень прошу, прости.
– Все хорошо. – В голове стоял туман, словно там плескалось дрянное пиво. – Поищи что-нибудь разрезать ленту… перочинный нож.
– Исчез.
– Сумка для инструментов…
– Валяется в полумиле выше на дороге. – Эль повернулась, и солнце осветило под ее глазом синяк в форме «галочки» на логотипе компании «Найк». Щека уже заметно распухла.
Рой! Джеймс ощутил, как вспыхнули щеки, и запоздалый приступ боли от контузии оглушил так, будто на голову наехала груженная шлакобетонными блоками тачка. Будь ты проклят и вся твоя родня, от которой ты отвернулся, и твоя идиотская футболка «Я вас всех имел». Будь проклят! Пропади ты пропадом за то, что ударил по затылку такое прекрасное, милое создание, как Эль.
Гнев – странная штука. Это не просто чувство. Гнев каким-то образом обладает массой – наполняет тело, как горячая пища. Джеймсу стало неловко от того, как хорошо ему сделалось от этого чувства. Он захотел убить Роя. Все в нем кричало, что это неправильно, однако он не мог с собой совладать. Из всего, что говорил ему отец, эти слова всплыли сами собой и зазвенели в ушах: «Знакомясь с человеком, надо заранее строить план, как убить его». Рой того заслуживал за все, что совершил.
Подожди, дай только встретиться с тобой.
– Постой… Ты, кажется, сказала, что оторвала ему палец?
Жена смущенно посмотрела на него.
– Вот это да, Эль!
– Я не нарочно.
– Как это так: не нарочно оторвать палец?
– У него кисть прострелена. Ты говоришь об этом так, будто только я виновата.
– И этот палец… где-то здесь?
Она показала на центральную консоль рядом с его локтем. Джеймс взглянул и отпрянул:
– Какого дьявола ему понадобилось в чашкодержателе?
– Надо же его было куда-нибудь положить.
– Но уж точно не в чашкодержатель.
Эль прыснула. И оба расхохотались – изнуряющим, безудержным, горьким смехом. На несколько секунд они забыли все страхи и перенеслись в кабинет начальника пожарной команды в Сакраменто, когда усастый старик вдохновенно сравнил взрыв в нарколаборатории соседа с образцовым извержением вулкана 1980 года в штате Вашингтон, и все было уморительно смешно.
– Если Рой выживет… – Эль с трудом отдышалась, продолжая жутко хрипеть, – перчатки будут смотреться на нем по-идиотски.
Со склона скатился гулкий рокот и разлился по обеим сторонам русла. Джеймс рывком повернулся и в оскаленном осколками стекла заднем окне «тойоты» увидел в трехстах ярдах джип. Автомобиль, жадно урча мотором, быстро скользил к ним.
Эль подняла голову и вздохнула.
– Так… – Джеймс пожевал губу. – Не пора ли нам начать резать скотч?
Глава 17
Безосколочное стекло оказалось негодным для данной задачи. Кто бы мог подумать? Куски крошились в руках Эль, как лед. Она полезла в сумку за автомобильными ключами, но вовремя вспомнила (вот что нам пригодится) и взяла треугольный осколок зеркальца заднего обзора. Под каждым разрезанным слоем липкой ленты обнаруживался новый. Ее пальцы побелели и, натертые стеклом, горели. В воздухе витал тошнотворный сладковатый запах клея. Левое запястье удалось освободить, но с правой рукой было сложнее: прикрученная к ручке переключения передач, она напоминала рачью клешню.
– Проклятие!
– Я не могу…
Медлим. А времени нет.
С каждой секундой мотор, превращая воздух в вату, урчал все громче. Разлетелось стекло, причудливо рассыпав крошево. Джеймс почувствовал, как у него завибрировали зубы. Кто бы мог вообразить, что автомобиль способен издавать подобные звуки. Они усиливались, отражаясь от каменных стен, пока не показалось, что к ним летит грузовик-монстр.
Слова не требовались – и Джеймс, и Эль все понимали. Она перерезала очередной слой ленты и виновато посмотрела на мужа: челюсти сжаты, на глазах слезы, щеки пылают. Он улыбнулся. Улыбка всегда была его путем наименьшего сопротивления, и даже в этот момент естественным образом появилась на лице. Джеймс ощутил странное спокойствие, он почему-то не сомневался, что все обойдется. Солнце садится, Тэпп хуже видит в прицел, и Эль со всем справится. Это будет непросто. Убийцы откроют на нее охоту, применяя какие угодно технические средства и присущие им жестокие уловки, но она сильная. Эль уже не та женщина с бензоколонки с пустыми глазами, а боец, такая, в какую он влюбился. И, возможно, не шутила, когда обещала кастрировать Роя, если он хоть пальцем тронет ее мужа. Теперь Эль была той второкурсницей, которую Джеймс заметил под мягким небом октября на беговой дорожке университета Южной Калифорнии.
Она тогда зацепилась ногой за полосатый барьер и, грохнувшись на землю, перевернулась раз, другой, третий. Ни шепотка среди зрителей. Джеймс вскочил, оттолкнул соседей и бросился к ограждающей овальный стадион, повешенной на уровне груди цепи. Но Эль уже встала и, избавляясь от тумана в глазах, пьяно трясла головой. Она ободрала колени, и кровь сочилась на ее беговые кроссовки. Эль качнулась, взглянула на зрителей, и несколько сотен человек замерли, словно во время демонстрационных полетов на авиасалоне увидели шаровую молнию. Кто-то упомянул врача – вот он, уже идет. Но помощь не потребовалась: Эль оттолкнулась от дорожки и побежала дальше. Еще три прыжка на последней кривой, и она с посеревшим лицом, оставляя на земле капли крови, пересекла финишную линию стометровки с препятствиями. Сорванец, подумал Джеймс. Он тогда не знал про ее змей.
Эль снова была бойцом, и даже с поврежденным легким она справится.
– Уходи! – Джеймс оттолкнул ее освобожденной рукой с обрывками ленты.
Жена покачала головой.
Мотор джипа изменил тон, урчал ниже, грубее. Машина замедляла ход на берегу русла. Джип остановится, водитель выйдет и спустится на дно. Скрипнули тормоза, хрустнули под колесами камни. Сломалась сухая палка.
Джеймс так много хотел сказать Эль, но времени не осталось: «Беги. Благодаря мне он потерял много крови, особенно не разбежится, от него легко ускользнуть. Двигайся, не останавливайся. Держись русла реки, где Тэпп тебя не увидит. Старайся, чтобы между тобой и незнакомцем находились валуны. Когда стемнеет – это произойдет минут через тридцать, – выбирайся из долины по одному из склонов и направляйся в Мосби. Винтовка Тэппа окажется бесполезной, но он бросится искать тебя. Чтобы с тобой расправиться, им придется близко к тебе подобраться, а это у них не получится, потому что ты быстрее».
Или короче: «я тебя люблю». Просто и ясно.
В двадцати ярдах выше по склону незнакомец заглушил мотор, наполнив атмосферу тишиной ожидания. Последний глоток воздуха раздутыми легкими перед погружением.
Эль улыбнулась, у нее возникла идея. Она поцеловала Джеймса, а затем вложила ему осколок зеркальца в правую руку, словно это была тюремная заточка, и, дрожа от выброса адреналина, прошептала на ухо: