Он представил изумление Тэппа: это еще что такое?
Щеки горели от жара. С шипением сыпались искры. Воняло бензином. Вокруг него в радиусе двадцати футов багровый свет и с каждым шагом рассыпающиеся и вновь собирающиеся вместе зазубренные тени. Джеймс круто повернулся, и ночь прорезала огненная рана – он швырнул на тридцать футов в сторону двери, где стоял Великан, второй сигнальный факел.
Сватомир поднимал карабин для выстрела, когда увидел кувыркающийся в его сторону огненный снаряд. Он пролетел в дверной проем, мимо его левого плеча, отскочил от верстака Тэппа и шлепнулся на мокрый пол. Оторвав от него взгляд, гигант снова повернулся к Джеймсу. Тот никуда не смотрел – опустился на одно колено и закрыл лицо руками.
Воздух загорелся. Капли дождя испарились, все молекулы стали враждебны жизни. Ударила волна спрессованного воздуха, натянув на Джеймсе дорожный жилет. Вулкан Сент-Хеленс, всплыло в его голове. Он упал, опершись о землю руками, и в ушах зазвенело в ответ на неуслышанный взрыв.
Белизна.
Так много белого. Мгновенная ядерная вспышка.
«Черный глаз» Тэппа, предлагаемый по розничной цене 2899 долларов, превратился в чистый лист бумаги. Снайпер откинулся назад, оторвавшись от вдавившегося в бровь наглазника, и увидел то, что было недоступно прибору. Мгновение взрыв был таким же ярким, как солнце. Затем картина обрела форму, и сквозь пылающие силуэты он разглядел стены бунгало, превратившиеся во взметнувшиеся с фонтаном огня листы железа.
Думай, приказал он себе. Думай.
Но вместо этого с отвисшей челюстью смотрел, как в его сторону движется стена огня. Щеками и костяшками пальцев чувствовал даже под проливным дождем ее каминный жар. Последовали новые громовые удары. Огненный шар расплавился из оранжевого в красный, прежде чем поглотить самого себя грибовидным облаком, распустившимся стометровым, дымным кочаном цветной капусты. Подпрыгнув от черных ребер строения, пламя завертелось в воронке встречного потока воздуха и, превращаясь в фантастическое торнадо, закрутилось в вихре грозящего небу огня.
Думай. Глаз снова приник к прицелу, но там царила все та же белизна. Арктическая. Ни малейшего намека на зелень. В углу мигали буквы «ПГ». Тэпп месяцами не открывал инструкции и предположил, что они сообщали о перегрузке. Слишком много света. Усиливающая изображение трубка перегорала, катоды выходили из строя, прибор стоимостью почти три штуки баксов сгорал, как на сковороде…
Думай…
Но Тэпп не мог. Ощущал себя подобно этой маленькой моргающей «иконке». Он не представлял, с чего начать. Все изменилось в долю секунды. Много чего взлетело на воздух и теперь рушилось на землю, а у него две руки, чтобы все переловить и привести в порядок. Помощник шерифа округа Пайют убит из собственного оружия. Видимый на мили столб огня – ревнивая попытка Мосби повторить славу розуэлльского инцидента[12]. Сватомир только что заживо сгорел. Звонивший в полицию назвал Минди его фамилию. Хватает неприятностей, но на последней Тэпп особенно зациклился – в голове так и мелькала картина: онемевшая, с глазами размером с блюдца, полная каверзных вопросов женщина. Не поможет никакая «дымовая завеса». С рассветом шериф Уильям Тэпп превратится в самого поносимого сотрудника правоохранительных органов в стране.
Таким образом, у него в распоряжении… часа четыре. Больше, если верить его семнадцатилетнему наблюдению, как мобилизуются маленькие округа. Он вообразил логистику бегства от закона: есть, спать и вести тайную жизнь в мире, где каждая тупая стерва в «Дейри Куин»[13] может увидеть твое лицо в своем смартфоне. Ничего не скажешь, хлопотно, и Тэпп почувствовал себя уставшим и старым. Не лучше ли сразу уйти из жизни? Как заявил, расчувствовавшись, Джеймс Эверсман: умер, и никаких проблем.
С длинноствольной винтовкой не справиться: развернув дулом к голове, не дотянуться до курка. Но можно, не сходя с места, вышибить себе мозги из тренировочного пистолета. Хотя его малокалиберный патрон кольцевого воспламенения – сомнительное средство для самоубийства: легкая пуля, высокая скорость – пронзает плоть, как лазерный луч, с минимальным ущербом. Как бы самому не превратиться в того парк-рейнджера Глена Флойда и просто не лишиться способности читать и писать. Или не приговорить себя к жизни в коме. Постыдное состояние.
На землю возвращались первые обломки-метеориты и, ударяясь о его склон, рассыпали снопы искр. Один из самых крупных, объятый пламенем, шлепнулся где-то слева. В воздухе потянуло сгоревшим порохом, расплавленным пластиком и раскаленным добела алюминием.
Самоубийство. Тэпп собирал мысли, словно зыбучий песок. Самоубийство подходит, только сначала нужно уладить кое-какие мелочи.
И как будто в подтверждение, ниже большого пламени возник новый красный огонек – это Джеймс зажег второй сигнальный патрон. Торгаш, тощая канцелярская крыса, с набитой старой мебелью, желтой «тойотой», собирается убить его? Ну, ты загнул, парень.
«Ладно, Джеймс. Ты лишил меня всего. Но прежде чем уйти, я разберусь с тобой так, что мало не покажется».
Над головой снайпера, вращаясь, как сказочная мельница, пронесся кусок железа. Тэпп даже не вздрогнул, когда он, словно лезвием бритвы, срезал с его гарнитуры микрофон и шрапнелью грохнулся о камень в нескольких метрах за ним. Все, что он слышал, – голос своего, теперь уже мертвого, самого большого почитателя:
«Ты демон, только пока об этом не знаешь».
Глава 23
Джеймс начал подниматься по склону в сторону снайпера, когда услышал, как взорвалась «акура» Роя, и откос содрогнулся от нового прилива света. Из остова бунгало Тэппа грохнуло второй, затем третий раз. Видимо, кроме тех двух канистр с ацетиленом, которые он заметил, в домике находились другие, но сейчас это не имело значения. Коллекция оружия и патронов стрелка исчезала под звуки пулеметных очередей и оглушающих хлопков. С неба, как во время торжественного проезда героя, посыпался дождь конфетных оберток. Вокруг рушились куски металла – искореженные, зазубренные, оплавленные. Кожа на голове и руках горела от ожогов, в воздухе витал запах жженых человеческих волос. Где-то сзади выл, как собака в будке, Великан. В его легких клокотал огонь, он сгорал заживо.
У Эль время на исходе.
Торопись, поднимись и убей его.
Огибая строение в форме заячьей губы, склон становился круче и превратился в стену колоннообразных камней и куч щебня. Гранит вылезал на поверхность, точно разрывающие кожу кости. Каждый шаг вызывал небольшую осыпь. В руках горсти вырванных, жестких, как проволока, растений. Даже дождь был Джеймсу враждебен – скатывался вниз по склонам потоками, омывая камни и брызгая грязной водой ему в глаза и рот.
Рука болела от второго сигнального огня, который он нес вертикально, как олимпийский факел. Пламя под дождем горело неровно, шипело и плевалось, рассыпая снопы искр. Каждую секунду грозило погаснуть. Неужели эти штуки боятся воды?
– Пожалуйста, не тухни. – Джеймс не узнал своего голоса. – Гори.
Прошла почти минута, а он все еще жив. Из этого следовал вывод, что его план оправдался. Действие развивалось, как в фильмах ужасов: не суйся в тень, и монстры тебя не достанут. Пока Джеймс находился на свету, прицел ночного видения не мог засечь его. Свет поборол тьму. Чихающий сигнальный огонь, светоотражательный жилет, пылающее бунгало – что дальше?
Вверх, вверх, вверх. Каменные языки стали длиннее, опор для ног меньше. То ли он выбирается из колодца оранжевого пламени, то ли огонь за его спиной затухает. Это было бы плохо. Но времени оглянуться назад и проверить у Джеймса не было. Вперед, только вперед.
Факел фыркнул, и на секунду его со всех сторон охватила мгла.
– Господи! Только не погасни! – молил Джеймс, прикрывая факел рукой.
Мокрый известняк скользил под ступнями, как лед. Джеймс упал на колени, и ноги пронзила боль. Факел выскользнул из руки. Джеймс принялся лихорадочно искать его и обнаружил в луже, где пускал похожие на красную икру пузырьки. Зажал в обеих ладонях и мысленно ему кричал: «Время на исходе! Эль умирает. Нужно быстрее!»
Впереди что-то дернулось в темноте.
Джеймс мгновенно выпрямился, выставив вперед факел, как фонарь. Он задыхался, сердце бухало в барабанные перепонки. Это был флаг. Желтый треугольный флаг трепетал в потоке дождя. Он был одним из тех, методично расставленных вдоль Тенистого спуска, которые Джеймс заметил сто лет назад. Приблизившись, в красном отсвете сигнального огня рассмотрел сделанную черным маркером надпись: «150 м». Джеймс сразу догадался, что «м» – это метры. Он в ста пятидесяти метрах от цели. Так близко!
– Тэпп! – крикнул он в темноту. – Я иду за тобой!
Ответом ему был сухой выстрел. Джеймс не сумел определить, с какого направления он был сделан, но пуля ударила в землю недалеко от него. Он поборол приступ паники. В лицо полетели комья, а когда страх исчез, случилось нечто неожиданное: Джеймс самодовольно улыбнулся – Тэпп стрелял в него и промазал.
Не останавливайся. Вперед.
Щелкнул новый выстрел, пуля легла где-то сзади. Однако пролетела ближе, у шеи, словно пущенный сильной рукой бейсбольный мяч, и осыпала спину осколками камня. Джеймс стряхнул их, пригнул голову и заработал руками, стараясь как можно быстрее пересечь ровный участок склона. Впереди уже маячил и быстро вырастал флаг стометровой отметки.
Тэпп передернул затвор: назад, вперед, вниз, и стреляная гильза улетела вправо. Установил прицел на минимальную темноту, но пульсирующий разгул белизны не позволял разглядеть Джеймса. Слишком много света. Меняющегося света. Прибор способен открывать и закрывать отверстие диафрагмы, чтобы приспосабливаться к конкретным условиям: дальнему свету фар или фонарям противника, но только не к такому. Слишком велик контраст. Тэпп хотел выпустить вслепую тре