Отныне право или, проще говоря, человеческая справедливость, изгнанная из буржуазной цивилизации, укрылась в народных массах. Но чтобы она смогла восторжествовать над механически организованной силой государств, ей недостаточно быть справедливостью; нужно, чтобы она сорганизовалась в свою очередь как народная сила, не для того, чтобы создавать новые государства, то есть новое угнетение и эксплуатацию, но чтобы уничтожить государства. Такой должна быть единственная цель политики пролетариата, политики Интернационала, этого мощного и уникального органа дела пролетариата. Такова единственно возможная программа весны, к которой мы все призываем в своих чаяниях, этого возрождения человеческой жизни на земле, за которую мы все готовы отдать нашу жизнь.
Таким образом, дилемма поставлена, не нами, но развитием прошлых и настоящих исторических событий: с одной стороны, великие военные государства, неизбежно поглощающие все малые и средние государства; с другой, постепенное, возрастающее движение народного освобождения, неизбежно стремящееся к упразднению всех государств. Применяя логические следствия этой дилеммы к польскому и славянскому вопросу, неизбежно приходим к пониманию, что у славянских народов вообще, и у поляков в частности остаются только следующие три выхода: либо дать себя полностью пангерманизировать; либо искать нового рабства в не слишком отеческих и несколько удушливых объятиях Его Величества санкт-петербургского медведя; либо, наконец, завоевать свое реальное, человеческое и всеобъемлющее освобождение социальной революцией, не создающей, но разрушающей государства.
Я убежден, что, несмотря на всю так называемую патриотическую политическую пропаганду различных национальных партий, одни из которых, совершенно добросовестно заблуждаясь сами, в то же время вводят в заблуждение массы; другие, подстегиваемые честолюбивыми и алчными намерениями, пытаются увлечь славянские народы на гибельные или бесплодные пути; так вот, я убежден, что все эти народы, включая польский, повинуясь побуждению и неизбежности, которые сильнее влияния всех партий, дойдут до того, что рано или поздно сами выберут единственный путь спасения, путь социальной революции. Для них, как для всех других эксплуатируемых и угнетаемых народов Европы, нет никакого иного выхода. Таким образом, это только вопрос времени, но этот вопрос чрезвычайно важен.
Он может казаться безразличным для безобидных или верующих идеалистов: первые черпают свое философское терпение в маленьких повседневных радостях комфортного общественного положения; вторые - вид людей, исчезающий сегодня на глазах, - черпают его в своей вере, дающей узреть посмертное вознаграждение на небесах; как те, так и другие могут спокойно рассматривать все явления с точки зрения вечности. Будь то прямо сегодня или через многие века, раз справедливость восторжествует, а вечная логика будет, наконец, удовлетворена, не одно ли это и то же? Для них да, для нас нет.
Для нас, принимающих в расчет только реальность и настоящую жизнь, то, что потеряно, потеряно безвозвратно; мы не верим в воздаяния, и, в любом случае, не строим иллюзий. Человечество, ради которого мы стараемся, не является абстрактной величиной, это не какая-то вечная идея человечества, а реальное объединение всех человеческих существ. Нам, несомненно, любопытно знать жизнь прошлых поколений; мы также весьма заинтересованы жизнью грядущих поколений; но мы гораздо более преданы судьбе нынешних поколений, проходящих и именно по этой причине единственно живых и реальных. Именно их мы хотели бы видеть счастливыми и свободными, так как мы прекрасно знаем, что, если они умрут в нищете и рабстве, то справедливость, восторжествовав после их смерти, придет к ним слишком поздно. Пятьдесят лет - это жизнь двух поколений. Таким образом, опоздание на пятьдесят лет - это только для Европы, по крайней мере, 500 миллионов жертв. А для славянской расы, включая финнов и литовцев Российской империи, это, по крайней мере, 170 миллионов пожертвованных людских судеб.
Следовательно, для нас ценен каждый год, и мы считаем, что долг каждого честного человека приложить все свои усилия к коллективному труду, который должен приблизить час социальной революции. Поэтому не надо ожидать, что славянские народы, пройдя через новые и более жестокие испытания, наконец, сами найдут этот единственный путь освобождения. Надо помочь им его найти, и никто не мог бы это лучше сделать, чем пролетариат Германии, который, будучи гораздо более просвещен и прогрессивен во всех отношениях, нежели славянский пролетариат, кажется призван самим своим географическим положением и всей своей историей указать своим братьям из славянских стран путь к освобождению, точно так же, как немецкая буржуазия в свое время показала ему путь к рабству.
Но чтобы социалистическая пропаганда из Германии могла проникнуть в сердце славянских народов, есть предварительное условие, полностью противоположное тому, что стоит на первом месте в программе социал-демократии. Эта программа ставит в качестве непосредственной цели завершение создания, то есть передачу народу великого пангерманского государства; а условие, о котором я говорю, - это полный отказ от государства. Пока у пропаганды немецких рабочих отправной точкой будет их государство, они могут быть уверены, что встретят во всех славянах, без какого-либо исключения, врагов, а не братьев. Я объяснил их мотивы, и они абсолютно рационально, совершенно законно дают право на ненависть славян к немцам. Эта ненависть неизбежно толкнет все славянские народы в объятия царя; и, таким образом, рождение и развитие великого пангерманского государства, империи или даже так называемой народной республики, будет иметь неизбежным следствием немедленное создание панславистской империи.
Отсюда я заключаю, что пангерманское государство, желаемое социал-демократами Германии, вместо того, чтобы служить барьером для Европы против панславизма, напротив, спровоцирует его и даст ему одновременно причину и средства к существованию.
Господин Боркхейм и его анонимные вдохновители несомненно успокаивают себя мыслью, что все славяне вместе взятые, включая силы Российской империи, не смогут противостоять всемогущей Германии. Они говорят уже [[См. Блестящее выступление господина Боркхейма]] о массе превосходных земель, расположенных в степях России, которые просто созданы для немецких колоний. Вот те иллюзии, которые, несомненно, делают много чести их патриотизму, но не практическому смыслу и суждениям. Победить гнев и непримиримую ненависть 100 или 80 миллионов людей не так легко, как они думают.
Когда государства будут повсеместно уничтожены, когда все политические и юридические институты в Германии будут заменены экономической организацией и свободной стихийной федерацией коммун и автономных рабочих товариществ, одним словом, когда великое пангерманское государство будет не реформировано в так называемом народном смысле, а полностью ликвидировано, тогда, но только тогда, Россия сможет предоставить свободный доступ немецкой колонизации и даже найдет большую пользу в образовании внутри себя автономных немецких коммун. Русские народности, весьма бедные и невежественные, но наделенные большой природной смекалкой, тогда, несомненно, поспешат брать уроки экономии, организации и свободы у своих немецких братьев, не более умных, но более просвещенных. Но пока в Европе будут государства, в особенности, пока будет существовать пангерманское государство в какой бы то ни было форме, любая попытка немецкой колонизации в России будет рассматриваться и ощущаться всеми русскими и даже нерусскими народами империи скорее всего как оскорбление, за исключением г.г. баронов и буржуа трех балтийских провинций [[Ливонии, Эстонии и Курляндии - в этих трех провинциях, имеется всего лишь 137 тысяч немцев и 30 тысяч евреев, которые составляют вместе 167 тысяч германского населения, на 1.621.000 латышей, финнов и славян, которые единодушно ненавидят немцев]]. Это будет сигнал к войне расы против расы, в которой непременно примут участие литовцы, прусские поляки и все славянские народы Австрии и Турции. И пусть хорошо знают, эти варварские народы не будут повторять пример привилегированных и цивилизованных классов, равно как французских крестьян, которые ради спасения своей собственности, своих капиталов, своих промышленных предприятий, своих домов трусливо подчинились немецкому завоеванию; как и в 1812 году, наши народы, возбужденные громадной и безжалостной ненавистью, сами разрушат и подожгут все: свои дома, жатвы, города и деревни, образуя вокруг захватчиков пустыню, которая послужит им могилой, и жертвуя всем ради высшей страсти - уничтожения немцев. Это будет ужасная, смертельная борьба, которая, несмотря на несомненное превосходство немецкой науки и вооружения, могла бы дойти до того, чтобы поставить под угрозу само существование великого пангерманского государства.
Поэтому господин Бисмарк, чей разум несколько серьезнее и, главным образом, практичнее, чем у социал-демократов Германии, и кто умеет различать, желать и приводить в действие средства, ведущие к его цели, он-то остерегается каких-либо ссор с Россией. Напротив, в политической истории никогда еще не было более теплой и нежной дружбы, чем та, что связывает сегодня дворы Берлина и Санкт-Петербурга. Скованные вместе как каторжники, и предвидя свой неизбежный разрыв в более или менее отдаленном будущем, они вынуждены, тем не менее, улыбаться и обниматься. Они поддерживают друг друга в общем деле, истребляя или полностью подавляя своих польских подданных. Начиная с 1863 года Бисмарк был крупным поставщиком для московских виселиц в Польше. А теперь он подчеркнуто защищает русскую политику на Востоке, будучи счастлив, впрочем, тем, что, таким образом, может без больших затрат отвлечь ее внимание от Запада. Немецкие патриоты, социал-демократы и буржуазные демократы, ставят ему это в вину. Но Бисмарк проницательнее и последовательнее их. Желая как они, хотя и на других условиях и в иных формах, причем, стоит добавить, гораздо более соответствующих их общей цели, - желая объединения и политической мощи Германии, Бисмарк прежде всего