Реальные взаимоотношения с Генеральным Советом, по правде говоря, были никакими. Но десять сантимов, которые каждый рабочий, какой бы страны и секции он ни был, посылал через свой секционный комитет и свой федеральный комитет в Генеральный Совет в Лондоне, были для него явным и видимым признаком его членства в широких и человеческих началах интернационализма. Это было для него реальным отрицанием тесных рамок национальности и буржуазного патриотизма.
Сама отдаленность Генерального Совета, реальная неспособность, в которой он оказался, и еще находится сегодня, вмешиваться эффективным образом в дела секций, региональных федераций и национальных групп, являлись даже благом. Не имея возможности вмешиваться в повседневные дебаты секций, он пользовался там только большим уважением, и в то же время не мешал секциям жить и развиваться совершенно свободно. Правдой является то, что он был уважаем примерно так, как уважают богов, скорее умозрительно. Однако он не был настолько удален, чтобы вовсе не мог ничего сказать при необходимости. Но за ним признавали это право говорить, только когда речь шла о том, чтобы напомнить какой-либо секции или группе забытую ими статью Общих Уставов, стражем и, при необходимости, толкователем которых его считали, за исключением созыва Конгресса, в присутствии которого он прекращал существовать. - И поскольку по крайней мере до 1869 года он никогда не выходил из своей роли и тщательно соблюдал все национальные и местные свободы, то когда он говорил, его голос выслушивался всеми уважительно. Так как он был и еще остается по большей части составленным из людей, принимавших активное участие в создании самого Интернационала, он обладал тем большим моральным весом, чем реже им пользовался и до тех пор, пока никогда не злоупотреблял им. При всех затруднениях, которые проявлялись либо в секции, либо в региональной или национальной федерации, к нему охотно обращались, не как к опекуну или начальнику, а как к испытанному другу. - И если о чем-то жалели, то лишь о его лени и небрежности. Так как он почти никогда не отвечал, и всегда слишком поздно.
Наконец, у него были еще две больших практических проблемы, с которыми надо было справиться, и об этом нужно сказать, а именно: нехватка времени - его члены, не получая никакого вознаграждения должны были работать чтобы жить, и нехватка средств - он всегда расплачивался по счетам с большим трудом. -
Первая из его задач состояла в том, чтобы ознакомить каждую национальную группу с тем, что происходит во всех других группах. Эту задачу ему напоминал каждый конгресс. Он никогда ее не исполнял;
Другой задачей, в случае забастовки рабочих-интернационалистов в какой-либо стране, был призыв им на помощь рабочих-интернационалистов всех других стран. Однако, в этих случаях призыв Генерального Совета приходил всегда слишком поздно.
Но эти более или менее вынужденные недостатки Генерального Совета, в достаточной мере компенсировались собственной деятельностью секций и отношениями реального братства, которые стихийно сложились между различными национальными группами. Именно через эту стихийную федерацию секций и групп, через их постоянную переписку, а не благодаря действиям Генерального Совета, мало-помалу сложилось реальное единство мысли, действия и практической солидарности рабочих различных стран в Интернационале.
Таким образом, между 1866 годом, эпохой первого Конгресса в Женеве, и 1869 годом, эпохой последнего Конгресса в Базеле, внутри Интернационала образовались три большие группы: латинская, включающая франкоязычную Швейцарию, Бельгию, Францию, Италию и Испанию; германо-австрийская и англо-американская. Славянская группа еще только в процессе образования. Ее в полном смысле еще не существует. Реальный союз, происходящий из собственного роста действий и стихийных отношений секций между собой, в конечном счете существует только в каждой из этих отдельных групп, объединенных внутренне чем-то вроде особого единства, более однородного в смысле расы, положения, мыслей и устремлений. - Союз этих больших групп между собой гораздо менее реален; в его основании только общие уставы, для необходимой гарантии - беспристрастное, но реальное действие Генерального Совета, и, наконец, и главным образом - Конгрессы.
Таким было положение Интернационала до 1869 года.
В 1869 году мы увидели, как Генеральный Совет, который уже давно вынашивал в столь умной голове Маркса проекты всемирной монархии, бросил в атаку немецких делегатов Социал-демократической рабочей партии, чтобы предпринять на Конгрессе в Базеле первую попытку ее осуществления. Немцы и англичане, отобранные Марксом, сторонники так называемого народного государства, потерпели полное поражение. Наша партия, включающая бельгийских, французских, франкоязычных швейцарских, итальянских и испанских делегатов, противопоставив этому флагу авторитарного коммунизма и освобождения пролетариата государством, знамя абсолютной свободы, или как они говорят анархии, знамя сокрушения государств и организации человеческого общества на их руинах, одержала яркую победу. Маркс тогда понял, что на конгрессах логика и сам инстинкт трудящихся будет за нас, и ему никогда не победить. И с тех пор, он и его партия начали готовить государственный переворот.
Но будучи ловкими политическими деятелями, они понимали, что прежде чем пытаться его осуществить, его надо вначале подготовить. Но как его подготовить? Средствами всегда используемыми всеми честолюбивыми политиками и научно констатированным третьим политическим позитивистом после Аристотеля и Тацита - Макиавелли, теми самыми средствами, которыми сегодня столь искусно пользуется партия Мадзини: клеветой и интригой. Никто не мог бы воспользоваться этим лучше, чем Маркс, поскольку прежде всего у него к этому талант, а кроме того в его распоряжении целая армия евреев, которые в такого рода войнах - настоящие герои.
После Базельского конгресса, вся немецкая печать, и, частично, в статьях, написанных немецкими евреями, также французская печать, но, главным образом, первая, набросились на меня с неслыханным ожесточением. Маркс и компания оказали мне честь, сделав из меня, не имевшего в действительности никакого иного намерения, кроме как быть другом своих друзей, братом своих братьев, и всегда верным слугой нашей идеи, нашей общей страсти, лидера партии. Они сдуру вообразили - это действительно значило оказать слишком много чести моему предполагаемому могуществу - что я один смог взбунтовать и организовать против них французов, бельгийцев, швейцарцев, итальянцев и испанцев в одно компактное и подавляющее большинство. И они поклялись меня погубить. Атака началась с одной очень респектабельной парижской газеты "Пробуждение" («le Réveil»). Господин Гесс, немецкий еврей, так называемый социалист, но, прежде всего, поклонник золотого тельца, вначале хозяин Маркса, затем его соперник, а сейчас покорный и хорошо дисциплинированный последователь, написал против меня гнусную статью, которая изображала меня явными намеками с выражениями симпатии и даже уважения, чем-то вроде агента то ли Наполеона III, то ли Бисмарка, то ли российского императора, то ли всех трех одновременно. При первой же моей претензии, Делеклюз от имени редакции отрекся от этой статьи. Господин Гесс был там к своему стыду. Меня не пытались больше атаковать во французских газетах. - Но зато этому полностью предались немецкие газеты - Ах, мои дорогие друзья, вы не знаете, что такое эта полемика в газетах: это глупо, презренно и, главным образом, грязно. - Социалистическая газета, официальная газета Социал-демократической партии, редактируемая другим другом и учеником Маркса, евреем как и он, Либкнехтом, газета, впрочем, во многих отношениях респектабельная и весьма поучительная, опубликовала серию статей третьего еврея, Боркхейма, другого слуги Маркса, в которых просто говорилось, что Герцен и я были русскими шпионами, оплаченными русским правительством. Я уже опускаю все прочее. Впрочем, я не был единственным оклеветанным и оболганным. Со мной в этом положении оказалось много моих друзей. Вначале мы переживали это и требовали справедливости. Наконец, мы закалились и даже не читаем более того, что продолжают писать против нас.
Параллельно клевете продолжалась интрига. Она потерпела неудачу во всех других странах. Но она удалась в Женеве. Маленький русский еврей, глупый, но богатый, бессовестный, наглый, лживый интриган до мозга костей стал там ставленником, агентом, слугой Маркса. Именно он редактирует теперь "Равенство" («l'Egalité») в Женеве. Пользуясь моим отъездом и проживанием в Локарно, они столько интриговали, спекулировали, объединяясь с самыми презренными людьми, что добились полной деморализации и разрушения Интернационала в Женеве. Именно вследствие этого в 1870 году произошел раскол между Федерацией секций Юры и Федеральным советом Женевы. Это очень грязная история, детали которой Вы найдете в материалах, которые публикуются теперь в "Нейшателе" («Neuchâtel»). Генеральный Совет в Лондоне, естественно, принял сторону Женевы, то есть гнусности против справедливости и самих принципов Интернационала.
Вот результаты вмешательства Центра - его бездеятельность нас объединяла, его вмешательство нас разделяет.
Исход войны, триумф немцев, провал Франции и поражение Парижской коммуны породили в сердце Маркса новые надежды. Частично разрушенные, частично рассеянные интернационалы Франции не могли больше противиться, как он думал, осуществлению его честолюбивых планов.
В нынешних условиях, среди международных преследований, объектом которых стал Интернационал, невозможно собрать конгресс; и к тому же Маркс, совершенно никакой оратор и потому боявшийся за свои планы, отданные на суд общественности, вовсе не хотел конгресса. Он ухватился за реальный или мнимый предлог невозможности его созыва, чтобы собрать в Лондоне тайную конференцию, на которую позвали только самых доверенных, тех, в ком были уверены. Даже открытая конференция не имела бы абсолютно никакой силы, поскольку согласно нашим общим уставам признаются только права конгрессов. Просмотрите эти уставы, и вы увидите, что на конгрессах каждая профессиональная ассоциация, не только группа или федерация секций, но каждая секция имеет право быть представленной одним или двумя делегатами; кроме того, все вопросы, которые должны там решаться, должны быть сообщены всем секциям за два или даже три месяца заранее, чтобы они могли их изучить, обсудить и дать инструкции своим делегатам с полным знанием дела. На последней конференции (собранной в Лондоне в прошлом сентябре) никакое из этих условий не было соблюдено. Туда направили только по одному делегату на группу. Италия не прислала никого. Федерацию Юры не соизволили даже предупредить. Несколько членов Парижской коммуны, скрывавшиеся в Лондоне, были приглашены на заседания. Но после ссор с Марксом, большая их часть оттуда удалилась. Большинство там составляли английские приверженцы Маркса, немцы и немецкие евреи - испанский и бельгийский делегаты, а также делегаты французских беженцев протестовали против решений этой конференции.