– Вполне вероятно, – согласился было тернопольский исполин, но, немного подумав, тут же отбросил и эту теорию: – Но у нас с тобой нет общих знакомых. Ну, разве что кроме тех мужиков, с которыми мы около двух недель прозябали в пенсау «Магнолия». Однако это было чисто шапочное знакомство, и я даже уже позабыл имена и фамилии наших бывших сотоварищей по несчастью. Да и как бы они смогли предугадать заранее, что мы с тобой совершенно случайно встретимся и окажемся в таком отдаленном месте? Даже ума не приложу, кому и зачем всё это было надобно. Нет, тут что-то не вяжется. Как у Николая Николаевича может быть сын Степан Степанович? Кто он такой, этот Николай Николаевич? Действительно ли это его имя? Почему он всё обо мне знает? Ведь я его, кажется, никогда ранее не встре…
Степан внезапно запнулся и умолк, так и не закончив начатой было фразы. Лицо богатыря, вдруг, окаменело и кожа приобрела гранитно-свинцовый оттенок. Его пухлые губы, неожиданно, мелко-мелко затрепетали, а в огромных глазах, отражая лунный свет, заблистала изобильная предательская влага. Мой могучий друг медленно-медленно протянул вперёд руки с дрожащими пальцами и отчаянно вскрикнул надрывным, страдальческим голосом:
– Отец! Папа!! Папочка!!! – слёзы ручьем брызнули из его бездонных голубых глаз. – Господи! Как же я сразу тебя не опознал!? Папа! Папочка!! Постой!!!
Степан стремительно сорвался с места и во все лопатки проворно помчался вниз по аллее. Пыль, грязь и песок фонтаном взметнулись из-под подошв его ботинок и мгновенно запорошили мои вытаращенные от удивления очи. На какое-то время я потерял способность видеть и принялся судорожно тереть глаза кулаками моих обеих закоченевших от холода рук. Слёзы бурным потоком хлынули из моих впалых глазниц. Целительная, очистительная влага смыла угодившие в глаза прах и пыль, и постепенно мой затуманенный взор сызнова прояснился. Я вытащил из кармана скомканный носовой платок, аккуратно протёр уголки заплаканных глаз и, наконец-то, с изумлением осмотрелся. Я одиноко стоял у парковой скамьи, а вокруг меня было совершенно пустынно и необыкновенно тихо. С минуту мне никак не удавалось собраться с мыслями и принять хоть какое-нибудь путное решение.
С трудом сбросив оцепенение, я кинулся вниз по дорожке по направлению к океану в надежде догнать убежавшего от меня великана. Аллея плавно изогнулась вправо, потом влево и неожиданно вывела меня на широкое открытое пространство. Справа росли невысокие молоденькие кустарники, а слева, внизу, раскинулась обширная травяная лужайка.
Степан стоял на краю пологого склона и затравленные зрачки его глаз отчаянно метались из стороны в сторону, осматривая открывшуюся перед ним местность. Внизу в долине к самому побережью океана протянулась цепочка живописных продолговатых прудов. Неестественно огромная Луна утомлённо склонилась к линии горизонта, любуясь своим отражением в зеркальной морской глади. Серебристая лунная дорожка, переливаясь, пересекала зеркала рукотворных озёр и продолжалась вдали, в водах Седого Атлантического Океана. Аллея, приведшая меня сюда, змеёю вилась по пологому склону и плавно спускалась к воротам прибрежной крепости Кейжу. Но ни на парковых дорожках, ни на лужайке, ни в низкорослых кустарниках не было видно ни единой живой души. На берегах прудов, поросших невысоким тростником, так же было безлюдно и пустынно. Ни в болотистых тростниках, ни в чахлых хвойных кустарниках Николай Николаевич со своей свитой схорониться не мог. Да и уйти куда-нибудь далеко за такой краткий срок им было бы попросту не под силу. Местность в радиусе километра хорошо просматривалась в ярких лучах ночного светила. Но наши новые знакомые словно растаяли в хладном ночном воздухе.
Я задрал подбородок вверх и внимательно осмотрел бесконечное звёздное небо.
– А может быть, они действительно улетели на своих северных оленях? – озадачено предположил я.
– Папа. Папочка. Почему ты ушёл? Ну, почему же ты сразу мне не открылся? – всхлипывая, стонал Степан, не обращая внимания на мои слова. – Мне ведь так тебя не хватает. Твоего веского слова, твоего мудрого совета.
– Но это никак не мог быть он. Ты же сам мне говорил, что твой отец трагически погиб более тринадцати лет тому назад, – осмелился возразить я другу.
– Да! Крёстный видел, как он упал в разбухший от ливней Терек! Но ведь тела его так нигде и не нашли! – обернувшись прокричал мне в лицо Степан.
– Но почему же тогда он нигде ни разу не объявился за все эти долгие годы? – вполне резонно недоумевал я.
– Не знаю! Не знаю. Наверно на это были какие-то веские причины, – упавшим голосом произнёс Степан, вытирая рукавом слёзы со своих давно небритых щёк.
Он тяжело уселся на крупный камень, лежащий у обочины дороги, упёр локти в крепкие колени и устало уткнулся лицом в свои широкие мозолистые ладони. Глухое сдавленное рыдание донеслось до моего обострённого слуха.
Я ещё раз с надеждой осмотрел долину, берега прудов и извилистую аллею, ведущую к кромке океана. Нет! Не мог Дед Мороз со своими спутниками так быстро удалиться с территории городского парка! Но ведь тогда же не сквозь землю они взяли – да и провалились?!
И, вдруг, нежданная тревожная мысль посетила мою замороченную голову. Я резко обернулся назад – и изумленно ахнул. Небо на востоке, похоже, давным-давно просветлело, и горизонт уже приобрёл нежно-розовый, теплый оттенок.
«Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос». Ночь медленно угасала и новый день неспешно, но деловито вступал в свои законные права. Только сейчас я отчётливо услышал божественные голоса лесных певчих птиц. Они упоённо заливались трелями с ветвей сосен и эвкалиптов, предвещая скорый и неизбежный восход Солнца.
– Господи! Боже мой! Степан, ты слышишь?! – молвил я, охваченный приливом нахлынувшего восторга.
Целительная волна животворного тепла прокатилась от потревоженного сердца до самых кончиков моих волос, до самых подушечек пальцев моих онемевших конечностей, наполняя каждую клеточку тела жаждой жизни и неиссякаемой кипучей энергией. Словно и не было за спиной вчерашнего суматошного дня и суетливой бессонной ночи. Казалось, достаточно лишь слегка оттолкнуться от грешной земли, и я пушинкой взлечу в чистое небо над маковками сосен и эвкалиптов здешнего парка.
– Такое ощущение, что поют наши соловьи, – глухо ответил Степан, не отрывая лица от ладоней – Хотя даже не имею представления, зимуют ли соловьи здесь, в Португалии.
– Нет, это были жаворонка крики,
Глашатая зари. Её лучи
Румянят облака. Светильник ночи
Сгорел дотла. В горах родился день
И тянется на цыпочках к вершинам,
– задыхаясь от приступа пьянящего экстаза, воскликнул я.
Степан медленно оторвал ладони от мокрого лица и удивлённо взглянул на полыхающий зарницей восток. Целебная влага омыла светлые очи моего товарища, и взгляд его голубых глаз стал необыкновенно проникновенным, чистым и ясным.
– Так мог сказать только человек приближённый к самому Господу Богу, – ошеломлённо произнёс мой друг.
Во мне, вдруг, что-то перевернулось, кровь огненной волной прихлынула к лицу и щёки заполыхали странным и чудным внутренним жаром. И я невольно свершил то, что никоим образом не сделал бы при любых иных обстоятельствах.
Рука сама собой расстегнула молнию куртки и нырнула в боковой внутренний карман. Этот потаённый карман был немного больше обыкновенного. Когда-то я попросил знакомую портниху перешить его так, чтоб там можно было хранить предмет соответствующего размера и формы. Я извлёк этот предмет наружу и мягко протянул его растерянному Степану.
– Держи, дружище! Дарю! Читай на здоровье! Книга как новая. Правда, я кое-где сделал пометки карандашом. Прошу, не обессудь.
Это было дорогое карманное издание, напечатанное мелким шрифтом и иллюстрированное красочными миниатюрами.
Степан встал, протянул руку, неуверенно взял книгу, внимательно осмотрел её и открыл на первой странице.
– тихо прочитал он.
Гигант пролистал несколько десятков страниц, поднял книгу ближе к глазам и произнёс:
– Сведи к необходимостям всю жизнь
И человек сравняется с животным.
Похоже, Степан действительно обладал феноменальным зрением, раз смог прочесть строки, напечатанные таким мелким шрифтом, да ещё и в полутьме.
А мой большой друг, полистав книгу, вдруг, остановился и снова продекламировал:
– Что значит человек, когда его желанья
Еда да сон. Животное – и всё!
Наверно, тот, кто создал нас с понятьем
О будущем и прошлом, дивный дар
Вложил не с тем, чтоб разум гнил без пользы.
Степан тяжело сел на каменную глыбу, положил книгу на колени и снова устало уткнулся лицом в свои широкие ладони. Какое-то время он безмолвно и неподвижно сидел на гранитном камне, по-видимому, погружённый в глубокие раздумья и тяжкие переживания. Только изредка мой слух улавливал тихие стоны и вздохи отчаяния, которые исподволь издавал сокрушенный великан. Пауза затянулась, и я уже начал было серьёзно опасаться за душевное состояние моего заблудшего товарища.
– Боже Милостивый! Как я жил? – услышал я, наконец, сдавленный голос гиганта. – Нет! Я не жил! Я просто существовал! Коптил смрадом голубое небо, потакал своим похотям, прихотям и самым низменным желаниям. Мне ведь уже скоро стукнет тридцать три. Возраст Христа. А чего я достиг в этой жизни? Какой след после себя оставил? Кто обо мне вспомнит, если я вдруг исчезну с лица нашей Матушки Земли?
Степан ссутулился ещё больше и то ли тихо стонал, то ли напевал какую-то вязкую, заунывную песню, впитавшую в себя всю грусть и печаль прошедших тысячелетий. Я в нерешительности стоял рядышком, переминаясь с ноги на ногу, боясь потревожить приятеля, так внезапно ниспавшего в глубокую и удушающую депрессию.