— Как на чудо-юдины именины… Испекли пирог из глины!.. Каравай! Каравай! Хошь-не хошь, наливай!
Более странным было то, что Сивый и Валет активно ему аккомпанировали в ладоши. Оба сидели на лавочке. Сергей подошел к ним и спросил:
— Что происходит? Мне 103 набирать, или как?
— Да нормально все… У Гены сегодня день рождения.
— Как-то Леник оригинально его отмечает. Может, он уже того? — Сергей постучал по горлу.
— Да не. Гена просто подзабыл проставиться. Вот Леник его и умасливает.
— А Гардей что?
— А что ему? Сидит ровно у себя в кабинете. У него днюха только в октябре.
— Понятно. А Гентос?
— Закрылся в вагончике, как жлоб, и носа не кажет.
Мы завалились в другой вагончик, сели недалеко от входа, чтобы смотреть представление.
— Чайку? — предложил я.
— Давай. За что люблю эту работу — никогда не знаешь, чего еще эти клоуны отмочат.
На дворе раздалось радостное улюлюканье. Гентос шел по двору, а следом за ним, как цыганка увивался Леник.
— Давай-давай, Ушатый, позолоти ручку!
— С хрена ли?
— Че, забурел? А простава где?
— Простава? Ты мне еще за спаленный инвектор должен, как земля колхозу.
— Кто старое помянет — тому глаз вон! — не унимался Леник. — Давай, не робей! Мужики же ждут!
Гентос подошел к «ГАЗону», достал пакет. Внутри звякнуло. Леник в ожидании застыл по стойке смирно.
— Держи, алкаш! — Гена протянул ему пакет, — только смотри — после работы.
— Ага, как скажешь, — хриплым голосом ответил Леник. Он быстро причмокнул и облизнул губы. — После работы.
Его глаза сразу стали круглые и масляные, как у кота.
— Я знал, что он долго не продержится, — произнес со скамейки Валет.
— Гена — добрая душа, — вторил ему Сивый.
— И часто он такой цирк устраивает? — спросил я.
— Кто, Леник? Да постоянно. Вот у тебя, когда днюха будет?
Я лишь улыбнулся в ответ.
— Вчера Леника обидели по-крупному. Сильно нагадили в душу, — сказал Сивый. — Видал, как руки трясутся? Срочно треба успокоительное.
— Что случилось?
— Васильича знаешь? Бывший мусор. Уже на пенсии, а повадки те же. Ох, и любитель же он народ развести. И, главное, постоянно на его подколки ведутся.
Вечером того дня мужики собрались, чтобы Август отметить. Взяли немного того, немного сего. Выпили трохан, закусили. Сидят, беседуют за жизнь. Глядь, — кто-то топает мимо. А то Васильич. С пивной кружкой в руке. Хоть и не любят его сильно, но по-человечески позвали к себе. Он только кружкой взмахнул, — нет, говорит, у меня уже все есть! — и валит дальше. Мужики, понятно:
— Что там у тебя?
— Спирт.
Попробовали, точно спирт. Первый вопрос какой, знаешь?
— Где взял?
— Точно. Знаешь, что ответил? Бочку спирта, говорит, подвезли к магазину. На пробу дают, главное со своей посудиной подходить.
Наши, понятное дело, схватили, что под рукой, и бегом туда. Ну, а Леник — с двумя ведрами впереди всех.
Мы с Серегой заржали. Валет тоже. Сивый повернулся к нему:
— А ты чего ржешь? Ты тоже там был.
— Так я тока со стаканом!
Позже, на загрузке, Леник присоединился к нам. Повеселевший, в прекрасном настроении, вальяжный, как котяра после сметаны, он работал наравне со всеми, изредка отпуская шуточки, к месту и нет.
После обеда, который, кстати, был как всегда на высоте — перепелиные крылышки, подтушенные в собственном соку, вареная молодая картошечка и салат из огурцов и помидоров — ммм, пальчики оближешь, — мы отправились в город по заказу. Без Сереги, тот свалил, сославшись на неотложные дела. Причем так, что я и не заметил. Таинственный гад, тоже мне учитель.
Остаток дня я провел как на иголках. Ясно, что Сергей не просто так ушел. Что он там заикался про практические занятия?
Против обыкновения, время тянулось, как резина. Уж еле дождавшись конца работы, я заспешил домой по знакомой тропинке. Впереди развилка, где наша тропинка пересекается с другой, что ведет одним концом в чащу, другим — на колхозное поле. Я заметил странный куль, что валяется под деревом на перепутье. Лишь подойдя ближе, я узнал кто это — Серега. На глазах кепка, сложенная из газеты, в зубах травинка.
— Эй, — окликнул я его.
— Ааа, — протянул Серега, стаскивая самодельную шапку, — наконец-то. Сколько можно ждать?
От возмущения я даже не смог ничего ответить. Так и стоял с открытым ртом.
— А ты где был? Что делал? — наконец, я обрел дар речи.
— Кое-что подготовил. Тебя, вот, ждал. Пойдем, сейчас сам все увидишь.
Мы направились по второй тропке в сторону поля. Едва миновали деревья, как в глаза бросился большой шатер, стоящий на пустой, засыпанной остатками соломы, земле. Лишь преодолев метров двести, я понял, что он гораздо больше, чем казался раньше. Как Серега умудрился возвести его всего за полдня? Колдовство, не иначе.
Шатер расписан иероглифами, в египетском стиле. Приглядевшись, я узнал шторы, что я привез из родительской квартиры.
— Ну да, — уловил мой взгляд Сергей. — Пришлось малость у тебя позаимствовать. Потом отстираешь.
— И что будем делать? — спросил я?
— Ждать, — он скривил губы, — снова ждать.
— Чего?
— Не чего, а кого. Виновника сего торжества.
Внутри шатер казался еще больше, чем снаружи. В центре стоит широкая скамья, размером с целое ложе. На сколоченных деревянных стеллажах расставлены свечи. Мельком заглянув внутрь, я тут же вышел. На западе затухал красочный закат, красивший редкие полоски облаков в темно оранжевый цвет. Серега сидел в позе лотоса, лицом к заходящему солнцу. Глаза закрыты. Я сел на клочок соломы рядом с ним. Темнело.
— Едут, — сказал Сергей, и показал рукой. С той стороны к нам приближалась повозка. С сумерках не разобрать, кто правит. Лишь позже, когда телега была уже рядом с нами, я узнал возницу. Видел ее всего пару раз. Знаю, что ее зовут, вроде, Нина Федоровна. Уже разменявшая вторую молодость, она никогда не улыбалась. По крайней мере, когда я ее видел, в ее глазах всегда была печаль. Я даже подумал тогда, что, скорее всего, в трауре.
— Тпру… — произнесла пожилая женщина, натягивая поводья. Воз остановился рядом с нами. Он был доверху набит всяким барахлом, какие-то корзины и коробки. Нина Федоровна аккуратно спустилась на землю, подошла к борту, сдвинула одеяло. Там лежал мужчина. На вид тяжело сказать, сколько ему лет. Худой, высохший, как щепка, он напоминал мне узника, прошедшего ужасы концлагерей.
— Так, Вадим, подсоби, — сказал Сергей, взявшись за концы нижнего одеяла, на котором лежал «узник», у его головы. — Берись там, давай внесем его внутрь.
Мы стащили парня с телеги. Он оказался даже легче, чем я представлял.
— Кладем его вот так, головой туда, — сказал Серега, когда мы внесли его внутрь. Федоровна осталась снаружи. Мы опустили мужчину, на лавку прямо с одеялом. Сергей подсунул края одеяла ему под бока, сделав своеобразную люльку.
Когда было готово, Серега задумчиво на него посмотрел.
— Врачи констатировали у него смерть головного мозга. Спинной мозг подает сигналы, а в головном — тишина. Помнишь, о чем мы говорили вчера?
— Вегат?
— Вегат.
— Что с ним произошло?
— Был электриком, попал под силовой кабель. Получил сильнейший удар током. Доктора несколько дней боролись за его жизнь. Сердце работало с перебоями. То работает, то не работает. Но, в конце концов, оклемался. Правда, так и остался — овощ овощем. Несколько лет пролежал в больничке. Пока мать не решила его забрать. Не сказать, что врачи были сильно против. Думаю, даже немного обрадовались, что могут скинуть обузу. У них сейчас даже в дурдоме места нет. Дышать может сам. Показали, как кормить через трубочку, и гудбай.
— Колдунством пробовал?
— Да, уже. Ничего. Сейчас еще раз попробую.
Он подошел, стал у изголовья. Положил руки на голову больного и принялся медленно водить туда-сюда.
— Нет, ничего… Если ему что и может помочь, то только шаманство.
— Что ты задумал?
— Кое-что из египетских практик. Что-то из книги Жизни, что-то из других текстов. Мы же с тобой вместе разбирали. Смотри, вспоминай. У меня стойкое чувство, что все получится. Должно получиться.
Сергей вышел на улицу, я за ним. Нина Федоровна, как раз заканчивала скидывать коробки на землю. Слух меня не обманул — тихое урчание, которое мне казалось поначалу, превратилось в визг и рычания. Я присмотрелся — коты, сидят в каждой коробке.
Сергей взял большой таз, занес внутрь, но вскоре вернулся.
— Трельяж привезли? — спросил он Нину Федоровну.
— Да, вон там, — она кивнула в сторону, с обратной стороны телеги.
— А кошки?
— Все двадцать, как вы и просили. Еле нашла. Пришлось весь рынок скупить. У знакомых выпрашивать.
— Хорошо. Вадим, давай трельяж занесем…
Мы внесли зеркало на ножках внутрь и установили прямо у парня за головой. Сергей отогнул петли, проверил, свободно ли выходит стекло из основания.
— Рано еще, — сказал он, прислонив зеркало обратно.
Зашла Федоровна, держа в руках сложенный кусок тепличной пленки.
— Значит план такой, — сказал Сергей, когда мы собрались вместе. — Когда я начну ритуал, накроете парня с головой сначала покрывалом, затем клеенкой. Чтобы не порезался осколками. Потом, начинается самое неприятное. Когда я возьму нож, кошек нужно обезглавить. Сделать это нужно быстро…
— То есть как — обезглавить? — я почувствовал дурноту. Ноги стали как ватные.
— О боже, Вадим. Как же я не подумал. Ты еще не окреп психически. Не стоит тебя подвергать такому испытанию… Однако, что мне делать? — он задумался, лоб пересекла глубокая морщина, — я один не смогу. Просто не успею…
— Я смогу, — неожиданно заявила женщина и, полная решимости, схватила нож. — Я успею.
Сергей посмотрел на нее, согласно кивнул.
— Вадим, — обратился он ко мне, — когда накроете парня, выходи. Возвращайся домой. Не стоит тебе этого ни видеть, ни даже слышать. В общем, так, — обратился он к Нине Федоровне. — Головы нужно класть под свечи, глазами на вашего сына. Когда я подам знак, опрокидываем зеркало, с силой, чтобы оно разбилось о его тело. И еще, на зеркало старайтесь не смотреть. Если все-таки посмотрели, и чувствуете, что вас затягивает туда — вращайте глазами против часовой стрелки.