«Давайте воду!» — прокричала сестра. Я протянул ей бутылку. Она вылила в отверстие сразу целый литр. Из дыры хлынул поток мерзких тварей. Сестра Паскаль уверенно погрузила руки в грудную клетку трупа и стала рассматривать обрывки тканей и органов. Я отвел взгляд. Монахиня снова промыла внутренности чистой водой, потом попросила меня посветить ей. Она по самое запястье засунула руку в тело мертвой девочки. Потом наклонилась так низко, что коснулась края раны. Несколько секунд сестра изучала внутренние органы, потом вдруг утвердительно тряхнула головой и одним движением локтя выбила домкрат. Створки грудной клетки захлопнулись, как крылья жука-скарабея.
Монахиня резко откинулась назад, поборов последний спазм. Она содрала с себя маску. Ее кожа была сухой, как у змеи. Она уставилась своими серыми зрачками мне прямо в глаза и прошептала:
— Вы правы, Луи. Малышку прооперировали и забрали ее сердце.
40
К семи вечера мы вышли на поляну в Зоко. Уже стемнело. Когда мы сняли мокрые плащи и обувь, сестра Паскаль молча приготовила чай и кофе. Миссионерка согласилась на мою просьбу составить свидетельство о смерти, и я его тут же припрятал. Оно не представляло большой ценности, ведь монахиня не имела медицинского диплома. Однако эта бумага могла стать беспристрастным свидетельством совершенного преступления.
— Сестра, вы не могли бы ответить еще на несколько вопросов?
— Я вас слушаю.
К сестре Паскаль вернулось ее обычное спокойствие. Я приступил к делу:
— Какие из местных вертолетов могут приземляться прямо здесь, в джунглях?
— Только один. Вертолет Отто Кифера, того типа, что руководит ЦАГПО — Горнопромышленным обществом.
— Как вы думаете, способны ли его люди совершить подобное преступление?
— Нет. Над Гомун поработали профессионалы а люди с шахты — дикари, варвары.
— Как вы думаете, могли они оказывать финансовую поддержку тем, кто делает такие операции?
— Возможно, да. У них нет ни капли совести. По Киферу уже давно тюрьма плачет. Но почему? Почему они напали на малышку ака в самой чаще джунглей? И зачем они это с ней сотворили? Зачем изувечили ее тело?
— Это уже следующий вопрос, сестра. Нет ли возможности узнать, к каким группам HLA принадлежат жители Зоко?
— Вы имеете в виду тип тканей?
— Да, именно так.
Монахиня немного подумала, хлопнула себя ладонью по лбу и пробормотала:
— О господи…
— Ответьте мне, сестра. Такая возможность есть?
— Ну, в общем, да…
Она поднялась со стула:
— Пойдемте со мной.
Миссионерка взяла фонарь и направилась к двери. Я последовал за ней. Снаружи было совсем темно, а дождь лил не переставая. Вдалеке слышалось гудение генератора. Сестра Паскаль достала ключи и открыла дверь во внутренние помещения лечебницы. Мы вошли.
В комнате размером примерно четыре на шесть метров стоял густой запах антисептика. Слева, в темноте, стояли две кровати. В центре находилось оборудование для обследования: рентгеновский аппарат, электрокардиограф, микроскоп. Справа, на столике, среди клубков проводов и всевозможных светло-серых агрегатов стоял компьютер. Лампа, раскачиваясь, освещала его то с одной, то с другой стороны, и я заметил рядом несколько компакт-дисков. Я не поверил своим глазам: здесь было все необходимое, чтобы собрать колоссальную базу данных. Я разглядел сканер, позволяющий считывать изображение и отправлять его в память. Но больше всего меня удивил сотовый телефон, соединенный с компьютером. Из своего уединенного жилища сестра Паскаль могла связываться с любым уголком мира. Контраст между шершавыми бетонными стенами комнаты и собранным в ней сложнейшим современным оборудованием совершенно меня ошеломил.
— Вы еще многого не знаете, Луи. Во-первых, мы не просто какая-то всеми забытая, бедная миссия, затерянная в центре Африки. Наоборот. Лечебница в Зоко — только первый этап большого проекта, мы сейчас проверяем его возможности, и в этом нам оказывает помощь одна гуманитарная организация.
— Какая организация? — заикаясь, произнес я.
— «Единый мир».
Мне стало трудно дышать. Сердце сжалось и замерло.
— Три года назад наша конгрегация заключила соглашение с «Единым миром». Эта ассоциация выразила желание расширить свою деятельность в Африке и воспользоваться нашим опытом работы на этом континенте. Они предложили обеспечить нас современным оборудованием, обучить сестер работать с техникой и предоставлять нам все необходимые лекарства. Мы должны были просто поддерживать постоянную связь с их центром в Женеве, передавать им результаты наших исследований и иногда принимать в миссиях их врачей. Наша начальница согласилась на такую выгодную нам сделку. Это было в восемьдесят восьмом году. С этого момента все разворачивалось очень быстро. У нас тут же появились деньги. Миссия в Зоко получила оборудование. Приехали люди из «Единого мира» и научили меня пользоваться техникой.
— А что это были за люди?
— Они не верят в Бога, а вот в человечество они верят, совсем как мы.
— И что у вас за оборудование?
— В основном приборы для анализов и исследований, рентгеновские установки.
— Для каких исследований?
Сестра Паскаль горько усмехнулась. По ее серому лицу будто скользнуло острое лезвие. Она тихо проговорила:
— Я и сама этого не знаю, Луи. Я всего лишь беру кровь и делаю биопсию.
— Но кто обрабатывает полученный материал?
Миссионерка помолчала, потом вздохнула и опустила глаза:
— Он.
И показала на компьютер.
— Я помещаю пробы в сканер, а он делает различные тесты. Результаты автоматически заносятся в компьютер, который заполняет карточку пациента.
— Кому вы здесь делали анализы?
— Всем. Вы понимаете, это для их же блага.
Я устало кивнул и задал очередной вопрос:
— Куда поступали данные о результатах исследований?
— В центр организации, в Женеву. С помощью модема и сотового телефона они просматривают компьютерную картотеку и составляют статистический отчет о состоянии здоровья пигмеев в Зоко. Таким образом, они следят за тем, нет ли угрозы эпидемии, не растет ли число паразитов, и тому подобное. Прежде всего, это профилактические меры. В экстренных случаях они могут немедленно доставить нам все нужные лекарства.
Я пришел в ужас от того, с каким коварством была разработана система. Сестра Паскаль брала пробы крови и тканей и пребывала в полном неведении. Потом компьютер производил заданные программой исследования. В числе прочих параметров выяснялась группа HLA каждого пигмея. Потом результаты изучались в женевском центре. Жители селения Зоко представляли собой замечательный склад человеческого материала, аккуратно рассортированного по показателям тканевой совместимости. Должно быть, под таким же контролем находились и «пациенты» из Сливена и Балатакампа. По той же схеме, видимо, работали и все остальные подразделения «Единого мира», надзиравшего за этим жутким садком для разведения человеческих органов.
— Вы поддерживаете личные контакты с кем-нибудь из «Единого мира»?
— Никогда. Заказы на медикаменты я делаю при помощи компьютера. Таким же образом отсылаю в центр и отчеты о вакцинации и лечении больных. И связываюсь с техником, который через модем осуществляет обслуживание оборудования.
— Вы никогда не общаетесь с ответственными лицами «Единого мира»?
— Нет, никогда.
Миссионерка несколько секунд помолчала, потом снова заговорила:
— Вы думаете, между этими анализами и гибелью Гомун есть какая-то связь?
Я сомневался, следует ли ей еще что-нибудь объяснять.
— Сестра, я ни в чем не уверен. Возможно, система, какой я себе ее представляю, и существует, хотя это кажется невероятным… У вас есть карточка Гомун?
Сестра Паскаль порылась в железном ящике, стоящем на столе. Несколько секунд спустя она протянула мне маленький кусочек картона. При свете фонаря я прочел то, что в нем значилось. Имя, возраст, место рождения, рост и вес маленькой Гомун. Дальше — колонки букв и цифр. Слева — даты. Справа — как и от каких болезней лечили ребенка. У меня сжалось сердце от того, какие незначительные события заполняли жизнь обычной девочки из леса. То, что я искал, было напечатано мелким шрифтом, в самом низу. Группа HLA малышки Гомун: Aw 19,3 — В 37,5. У меня по коже побежали мурашки. Именно эти цифры стоили жизни юной ака.
— Луи, ответьте мне, эти анализы сыграли какую-то роль в убийстве девочки?
— Слишком рано делать выводы, сестра. Слишком рано…
Сестра Паскаль не мигая смотрела на меня блестящими, как булавочные головки, глазами. По выражению ее лица я понял, что до нее дошло, по какому принципу работала эта жестокая система. Ее губы нервно задрожали.
— Это невозможно… невозможно…
— Успокойтесь, сестра. Пока ничего нельзя утверждать, и я…
— Нет, замолчите… это невозможно…
Я попятился к выходу, выскочил под дождь и помчался в селение. Мои спутники как раз ужинали, расположившись у костра. Под навесом пахло маниокой. Меня пригласили поесть вместе со всеми. Я приказал собираться и сказал, что мы уходим. Немедленно. Мое распоряжение звучало кощунственно. «Большие черные» до смерти боятся темноты. Между тем мой голос и выражение лица свидетельствовали о том, что я не потерплю никаких возражений. Бекес и остальные нехотя согласились. Проводник проворчал:
— Ну и куда… куда мы идем, хозяин?
— К Киферу. На прииск ЦАГПО. Мне нужно застать чеха еще до рассвета.
41
Мы шли всю ночь. В четыре часа утра мы уже были вблизи шахты Отто Кифера. Я решил подождать рассвета. Все мы страшно устали и промокли до костей. Мы уселись по краям тропинки, даже не пытаясь спрятаться от дождя. Так и уснули, втянув головы в плечи и скорчившись. Сон навалился на меня так быстро, как никогда в жизни. Темная вспышка ослепила меня, я почувствовал сильный толчок, куда-то провалился, и меня накрыло серой пеленой.
В пять часов я проснулся. Остальные по-прежнему спали. Я тут же в полном одиночестве отправился к прииску. Найти его не составило труда: я шел по старой тропинке, протоптанной шахтерами. Деревья, лианы, кустарники штурмовали узкую дорожку, переплетая над ней тонкие яркие нити, лиственные кружева, узоры из воздушных корней. Наконец тропинка вывела меня на открытое пространство. Я вытащил из кобуры «Глок», проверил, заряжен ли он, и сунул пистолет за пояс.