Одиннадцать тридцать. Я поймал такси и помчался в аэропорт. В самолете я прочитал еще несколько газет. В большинстве из них были напечатаны небольшие заметки о происшествии с алмазами, но ничего нового не сообщалось. В основном они писали о дипломатических сложностях, связанных с этим запутанным делом: жертва — швейцарский полицейский, убийца — израильская девушка, преступление совершено в бельгийском городе. Также цитировались высказывания послов Швейцарии и Израиля в Брюсселе: они выражали «недоумение» и «искреннее желание как можно скорее выяснить причины этой трагедии».
В Лозанне я взял напрокат автомобиль и отправился в Монтрё. После разговора с Джуричем меня все еще мучило какое-то тревожное чувство. Меня тяготила неопределенность, но в то же время я боялся того, что мне предстояло узнать, и как можно быстрее. Кроме того, меня не отпускали воспоминания об Африке. Лучезарная ночь в объятиях Тины, кружева лиан вдоль тропинки, ведущей в Байангу, искрящиеся струи дождя — и тело Гомун, лицо Отто Кифера, отец и сын Бёмы с их общей страшной судьбой, сестра Паскаль… А на заднем плане, за всеми ними, — тот самый хирург. Без имени, без лица.
Доктор Варель уже ждала меня в клинике. Я снова увидел ее лицо в красноватых прожилках, почувствовал запах крепких французских сигарет. Я начал без обиняков:
— Доктор, после смерти Макса Бёма вы сотрудничали с инспектором Дюма, кое в чем ему помогая.
— Да, это так.
— Я тоже работал с инспектором. И теперь мне нужна определенная информация.
Женщина поморщилась. Она зажгла сигарету, выпустила струю дыма и спросила:
— С чего бы это? Вы ведь не из полиции.
Я выпалил:
— Макс Бём был моим другом. Я пытаюсь разобраться в его прошлом, пусть даже после его смерти. И некоторые детали имеют для меня очень большое значение.
— Почему инспектор Дюма сам мне не позвонил?
— Эрве Дюма нет в живых, доктор. Его застрелили, и обстоятельства его гибели напрямую связаны со смертью Макса Бёма.
— Что вы говорите?
— Купите сегодняшние газеты, доктор, и вы сможете сами убедиться, что я сказал вам правду.
Катрин Варель замолчала. Прошло какое-то время, прежде чем она произнесла уже не таким уверенным голосом:
— Какова ваша роль во всей этой истории?
— Я действую в одиночку. Рано или поздно полиция обязательно начнет следствие. Вы согласны мне помочь?
Изо рта доктора вылетело целое облако дыма. Наконец она спросила:
— Что вы хотите знать?
— Вы, наверное, помните, что Макс Бём перенес трансплантацию сердца. Хирургическое вмешательство, судя по всему, имело место более трех лет назад. А между тем вы так и не нашли никаких упоминаний об этой операции ни в Швейцарии, ни где-либо еще. Вы также не смогли узнать имя врача, лечившего орнитолога.
— Совершенно верно.
— Похоже, я напал на след хирурга, сделавшего эту пересадку. Его личность весьма необычна. Более того, она ужасна.
— Объясните, что вы хотите сказать.
— Этот человек — специалист в области кардиохирургии, настоящий виртуоз. Но вдобавок он еще и опасный преступник.
— Послушайте, мсье Антиош, не знаю, почему я вообще вас слушаю. У вас есть доказательства, или это одни слова?
— Доказательства есть. Со времени нашей первой встречи я много путешествовал по миру, стараясь воссоздать жизнь Макса Бёма. Так я и раскрыл обстоятельства сделанной ему пересадки.
— Где и как ее сделали?
— В Центральной Африке, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году. Бёму вшили сердце его собственного сына, убитого ради такого случая.
— Господи! Вы это серьезно?
— Доктор, вспомните об исключительной совместимости тканей реципиента и донорского органа. Вспомните также титановую капсулу: с помощью нее хирург специально оставил свой «автограф», чтобы держать Бёма в своей власти.
Катрин Варель закурила очередную сигарету. Пока еще хладнокровие ей не изменило. Она спросила:
— Вы знаете, кто этот человек?
— Нет. Но он продолжает оперировать — то в одной стране, то в другой. По непонятным причинам он уже похищал и продолжает похищать сердца у живых людей в разных концах планеты. Он располагает колоссальными возможностями.
— Вы хотите сказать, речь идет о торговле человеческими органами?
— Не знаю. Интуиция подсказывает мне, что здесь что-то другое. Тот человек безумен. И фантастически жесток.
Варель выдохнула дым.
— Что вы имеете в виду?
— Он режет свои жертвы по живому.
Доктор опустила голову. Несколько раз переложила сигарету из одной руки в другую, с трудом разжимая пальцы. Наконец вытащила из кармана халата записную книжку и прошептала:
— Что… что я могу для вас сделать?
— Этот хирург в августе семьдесят седьмого работал на границе Конго и Центральной Африки. В то время у него было что-то вроде лечебницы, прямо в джунглях. Я думаю, он уже тогда скрывался — но волей-неволей непременно должен был оставить какие-нибудь улики. Ведь ему нужно было закупать оборудование, лекарства… Я уверен, вы сможете отыскать его след. Позвольте еще раз напомнить вам, что речь идет о высококлассном специалисте, человеке, сумевшем произвести пересадку сердца посреди джунглей, да еще в те годы, когда удачные операции такого рода были редкостью.
Катрин Варель подробно записала все, что я ей сообщил. Она спросила:
— Какой он национальности?
— Он франко-говорящий.
— Вам известно, с какого времени он жил в Африке?
— Нет.
— Как вы считаете, он все еще там?
— Нет.
— Вы хотя бы приблизительно представляете, где он сейчас может находиться?
— Полагаю, он связан с «Единым миром».
— С гуманитарной организацией?
— Я думаю, он использует ее структуры, чтобы осуществлять свои дьявольские эксперименты. Доктор Варель, уверяю вас, я говорю правду. Каждый следующий день оборачивается новым кошмаром. Этот человек продолжает действовать, вы понимаете? Возможно, сейчас, когда мы с вами беседуем, он мучает невинного ребенка где-нибудь на другом конце земли.
Варель проворчала:
— Не обольщайтесь. Я сделаю несколько звонков. Надеюсь, что получу для вас информацию, может, сегодня вечером, или завтра, или позже. Я ничего вам не обещаю.
— Как вы думаете, вам удастся получить список врачей «Единого мира»?
— Это сложно. «Единый мир» — организация очень закрытая. Посмотрю, что можно будет сделать.
— Если я прав, доктор, — и если, конечно, убийца не сменил имя, — то данные должны совпадать. Постарайтесь все разузнать поскорее.
Внезапно Варель уставилась на меня своими черными глазами. Мы стояли в углу коридора, на блестящем линолеуме. Я тоже посмотрел на нее напряженно, но доверчиво. Я знал: она не станет звонить в полицию.
47
В Париж я вернулся к десяти часам вечера. Яне получил никаких ответов ни из посольств, ни из судебных инстанций, не было известий и от доктора Варель. Только Джурич передал по факсу отчет о вскрытии тела Райко. Я принял обжигающе горячий душ, потом приготовил себе взбитую яичницу, добавив к ней кусок лосося и картошку. Заварил черный русский чай, потом в надежде заснуть залез в кровать, положив «Глок» рядом с собой. Около одиннадцати зазвонил телефон. Это была Катрин Варель.
— Ну что? — спросил я.
— Пока ничего. Завтра утром мне должны прислать список французских и франко-говорящих врачей, работавших в странах Центральной Африки с шестидесятого по восьмидесятый год. Еще я позвонила нескольким друзьям: они смогут дать мне более подробную информацию. Что касается «Единого мира», то получить список врачей нет никакой возможности. Но еще не все потеряно. Я знаю одного молодого офтальмолога. Он собирается устраиваться к ним на работу и обещает мне помочь.
Пока что провал по всем направлениям. А время идет. Я постарался скрыть свое разочарование:
— Очень хорошо, доктор. Благодарю, что вы мне поверили.
— Пустяки. Я немало поездила и повидала, вы же знаете. Но то, о чем вы рассказали, переходит все мыслимые пределы.
— Я обязательно все вам объясню — когда сам в этом разберусь.
— Будьте осторожны. Завтра я вам позвоню.
Я повесил трубку. В голове у меня было пусто. Оставалось только ждать.
Еще не рассвело, когда вновь раздался телефонный звонок. Я снял трубку, одновременно взглянув на кварцевый будильник у изголовья. 5 часов 24 минуты. «Алло!» — хрипло произнес я.
— Луи Антиош?
Голос был низкий, с явным восточным акцентом.
— Кто говорит?
— Это Ицхак Дельтер, адвокат Сары Габбор.
Я так и подскочил на кровати.
— Слушаю вас, — четко произнес я.
—Я звоню вам из Брюсселя. Кажется, вчера вы связывались с нашим посольством. Вы хотели встретиться с Сарой Габбор, я правильно понял?
— Совершенно верно.
Адвокат прочистил горло. Его голос звучал низко, как контрабас.
— Вы должны понимать, что при настоящем положении вещей это очень трудно.
— Мне необходимо ее увидеть.
— Я могу спросить, что вас связывает с мадемуазель Габбор?
— Личные отношения.
— Вы еврей?
— Нет.
— Сколько времени вы знакомы с Сарой Габбор?
— Около месяца.
— Вы познакомились в Израиле?
— Да, в Бейт-Шеане.
— Вы полагаете, что у вас есть важная для нас информация?
— Думаю, да.
Кажется, мой собеседник задумался. Потом он вдруг выпалил единым духом:
— Мсье Антиош, это дело сложное, очень сложное. Мы все оказались в затруднительном положении. Я говорю как об израильском государстве, так и о других странах, оказавшихся вовлеченными в это дело. Мы убеждены, что опрометчивый поступок Сары Габбор — это лишь видимая часть айсберга. Это только самый краешек огромной подпольной сети международного масштаба.
Назвать «опрометчивым поступком» выстрел в лоб из «Глока» — да, видимо, Дельтер был тонким знатоком эвфемизмов. Адвокат продолжал:
— Полиция каждой из стран ведет собственное расследование дела. В настоящий момент информация не подлежит разглашению. Я не могу с уверенностью обещать, что вам удастся встретиться с мадемуазель Габбор. Зато я точно знаю, что вам следовало бы приехать в Брюссель, чтобы мы с вами поговорили. Мы не можем беседовать обо всем этом по телефону.