После ужина Эрни извлек откуда-то бутылку бренди, которую ему подарил Сантос, и колоду карт. Мужчины, взгромоздившись на ящики в хижине Эрни, играли в рамми до самой ночи, насекомые тем временем бились о стекло лампы. Даже Джон присоединился к ним, став четвертым, и они сидели тесной кучкой под облаком сигаретного дыма.
— Ну и что вы скажете о нашем уважаемом хозяине? — поинтересовался Эрни, умело тасуя колоду карт.
Томасу уже стало трудновато различать цифры и масти карт.
— Очень умный, — отозвался Джордж. — Как я и предположил с самого начала, он действительно высокообразованный человек. Между прочим, он учился в Англии, что, полагаю, объясняет его любовь ко всему английскому. — Он взял карты, которые раздал ему Эрни, и начал обмахиваться ими. — Но я так и не понял, хорошо ли он воспитан. Подозреваю, он из нуворишей. Как и большинство каучуковых баронов. Полагаю, слово «барон» здесь слегка вводит в заблуждение.
— Интересно, откуда он взял деньги, чтобы начать свое дело? — спросил Эрни.
Джордж покачал головой, а Томас пожал плечами, распределяя карты по мастям.
— Его жена, — сказал Джон.
В джунглях он пристрастился курить трубку и теперь задумчиво посасывал ее, прежде чем заговорить. Все с удивлением посмотрели на него — обычно он не высказывался вслух, даже во время игр, и заказывал себе нужное число карт, по-видимому, из вежливости, а не потому, что хотел выиграть.
— Это она тебе сказала? — спросил Джордж.
— Да. Мы же должны о чем-то разговаривать, пока бродим по джунглям, не так ли?
Эрни фыркнул, но Джон бросил на него убийственный взгляд, заставивший его окончательно заткнуться.
— Он и в самом деле некоторое время торговал шляпами, — продолжил Джон. — Как он сам рассказывал тогда на Тапайос. Он отправился в Португалию попытать счастья и там, в Опорто, втерся в доверие к отцу сеньоры Сантос. Вскоре после того, как он женился на ней, старик умер, и его дочь унаследовала семейное дело по производству портвейна. Сорвав большой куш на продаже винного дела какому-то англичанину, Сантос использовал эти деньги на покупку своих земель.
— Из грязи в князи, получается? — заметил Эрни.
— Не совсем. Думаю, он происходит из сравнительно благополучной семьи среднего достатка. Как и миссис Сантос. Просто им повезло в делах — как с портвейном, так и с каучуком.
— Ну что ж, я, например, нахожу его очень обаятельным, — сказал Джордж. — Так приятно встретить в колонии человека, с которым можно обсуждать важные вещи в жизни. И мне безразлично, какого он происхождения.
— Это только во-первых, — вырвалось у Томаса.
Джордж удивленно посмотрел на него, а Эрни начал смеяться.
— У него ведь куча денег, — продолжил Томас, — поэтому он так хорош?
— И он очень образованный человек, — добавил Джордж. — А это что-нибудь да значит.
Томас тут же пожалел, что вообще открыл рот. Джон бросил карты на стол и решительно вышел вон, по пути ударившись головой о низкую дверную раму.
— Ну, вы двое, хватит вам, — сказал Эрни. — Резвитесь, но полегче. Черт подери, сдается мне — остались мы без четвертого.
Томасу не спалось — он лежал в своем гамаке, не снимая верхней одежды. Всякий раз, когда он смыкал веки, комната медленно вращалась перед глазами, но, по крайней мере, его не мутило. Ему надо было на чем-то сосредоточиться, так что он встал и уселся на пороге хижины — отсюда можно смотреть на фонарь, который постоянно горит в самом центре двора. Он мерцал в окружении изменчивой дымки из ночных насекомых, сведенных с ума его светом. Томас свернул себе сигарету — из-за выпитого спиртного пальцы едва слушались. Впервые за эти дни ему удалось задействовать свой израненный указательный палец — не то он заживает, не то просто уже не чувствует боли, трудно сказать.
Ночь наполняли привычные гам и стрекот. Удивительно, как вообще можно уснуть при таком шуме. Воздух угнетал своей влажностью — даже теперь, спустя столько месяцев, Томас так к нему и не привык.
Он не замечал ее, пока она почти вплотную не подошла к нему. Сначала он услышал свое имя, произнесенное шепотом, будто каким-то призраком, а затем появилась она — прямо перед ним, вся в белом.
— Томас, — снова сказала она, не затем, чтобы привлечь его внимание, но больше в подтверждение того, что это и есть его имя.
— Да, — произнес он несчастным голосом, поскольку знал: неизбежность наступила.
Она скрестила перед собой руки, словно пытаясь согреться, из-под ночной рубашки выглядывали ее босые ноги.
— Миссис Сантос, я…
— Клара, — сказала она. — Вы должны звать меня Кларой.
Он глубоко затянулся сигаретой и, опустив глаза вниз, уставился на землю перед ней. Затем перевел нетвердый взгляд на собственные ноги.
— Не думаю, что нам следует разговаривать подобным образом, — выдавил он.
— Но я должна поговорить с вами, — прошептала она. — Мы совсем не говорили друг с другом.
— Нет.
Он почувствовал слабость и ухватился за дверную раму, чтобы сохранить равновесие, — его так и придавливало к земле. Скорее бы покончить со всем этим. Что ей от него надо?
— Простите, — наконец сказал он, — За то, что произошло. Я был не в себе…
Он умолк и по-прежнему не глядел на нее.
— Вам не за что извиняться. Муж рассказал мне, что дал вам одну из своих сигарет.
— Да?
Неужели они обсуждали его?
— Не стоит так тревожиться.
Голос у нее был веселым, даже задорным.
— Он просто упомянул об этом мимоходом. Той ночью вы чувствовали себя как-то необычно?
— Необычно, да. Я видел… кое-что.
— Это был каапи. Наркотик. Из корня айяуаска. Индейцы используют его, чтобы общаться со своими богами. Обычно они смешивают его со слюной и делают из этой смеси напиток, но его также можно высушить и курить. Мой муж курит его для поднятия настроения.
Ее слова проникают в самую душу, пробуждая воспоминания о той ночи.
— Я знала, что вы были не в себе. Вы не должны винить себя.
— Понятно.
Чувство вины шелухой отвалилось от него и разлетелось. Он был не в себе.
— Можно сигарету?
От неожиданности он вздрогнул, когда она приблизилась и села на пороге, у него в ногах. Выбора у него не было — пришлось составить ей компанию. Он передал ей табак, но она покрутила в руках кисет и вернула ему — надо было скрутить для нее сигарету.
Он скрутил две и, когда она наклонила голову, чтобы достать кончиком сигареты зажженную спичку в его руке, наблюдал за тем, как распущенные волосы рассыпались по ее плечам. Он закурил свою сигарету. Напряжение стало покидать его. И все благодаря бренди — спасибо ему.
Тыльная сторона ее руки была совсем близко от лица Томаса, когда она держала сигарету и выдыхала струйку дыма над его головой. Они были совсем рядом теперь, почти касаясь друг друга, но он не стал отодвигаться.
— Думаю, я не нравлюсь вашим друзьям.
— Нет, — сказал он. — То есть вы не правы. Уверен, что это не так.
Она пожала плечами.
— Мне все равно. Сеньор Гитченс очень добр ко мне. Вы избегали меня все это время, но в вас нет того пренебрежения, которое, я чувствую, исходит от тех двоих.
Томас не знал, что на это сказать. Она права.
— Этот доктор Харрис — он просто пьяный идиот, и больше ничего.
Он не смог сдержать улыбки. Она снова права.
— А этот сеньор Сибел. Это ведь так очевидно, правда же?
— Что очевидно?
— Он не любит женщин.
— О, я уверен, что это неправда. У него забавные представления о людях, только и всего. Он просто сноб — вот что я вам скажу.
— Нет, я хотела сказать — он не любит именно женщин. Женщины для него слишком стары. И вообще не того пола.
От потрясения Томас не мог говорить.
Она засмеялась.
— Вы будто обиделись. Наверняка вы и сами заметили это. Разве вы не видите, как он смотрит на мальчика-слугу? Странно, что он вам не выказывал своего интереса.
Она говорила правду, просто он все это время старался не размышлять на эту тему. Что касается отношения Джорджа к мальчишкам в Белеме — Томас вначале думал, что оно вполне отеческое. Теперь он вспомнил ту ночь на Тапайос, когда кто-то, стараясь быть незамеченным, покинул жилище Джорджа. А еще Пауло — он так огорчился, когда они покидали Сантарем, умолял позволить ему сопровождать их, но Антонио запретил. Джордж отдал ему целый мешок с деньгами.
— Не хочу говорить об этом, — наконец сказал Томас.
— Я смутила вас.
Она положила ладонь ему на руку, и он не убрал ее. Ладонь пульсировала теплом.
— А ваш муж знает?
Он подразумевал, знает ли Сантос о секрете Джорджа, но она не так поняла его.
— Конечно нет! В тот первый вечер, за обедом, вы и я согласились, разве нет, хранить все в секрете?
— Бедный ваш муж. И бедная моя жена.
— Мой бедный муж! — Она сплюнула. — Простите, мистер Эдгар. Я не знакома с вашей женой, но мой муж не заслуживает вашей жалости. Как выдумаете, зачем он сейчас отправился в Манаус?
— Полагаю, чтобы заниматься какими-то дедами.
— Да, делами. Делами в одном из многочисленных борделей. А вы знали, Томас, что каждый третий дом в Манаусе — это бордель?
— Не знал, нет.
— Все эти женщины, приезжающие из Европы, чтобы заработать денег, — их так много. И они наживают целые состояния — поверьте мне. Все, что требуется от такой девушки, — стать дороже, чем прочие, и тогда ее хотят еще больше, и так до бесконечности. А эти мужчины — они пытаются превзойти друг друга на каждом шагу.
— Мне очень жаль, миссис Сантос. Будь я вашим мужем, я бы не смог…
— Да, вы бы, наверное, не смогли. Но он потерял ко мне всякий интерес. Месяцами не прикасается ко мне. Боюсь, что, когда вы наткнулись на меня той ночью… что ж, я тоже была не в себе. И я совсем не ожидала увидеть вас снова.
Почему она изливает ему свою душу? Он не просил ее об этом и совершенно не желал этого. И все равно оказалось, что ему хочется слушать дальше.
— Но почему ваш муж не прикасается к вам?