На следующий день они уезжали в свадебное путешествие. Отец отпустил его ровно на две недели. Долго не могли решить: какие-нибудь экзотические острова по мотивам рекламы «Баунти» — или, наоборот, горы, снег, лыжи и горячий пунш в деревянной гостинице. Инне хотелось в Таиланд, но Денис ее все же не послушался, и, как выяснилось позже, оказался прав: в тех краях произошло землетрясение, и цунами смыло все, что только можно. Они пошли на компромисс и отправились в Париж — банально, но весьма приятно. Хотя и не очень разумно — не стоило, пожалуй, Денису туда лететь, была на то особая причина.
Не успели они сесть на свои места в самолете, как Инна начала дрожать. Сначала мелкой дрожью, а потом и вполне крупной.
— Ничего не могу с собой поделать, — объяснила она Денису. — Панически боюсь летать. В детстве меня всегда тошнило. Мама думала, что меня укачивает, а я просто боялась до такой степени.
— Изволите пакет, мадам?
— Лучше коньяку. Напиться и…
— Забыться. Только не до полной отключки, пожалуйста. Что ж ты мне сразу не сказала? Могли бы в круиз поехать.
— В круиз — зимой? — скривилась Инна. — Умнее ничего не мог придумать?
— Не везде же зима, — усмехнулся Денис, — А если умнее, то можно было бы прожить две недели у нас на даче. А что? Там сейчас никого нет. Янка с детьми только летом живет, а зимой вообще никто не приезжает. Дача теплая, с камином, с телевизором. С медвежьей шкурой. Набрали бы продуктов и…
— И провалялись бы все две недели на медвежьей шкуре. Неплохо придумано. Вот только хорошая мысля…
— Да, приходит опосля. Если я еще когда-нибудь буду жениться, то именно так и сделаю. Париж еще какой-то!
Инна шутливо, но весьма ощутимо стукнула его кулаком в бок. В этот момент самолет мягко тронулся с места, вырулил на взлетную полосу, взревели двигатели. Несколько секунд — и земля осталась где-то внизу: грязно-белый снег, исчерченный сеткой дорог, спичечные коробки домов, крошечные черные скелетики деревьев. Инна сидела зажмурившись и держала его за руку. При каждом толчке или изменении звука она вздрагивала и впивалась в его ладонь ногтями. Денис стоически терпел, хотя особой жалости к ней почему-то не испытывал.
Когда самолет набрал высоту, Инна потихоньку ожила и даже начала перелистывать какой-то журнал, торчащий из сетки в спинке переднего кресла. Но скоро отложила его и задумалась.
— О чем грустим? — Денис дернул ее за рукав.
— Честно? О Маринке думаю.
— Боишься за квартиру? Но ты же замки поменяла.
— За квартиру? И это тоже. Но вообще-то я думала о ней самой. Она ведь дурочка такая. Связалась с каким-то жутким типом. Мало ли что.
— Думаешь, не уехала в Сочи?
— Не знаю.
— А у тебя есть ее сочинский телефон? Или адрес?
— Нет. — Инна нервно постукивала ногтями по подлокотнику. — Я даже фамилию ее не знаю.
— То есть? — удивился Денис.
— Вот и то есть. Отец ее умер, мать куда-то уехала, квартиру она поменяла. Замуж вышла, фамилию тоже сменила. Что я, буду у нее спрашивать, как ее новая фамилия?
— Скажи, а вы с ней похожи?
— Чего вдруг? — удивилась Инна. — Совсем не похожи. Разве что роста примерно одного. И комплекции. А так… У нее мать была донская казачка, Маринка в нее пошла. Знаешь, я думала, запишу адрес, когда она уезжать будет. Но… все вышло как вышло.
— Ладно, Ин, что теперь говорить. Ты же ничего сделать не можешь. Все как-нибудь уладится.
— Посмотрим.
В этот момент самолет тряхнуло, Инна ойкнула и снова вцепилась в его ладонь.
И снова кругом не было ничего, кроме боли. Темный океан боли, режущей, рвущей на куски. Я не чувствовала своего тела, не видела и не слышала. Только чувствовала боль. Захотела крикнуть, напряглась, но ничего не вышло. Только боль стала еще сильнее, в темноте зазмеились огненные вспышки. А потом все погасло и исчезло.
Когда я снова пришла в себя, все было по-прежнему: темнота и боль. Нет, кое-что все-таки изменилось. Сквозь непрерывный звон прорывались какие-то размытые звуки. Я снова попробовала застонать и услышала тихий хрип. А потом шаги. Кто-то дотронулся до меня. Прикосновения я не почувствовала, просто боль стала в этом месте сильнее, вот я и догадалась, что ко мне прикоснулись.
— Марина, ты слышишь меня? — спросил едва различимый сквозь шум и звон голос.
Марина? Я — Марина?
Я с ужасом поняла, что не помню, кто я такая и что со мной произошло. Даже имени своего не могу вспомнить. Не знаю, где нахожусь и почему все так невыносимо болит. Попробовала сказать что-то, пошевелиться, но боль, как волна, захлестнула с головой.
Что было дальше? Я то ли спала, то ли просто была без сознания. Иногда видела себя летящей в каких-то изумрудных и ярко-лиловых коридорах. Голос чей-то слышала, нежный, ласковый, вот только слов разобрать не могла. А потом приходила в себя. Боль возвращалась. И почему-то мысли о холоде, хотя холодно и не было. Как будто боль эта была связана с холодом. Со снегом. С темнотой. Было что-то такое, и, возможно, совсем недавно. Вот только вспомнить я ничего не могла.
А темнота уже не казалась такой непроглядной. Словно к утру посерело. Словно я сидела в темной комнате перед телевизором, закрыв глаза. И звон в ушах уже не такой мучительный, вызывающий тошноту. А еще я могла различить: вот здесь мои руки, а вот здесь ноги. И голова, которая болит больше всего.
Язык — огромный, шершавый, словно необструганная фанера. Он совсем не желал шевелиться. Мне хотелось, пересиливая боль, спросить, где я, что со мной произошло, но язык не слушался. Я открывала рот и выжимала из себя полустон-полушипение.
— Тише, Мариночка, тише, — пытался успокоить меня мягкий женский голос, похожий на мамин.
Я плакала совсем беззвучно, а слезы щипали лицо, словно кислота.
— Пожалуй, тебе не слишком идет.
Денис оглянулся с недоумением. Инна стояла, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Во взгляде ее было что-то такое… То ли насмешка, то ли превосходство, он никак не мог понять.
Они гуляли по городу, заходили в маленькие магазинчики, которые Денису нравились гораздо больше огромных универмагов. В одном из них Инна купила совершенно безобразную и вульгарную, на его взгляд, сумку.
— Нравится? — довольно спросила она.
— Ничего, — нарочито бодро отозвался Денис, не желая лишать ее радости. — Только тебе надо будет к ней пальто купить или куртку. Я тут знаю одну лавочку. Там, правда, все очень дорого, но зато вещи отличные.
Он привел Инну в небольшой магазин, спрятавшийся во внутреннем дворике.
— Сюда кто попало не ходит, — объяснил он. — Меня в прошлом году привел… Короче, девушка одна привела. Она в Париже работала по контракту и…
— Понятно, — фыркнула Инна. — И одевалась исключительно в крутых магазинах. Ты, оказывается, не брезгуешь девицами, зарабатывающими одним местом?
— Что ты несешь? — обиделся Денис. — Каким еще местом? Она раньше в нашем банке работала. А потом ее во Францию пригласили. Потому что она классный программист, специалист по финансовым программам.
— А-а-а… — как-то разочарованно протянула Инна.
Они зашли в магазин, приятно пахнущий дорогой кожей. На мелодичный звон колокольчика словно из-под земли вырос крохотного росточка пожилой месье с короткой седой бородкой и связанными в длинный хвост седыми волосами. Одет хозяин магазина был в кожаные брюки и кожаную жилетку поверх ослепительно белой рубашки. Ему бы повязку черную на глаз и серьгу в ухо, настоящий старый пират, хотя и мелковатый, подумал Денис.
Пират посмотрел на них вопросительно, по-птичьи склонив голову набок, поинтересовался, чего господа изволят. Не успел Денис и рта открыть, вперед вылезла Инна:
— Nous… Nous avon une manteau[1].
Хозяин посмотрел на Инну с недоумением, перевел взгляд на Дениса. Смущаясь, Денис по-английски попросил показать женское пальто или куртку. Инна подсунула сумку:
— Pour une sac[2].
Пират дернул плечом и не слишком вежливо махнул рукой в сторону вешалок с самым дешевым товаром, а потом и вовсе отвернулся, перебирая какие-то бумажки у кассы. В прошлом году он был внимательным и предупредительным, давал советы, приносил вещи откуда-то из задней комнаты, помогал примерить.
Инна подошла к стойке, перебрала несколько вешалок с неплохими, но не слишком оригинальными кожаными и замшевыми пальто.
— И это ты называешь хорошим магазином? — сморщив нос, спросила она.
— А ты хотела к своей сумке нечто выдающееся? — не смог удержаться Денис.
Инна надулась. Пират усмехнулся в бороду.
— Пошли отсюда. — Инна направилась к выходу.
— Минутку, месье, у меня есть кое-что для вас, — остановил Дениса пират, говоря по-русски практически без акцента.
Он нырнул за синюю занавеску и вернулся с потрясающей замшевой курткой цвета молочного шоколада, украшенной трикотажными вставками в ирландском стиле.
Странно, подумал Денис, надевая куртку, год назад он и виду не подал, что знает русский. Впрочем, нет, ничего странного, тогда с ним разговаривала Вера на очень хорошем французском. Надо было, конечно, предупредить Инну, но кто бы мог подумать, что она вылезет вперед.
Вот тут-то Инна и высказалась, глядя на него со смесью насмешки и пренебрежения.
Денис посмотрел на нее, на свое отражение в большом зеркале. Куртка сидела на нем идеально и шла ему просто сказочно. Уж если эта куртка ему не идет, то всю остальную имеющуюся у него одежду необходимо немедленно выбросить на свалку.
— Pas mal, — одобрил пират. — C'est bien[3].
— Ты в ней какой-то старый, — нахмурилась Инна. — Нет, мне не нравится.
— А мне нравится, — отрезал Денис. Если и были у него еще сомнения, то тут он решил твердо, что куртку купит, даже если домой им придется ехать на палочке верхом.