10. На самом деле, я уверен, что можно смело утверждать, что везде, где система мифологических символов жива и действует в полную силу, она связывает в единый, цельный строй все явления как телесной – «непосредственно очевидной» (pratyakṣa) – сферы бодрствующего сознания, так и духовно-метафизической, оккультной, умопостигаемой (parokṣa) сферы сна. Следовательно, неразличение знака и символа, факта и фантазии характерно для всего диапазона (как пространственного, так и временного) архаических культур, и мы вполне можем считать, что одним из главных философских последствий кризиса, представленного решающей датой 1492 года, было разрушение этого туманного мифологического устройства. Была прочерчена четкая межа между миром сна и бодрствования, при этом последний был утвержден в качестве первостепенного. Мы называем это научной революцией, и она все еще продолжается. Во многом все это равносильно созданию нового мира или, если использовать мифологический образ, разделению неба и земли.
Мифические космологии, как теперь следует признать, не соответствуют миру грубых фактов, а являются функциями мечты и видения; и поэтому смыслов (если таковые имеются), выраженных явно или подразумеваемых в пропозициях богословов и метафизиков, не следует искать на другом конце микроскопа или телескопа. Они не поддаются проверке с помощью какой-либо науки о физических явлениях, а относятся скорее к науке о душе – и здесь, как мы знаем, уже достигнут значительный прогресс в реконструкции нашего понимания некоторых понятий.
Действительно, для кого-то эти древние предания, истолкованные теперь не космологически, а психологически, как бы вернули старым религиям их прежнее место в центре и за горизонтом сферы человеческого духа, как представляющие не просто преходящую фазу в истории эволюции сознания, а постоянное духовное наследие, символизирующее саму структуру психики. Успение Богородицы и Вознесение ее Божественного Сына (который был и навсегда остался истинным Богом и истинным Человеком) теперь могут быть истолкованы таким образом, за который всего три столетия назад нас сожгли бы на костре; и на волне этой удачной ереси (O felix culpa!) корабль «Града Божьего» поднимается со скал и решительно движется вперед.
Но теперь давайте снова спросим, но очень спокойно, беспристрастно и честно: правда ли, что все эти дискредитированные космологические догмы, которые теперь возвращаются к нам в виде психологических символов, правда ли, что все эти архаичные пропозиции, которые были забракованы как изображения макрокосма, теперь могут быть благополучно и безболезненно использованы в качестве универсального откровения микрокосма? Являются ли священные мандалы, иконы и янтры, или боги, что восседают в разных уголках мира, раздавая нравственные указы или нисходя к человеку в виде воплощений, – являются ли они символическими хранителями некоего естественного или сверхъестественного закона, определяющего значение и судьбу человека, связывающего, обязывающего и все же ведущего его к цели? Можно ли считать их микрокосмическими универсалиями, а значит, возможно в конечном счете каким-то таинственным образом и макрокосмическими? Или же нам следует судить о них скорее как о функциях определенной фазы или формы человеческой культуры, которые не имеют универсальной психологической значимости, а лишь социально обусловлены? В последнем случае, подобно панцирю рака или кокону бабочки, который был расколот, отслоен и отброшен, они тоже были расколоты (несомненно, в 1492 году) и теперь должны быть отброшены.
Мифические формы архаических цивилизаций
Одним из наиболее интересных и важных событий, произошедших в области археологических исследований в последние десятилетия, является неуклонное увеличение масштабов раскопок на Ближнем Востоке, в результате которых стали четко определяться основные центры и основные пути распространения самых ранних форм неолитической культуры. Дабы очень кратко представить основные результаты этой работы, относящиеся к нашей сегодняшней теме, позвольте мне начать с того, что искусство зернового земледелия и скотоводства, которые являются одними из основных элементов экономики и на которых строятся все высокоразвитые культуры мира, похоже, зародилось на Ближнем Востоке начиная примерно с 9000 г. до н. э. и распространилось на восток и запад из этого средоточия, вытесняя более ранние, но гораздо менее надежные культуры охоты и собирательства, до Тихоокеанского побережья Азии и Атлантического побережья Европы и Африки около 3500 г. до н. э. Тем временем в ядерной зоне, откуда это распространение началось, происходило дальнейшее развитие, и мифологические и технологические следствия его в дальнейшем были разнесены по уже проторенным путям вплоть до побережья.
Иными словами, преобразование общества из добывающего, охотничьего и собирательского в земледельческое, скотоводческое, производящее продукты питания, произошло точечно, в определенном регионе земного шара, в определенное время. И дальнейшее распространение из этого центра всех основных искусств и мифов архаических цивилизаций, основанных на земледелии, можно представить в виде четырех крупных этапов.
А. Протонеолит (ок. 9000 г. до н. э.)
Первый этап, который можно назвать протонеолитом, представлен набором артефактов, обнаруженных в середине 20‑х годов XX века д-м Дороти Гэррод в пещерах горы Кармель в Палестине11. С тех пор подобные артефакты были найдены на юге вплоть до Хелуана в Египте, на севере до Бейрута и Ябруда и на востоке до Курдистанских гор Ирака. Эта культура известна в археологии как натуфийская, и разные ученые по-разному ее датируют в диапазоне от 9000 до 4500 г. до н. э.12 Согласно имеющимся данным, это было скопление охотничьих племен, еще не живших в поселениях, но пополнявших свои запасы пищи разными видами трав, схожих с зерновыми. Среди находок были каменные серповидные лезвия, которые свидетельствуют о возможности сбора урожая. Многочисленные кости свиньи, козы, овцы, быка говорят о том, что, даже если натуфийцы еще не одомашнили скот, они тем не менее убивали тех же животных, которые позже составят основу скотоводства всех высоких культур. Их образ жизни, таким образом, был переходным, и давайте отметим дату. Человечество населяло планету уже почти два миллиона лет, и все же здесь, менее двенадцати тысяч лет назад, появился первый намек на зачатки перехода к сельскому хозяйству.
Б. Ранний неолит (ок. 7500–4500 до н. э.)
Второй этап в развитии сельского хозяйства на Ближнем Востоке, который я в «Масках Бога» назвал также нижним неолитом и датировал его 5500–4500 гг. до н. э., был настолько расширен археологией последних десяти лет, что его датировка теперь должна быть отнесена к 7500–4500 гг. до н. э., и в этом промежутке было выявлено целых три подэтапа.
Подэтап 1: Докерамический неолит (ок. 7500 г. до н. э.). Самый ранний из этих подэтапов, докерамический или догончарный неолит, был впервые обнаружен и зарегистрирован д-м Кэтлин Кеньон в самых нижних слоях древнего кургана Иерихона в Палестине. В свою очередь, с тех пор в южной Турции на Анатолийской равнине обнаружил серию стоянок того же периода д-р Джеймс Мелаарт. По мнению Кеньон, самыми первыми поселенцами у иерихонского источника были натуфийцы, построившие там некое святилище, которое впоследствии было сожжено. По результатам радиоуглеродного датирования возраст святилища – 7800 г. до н. э. ± 210 лет. Хрупкие жилища протонеолитических охотников сменились домами, построенными из плосковыпуклого кирпича (кирпич с плоским основанием и загнутым верхом), при этом круглые или закругленные формы маленьких строений напоминали более ранние примитивные хижины. Со временем это поселение, известное как «Иерихон догончарного неолита типа А», было защищено каменной стеной высотой почти четыре метра и шириной почти два метра, с каменной сторожевой башней, поднимавшейся на высоту не менее девяти метров (значит, где-то на горизонте могли появляться враги).
«Похоже, – пишет д-р Кеньон, – что существовало две линии развития. Одна нижненатуфийская группа обосновалась в Иерихоне, и, конечно, можно предположить, что другие группы основали поселения в похожих местах… Но сородичи оседлых групп, жившие в основном на холмах, в районах менее благоприятных для земледелия, продолжали вести мезолитический образ жизни, оставаясь охотниками и собирателями. В пещерах и других жилищах, были найдены орудия труда, классифицируемые как средне– и верхненатуфийские»13. Этим и объясняется большой разброс датировок культуры натуфийцев, предложенных более ранними учеными.
Где-то около 7000 г. до н. э. это самое раннее поселение в Иерихоне было покинуто, а его место заняли люди другой культуры, строившие дома другого типа, за которыми закрепилось название «Иерихон догончарного неолита типа В». Возможно, это и были те самые враги. Их здания были иного, более сложного устройства. «Новый народ прибыл, – утверждает д-р Кеньон, – со всецело развитой архитектурой»14. Дома были не круглыми, а прямоугольными, построены из кирпича другой формы, с несколькими комнатами, с твердыми известковыми полами красноватого или кремового цвета. Такие же полы и прямоугольные жилища были найдены в анатолийских местах Хаджилар и Чатал‑Хююк, причем тут они относятся к более раннему времени, чем в Иерихоне. И не только архитектура, но и особенности религиозных обрядов указывают на, как отметил археолог Джеймс Мелларт, бесспорную связь между догончарной культурой в Хаджиларе (которую он датирует промежутком между ок. 7000 и ок. 6000 гг. до н. э.) и «Иерихоном догончарного неолита типа В» (который он датирует ок. 6500–5500 гг. до н. э.)15.
Главной общей религиозной особенностью Иерихона и анатолийских поселений был культ черепов. В догончарных культурах Хаджилара «человеческие черепа, подпертые камнями на полу многих домов и в углах очагов, указывают на то, что жители практиковали культ предков, сохраняя головы для защиты домов»