78. «Что, – спрашивает он, – заставляет тебя с таким упорством обнаруживать различие – различие между тобой и неким другим – где объективно имеется одно и то же?.. настоящая твоя жизнь, которую ты ведешь, тоже не есть лишь часть мировых событий, а в известном смысле они целиком. Только это целое не такого свойства, что может быть охвачено одним взглядом. Это, как известно, то, что брамины выражают святой, мистической, но в сущности такой простой и ясной формулой: Tat tvam asi (это ты). Или словами: я на востоке и на западе, внизу и вверху, я – весь мир»9.
Обозначим себя как a, абсолютную реальность как х и представим рассматриваемый нами тип самоотождествления в виде формулы:
a ≠= x
Чисто феноменологически, а это не х; но на самом деле а и х едины.
Этот оксюморон, внутреннее противоречие, парадокс, абстрактный символ и есть та самая застава без ворот, лучезарный путь, выход за пределы категорий. Боги и просветленные Востока не являются предельной целью, подобно Яхве, Троице или Аллаху, они – трамплин для прыжка в невыразимое бытие, в осознание, в переживание целостности. В конечном итоге, переключив свое восприятие с преходящего на вечное, верующий преображается. Только так он может испытать (не просто в качестве одного из догматов) чувство тождественности с тем, кому он поклоняется. В этом и заключается суть религий отождествления. Мифы, ритуалы, философские и научные теории, основанные на таком понимании религиозности, не прославляют некоего бога, находящегося где-то вовне, они приближают человека к осознанию божественности внутри себя.
Обратимся вновь к тексту Брихадараньяка-упанишады:
Он [Атман] проник сюда до кончиков ногтей, как нож в ножны, как огонь в пристанище огня. Его не видят, ибо он неполон. Дышащий, он зовется дыханием, говорящий – речью, видящий – глазом, слышащий – ухом, разумеющий – разумом. Это лишь имена его дел. Кто почитает лишь то или иное из них, не обладает знанием, ибо в том или ином он неполон. Пусть почитают его как Атмана, ибо здесь все [его дела] становятся одним. Этот Атман – след всего сущего, ибо, поистине, как находят по следу [утерянное], так узнают по нему все сущее. Кто знает это, тот находит славу и похвалу10.
Кажется, нечто похожее имели в виду авторы «Текста пирамид», одного из древнейших религиозных документов, относящегося к периоду V–VI династии Древнего царства (2350–2175 до н. э.). Там рассказывается о духе умершего, который начинает ощущать в себе различные силы, которые при жизни он приписывал богам.
«Это Он [дух умершего] поедает их магию и поглощает их души. Самые Великие служат ему завтраком, средние – обедом, мелкие же – ночной трапезой, стариками растапливает Он огонь»11.
«Узри, их души в его утробе… Их тени он вырвал из рук тех, кому они принадлежали. Он – то же, что вечный исток»12.
А вот более ясные слова самого умершего из «Книги мертвых», написанной на тысячу лет позже:
«Мое лицо – это лицо Ра. Мои глаза – это очи Хатхор. Мои уши – это уши Упуата… Мои ноги – это ноги Птаха. Все мои члены – это члены одного из богов»13.
Нечто подобное можно обнаружить на ранних печатях из Месопотамии, ровесниках «Текстов пирамид». Например, на рис. 16 молящийся, подняв правую руку, приближается к алтарю владыки древа жизни, неся с собой жертвенного козла. Благодарный бог подает ему чашу амброзии, приготовленной из плодов или сока дерева, и дарует молящемуся вечную жизнь (именно такого дара были лишены Адам и Ева). Рога, венчающие голову бога, напоминают полумесяц, парящий над чашей. Многими народами Луна почиталась как небесный символ извечного возрождения. Как сама жизнь, вечно возрождающийся бог включает в себя и смерть. На рис. 17 мы снова видим растущую луну. Однако теперь рядом с древом двуликая богиня Гула-Бау. Ее более поздние аналоги – богини орфических и элевсинских мистерий Деметра и Персефона. На древней вавилонской печати, относящейся к 1750–1550 гг. до н. э. (что примерно на 1000 лет раньше текста о библейском райском саде), двуликая богиня жизни и смерти передает плод вечной жизни приближающейся слева смертной женщине. На рис. 18 изображены бог и богиня, владыка и владычица древа жизни. На этот раз они в сопровождении змея. Новорожденная Луна выходит из смертной тени и возрождается из смерти в жизнь, подобно тому, как змея сбрасывает кожу. Эти символы, небесный и земной, равнозначны, они говорят нам о вечно возрождающемся Бытии, каковым является Жизнь в саду нашего мира14.
В Индии аналогом бога, сидящего у подножия древа жизни и дарящего лунный эликсир, является Шива. А в VI в. до н. э. принц Сиддхартха, медитируя, перенесся к подножию мирового древа и именно там достиг просветления. Подобно этому в античных мистериальных культах цель всякого посвященного – осознать собственную божественность. Вот какие слова написаны на золотой табличке орфиков, относящейся к 300 г. до н. э.: «Будь счастлив и благословен, из смертного станешь богом»15. Апулей в заключительной части «Золотого осла» с благословения богини Исиды превращается в подобие бога: «В правой руке я держал ярко горящий факел; голову мою окружал великолепный венок из листьев ослепительно прекрасной пальмы, расходившихся в виде лучей. Вдруг завеса отдернулась и, разукрашенный наподобие Солнца, словно воздвигнутая статуя, оказался я пред взорами народа»16.
Рис. 16. Владыка Древа Жизни. Шумер, 2500 до н. э.
Рис. 17. Сад бессмертия. Вавилон, 1750–1550 до н. э.
Рис. 18. Владыка и владычица древа. Шумер, 2500 до н. э.
Кельтам и германцам также был известен напиток бессмертия (санскр. amṛta, греч. αμβροσία). Óдин (Вотан) пожертвовал глазом ради глотка из источника мудрости, охраняемого великаном Мимиром у подножия мирового ясеня Иггдрасиля. В небесных чертогах Валгаллы погибший в бою герой выпивает мед, поднесенный ему валькириями, и возрождается к жизни. Подобным образом кельтский бог моря Мананнан в своем подводном дворце подавал своим гостям эль, дарующий бессмертие. Напоследок я привожу слова песни-заклинания легендарного ирландского барда Амергина, вкусившего эликсира бессмертия:
…вихрь в далеком море Я
волны бьются в берег Я
гром прибоя это Я
бык семи сражений Я
бык утеса это Я
капля росная это Я
я прекрасный это Я
вепрь могучий это Я
Он в заливе это Я
озеро в долине Я
слово Бога это Я
пламя песни это Я
возглавляю войско Я
бог главы горящей Я…17
Религии соотношения
Помимо вышеописанного способа переживания всеобщей и индивидуальной божественной природы, названного мной мифологическим отождествлением, существует принципиально другая система верований, зародившаяся в рамках библейской традиции. Как все мы прекрасно знаем, бог Яхве проклинает змея в райском саду (см. рис. 18), а вместе с ним и всю земную юдоль, которую, как ему кажется, он сам и создал. Бог – создатель мира, следовательно, Творец и Творение – не одно и то же, они онтологически различны. В результате переживание тождественности с богом и реальностью в системе, подобной этой, рассматривается, как начало начал всякой ереси и карается смертью. Теперь a соотносится с х, и формула принимает вид:
a R x
Посредником в таких отношениях становится закрытая социальная группа.
Возьмем, например, иудаизм: Бог дарует завет одному из кочевых семитских племен. Чтобы поддерживать отношения с Богом, надо родиться одним из представителей этого избранного народа и соблюдать все священные предписания. Иного пути не существует.
Сравним с христианством: Иисус Христос – единственный сын Бога, одновременно и Бог, и Человек. Христиане считают это чудом, в то время как в ранее описанной модели a ≠= x в каждом из нас присутствует и человеческое, и божественное. Надо лишь пробудиться, осознать эту истину, и дальше жить подобно Будде (буквально – «пробудившийся»). Согласно христианскому учению, никто, кроме Христа, не может сказать «Я и Отец – одно» (Ин. 10:30), потому что «никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня» (Ин. 14:6). Через человечность Христа мы связаны с ним, через его Божественность мы можем прийти к Богу. Таким образом, он – наш единственный путь к спасению. С тех пор как милосердный, и одновременно гневный Яхве был оскорблен поступком Адама, все мы наследуем первородный грех. Во Христе сам Бог стал человеком. Приняв смерть на кресте, Иисус искупил грех человечества перед Отцом. Тем не менее ни один человек не может приобщиться к этому искуплению кроме как через церковь, основанную апостолом Петром около 30 г. н. э.
В эпоху раннего Средневековья мифологизированный образ Креста слился с образом древа жизни, запретного древа из райского сада. Распятый Иисус стал отождествляться с плодом, Его кровь – с амброзией. В дальнейшем жертва святой мессы интерпретировалась как повторение христовой жертвы. С ее помощью Христос-Искупитель дарует верующим свою милость. Если соотнести это с образом закрытых ворот и стража-херувима с мечом в руках, то Иисус оказывается Прометеем, миновавшим грозного стража и открывшим человечеству дорогу к вечной жизни. Вот слова хвалебной песни, исполняемой во время обряда святого причастия:
O Salutaris Hostia
Quae caeli pandis ostium…
(О, Спасительная Жертва,
Открывшая небесные врата…)
В буддийской и ведической традициях символ охраняемой заставы на пути к древу интерпретируется как внутренний, психологический барьер и трансцендентный кризис. В христианской традиции мы видим, что этот символ воспринимается как исторический факт, связанный с искуплением вины человечества. В течение многих веков разгневанный Бог держал проход в райские кущи под замком, а потом, после того как Его Сын принес себя в жертву и принял позорную смерть на кресте, Он удивительным образом подобрел. Так распятие Христа становится центральным фактом человеческой истории. Несколько других эпизодов становятся символами, которые следовало бы, как в любой мифологической традиции, толковать не буквально, а психологически (или как сказали бы теологи, «с точки зрения духа»). К таким «фактам» можно отнести: