Жуку очень понравился Септимус. Он напоминал ему Джо-Джо, да к тому же разделял его интерес к магике и пристрастие к странным шипучим напиткам. Жук, так же как Септимус, не терпел черную магику. Как однажды сказал Жук под кружку шипучки: «…Всякая темная дрянь наводит тоску. Когда этот старый хрыч вернулся в Башню Волшебников, умер мой хомяк, у мамы на носу вскочил огромный фурункул, и кошка убежала. А все потому, что эта темная дрянь прилипла ко мне на работе, и я притащил ее домой. Кошмар!»
Септимусу тоже очень нравился Жук, и он ему во всем доверял.
Сколько Борис Кэчпол себя помнил, его всегда называли по фамилии. Мама всеми силами пыталась называть его Борисом, но к тому времени, когда малыш начал ходить, она бросила свои попытки и перешла на простое «Кэчпол». Почему-то «Борис» звучало слишком фамильярно.
Кэчпол мечтал стать Охотником. Он убежал из дому в Дурные Земли и вступил в Охотничью Свору, когда Дом Дэниел готовился к убийству королевы. Кэчпол тренировался до седьмого пота, но особой популярности в Своре не приобрел. Он бросил чистить зубы еще мальчиком и больше не собирался начинать, потому что мамы не было рядом, чтобы отругать его. Еще у него была привычка нервно щелкать пальцами и языком, которая очень бесила окружающих. В довершение всего он быстро рос и скоро стал слишком высоким для Охотника.
Фамилия Кэчпола означала «помощник судьи», вот он и стал, в соответствии со своим именем, Помощником Охотника, но дальше по службе не продвинулся. Когда Верховного хранителя свергли, он по программе «Второй шанс» был зачислен в волшебники-стажеры. Это была возможность для тех, кто уже по возрасту не подходил для обучения или не происходил из рода волшебников.
Теперь Кэчпол мечтал стать хорошим волшебником. Он хотел дослужиться по меньшей мере до Обычного волшебника, но решил, что не будет отказываться, если ему предложат стать Архиволшебником. Хотя ему этого так и не предложили.
Если бы кто-то попросил Янни Маартен описать себя, она бы сказала: «Я строю лодки». Вот и все. У Янни не было времени на политику и тем более на волшебство. Что бы ни происходило в Замке, Янни это не касалось, потому что весь ее мир ограничивался лодочной мастерской у стен Замка. Ночью она крепко спала в своем гамаке, вставала с рассветом и весь день до заката занималась любимым ремеслом: мастерила, чинила, красила, пилила и делала еще сотню трудоемких и кропотливых дел, которые требуются для создания хорошей лодки.
Хотя Нико в это не верилось, когда-то Янни тоже была маленькой девочкой. Правда, это было так давно, что она и сама об этом забыла. Может быть, потому, что выросла на крошечной ферме посреди Фермерских угодий и очень не любила цыплят, терпеть не могла коров и ненавидела свиней. Ее родители никак не могли понять, почему в четырнадцать лет Янни оделась мальчиком и убежала в море. В девятнадцать она вернулась с собственным кораблем и основала «Лодочную мастерскую Янни Маартен» рядом с Гостиным двором. Янни была совершенно счастлива и довольна жизнью, поэтому очень неохотно покидала пределы своей любимой лодочной мастерской.
Когда-то Сыщик был обычным теннисным мячиком. Два года он провалялся в сырой канаве рядом с Портовым муниципальным теннисным кортом после того, как кто-то в порыве ярости вышвырнул его из окна. Мячик изрядно погрызли мыши, и он медленно разваливался. Но однажды его подобрал Саймон Хип, положил в карман и отнес к себе в Обсерваторию.
Следующие несколько месяцев мячик пролежал в запечатанной коробке, за которой Саймон Хип внимательно присматривал. Он периодически наполнял и подпитывал коробку всякими газами и зельями, часами колдовал над ней и окружал обратными чарами. Постепенно обретая сознание, Сыщик слышал, как над ним в полночь бормотали какие-то заклинания, и чувствовал запах темных паров, которыми Саймон окуривал коробку. И озадаченный мячик лежал внутри в предвкушении того, что же все-таки из этого получится.
А потом однажды ночью, когда луну накрыла Тень, Сыщика выпустили из коробки, и он впервые увидел мир собственными глазами. То, что он увидел, ему понравилось, и Саймон Хип был не меньше рад своему творению. Сыщик ярко светился и демонстрировал признаки интеллекта: он был послушным и быстро обучался. Вскоре мячик начал повсюду следовать за хозяином и стал самым преданным и верным слугой Саймона Хипа.
Нянюшка Агнес Мередит, бывшая повитуха и похитительница детей, вышла на свободу из приюта для умалишенных и отправилась в Порт. Она бродила по улицам в поисках своего сына Меррина, но все тщетно. В конце концов у нее закончилось пособие, выданное приютом, и Нянюшка нашла работу горничной на постоялом дворе с довольно сомнительной репутацией. Постоялый двор находился в Канатном переулке рядом с жилищем Портовых ведьм.
Владелицей постоялого двора была госпожа Флорри Банди, крупная женщина с дурным характером, но хорошей памятью. Флорри постоянно враждовала со своими соседями, Портовыми ведьмами. Вот так однажды, горячо поспорив из-за использованного чайного пакетика, который, как утверждала Флорри, намеренно запустили ей в голову, бедняжка и нашла свою погибель. Линде, которая в тот день от нечего делать действительно швырнула чайный пакетик ей в голову, надоело слушать бранные крики, и она наложила на Флорри уменьшающее заклятие. Всего за несколько недель уменьшающее заклятие преобразило Флорри до размеров самого чайного пакетика, и одним морозным утром она поскользнулась на льду, свалилась в канаву за задней дверью и утонула.
Агнес Мередит наблюдала за уменьшением Флорри с огромным интересом. Как-то утром, не найдя нигде свою «миниатюрную» хозяйку, Нянюшка Мередит взяла управление постоялым двором на себя, как будто ничего и не случилось. В скором времени она и совсем его присвоила: поклеила тисненые обои, развесила причудливые надписи на стенах и заполнила дом куклами и высушенными цветами. Ей очень нравилось жить в компании своих кукол, и постепенно она перестала разыскивать Меррина. С куклами хотя бы есть какая-то определенность, говорила она себе.
Морин сбежала в Порт вместе с главным чистильщиком картошки после происшествия во Дворце. Морин и главный чистильщик картошки, которого звали Кевин, копили деньги на собственную закусочную. Когда Кевина взяли коком на большое торговое судно и он ушел в кругосветное плавание, Морин устроилась на первую попавшуюся работу – в «Кукольный домик». Не шикарно, но можно откладывать чаевые от благодарных посетителей и бесплатно жить в кладовке под лестницей. Она с нетерпением ждала того дня, когда вернется Кевин и они обзаведутся собственным жильем где-нибудь на побережье.
Вероника жила в Порту дольше остальных ведьм, но не могла быть Матерью-Ведьмой в силу своей забывчивости и склонности ходить во сне. Бывало, выйдет во сне из логова и пропадет на несколько дней. Вероника любила есть крыс, это пристрастие она унаследовала от своего отца Джека, который жил в камышах рядом с Болотами Песчаного Тростника. Как и отец, Вероника держала в клетках большую коллекцию крыс – толстых и здоровых, пойманных недавно, а также тощих и немощных, томившихся давно.
Линда была самой младшей из ведьм и, как сама говорила, «всегда могла составить компанию». Другим ведьмам нравилось бы ее общество еще больше, если бы не грубые розыгрыши. Характер у Линды был вспыльчивый, и она имела склонность творить очень гадкие заклинания, если ее кто-нибудь рассердит. Но после случая со слоновьими ушами у Доринды никто из ведьм ее больше не сердил. Мать-Ведьма Памела видела в Линде особый талант и тайно прочила ее себе в преемницы.
Дафна слыла в шабаше тихоней. Она дружелюбно мешалась под ногами и помалкивала. Ее радостью в жизни была колония гигантских термитов, которые медленно разъедали дом. Дафна любила своих термитов и обычно разговаривала только с ними.
Памела была Матерью-Ведьмой и практиковала черную магику. Конечно, все ведьмы считали себя черными, но только Памела была настоящей. Она провела несколько лет с Дом Дэниелом в его Обсерватории и вернулась с баснями о темных силах, перепугав остальных ведьм в шабаше (хотя они бы скорее выпили настой из гнилой лягушки, чем признались в этом). У Памелы была своя Запертая комната, к которой другие ведьмы не смели и близко подходить. А когда по ночам из комнаты доносились душераздирающие крики, все ведьмы затыкали уши и пытались уснуть.
Доринда не особенно следила за своей внешностью до той ужасной ночи, когда получила слоновьи уши. Она и так знала, что не красавица, потому что нос стал слегка крючковатым после встречи с пожарной лестницей, а уж о волосах и говорить нечего. Так что Доринде совсем пришлось поставить на себе крест в тот день, когда Линда поймала ее за подслушиванием личного разговора с молодым колдуном, которого привела в дом. Доринда всячески отрицала свою вину, хотя весь дом знал, что она приползла к замочной скважине и подслушивала. Линда пришла в ярость и наградила Доринду слоновьими ушами (как у африканского слона, то есть просто гигантскими), прибавив: «Раз уж развесила уши, пусть хоть будет что развесить». С тех пор Доринда ходила, обернув голову большим полотенцем, и притворялась перед всем шабашем, будто только что помыла волосы. Хотя все знали – и Доринда знала, что они знают, – что под огромным полотенцем аккуратно сложены ушки африканского слона. Это было необратимое заклятие, и даже у Памелы не было противодействия.
Хью Фокс двадцать пять лет служил обычным писцом в Архиве «Манускрипториум» до тех пор, пока его не выбрали на должность Главного писца-алхимика.