Ханс Кристиан поспешил войти, пока она не передумала.
— Я очень бедный мальчик, но я честолюбив и знаю цель, к которой стремлюсь. Когда-нибудь Дания будет гордиться мной, мне лишь нужно начать. Пожалуйста, сходите и спросите у герра Сибони, согласится ли он принять меня всего лишь на несколько минут?
Служанка заколебалась.
— Вы не могли бы прийти с утра?
Но ее сердце растаяло, когда она снова увидела выражение отчаяния в глазах мальчика.
— Подождите здесь, пожалуйста. Я поговорю с хозяином.
— Спасибо, спасибо! — кричал мальчик, радостно смеясь, но его улыбка тратилась впустую. Служанка уже ушла.
Ханс Кристиан сел на ступеньку и обхватил свои колени руками. На парк спускались вечерние тени, но для него они не существовали. Площадь перед ним была ярко освещенной сценой, на которой стоял он, улыбаясь и кланяясь рукоплещущим зрителям.
Прошло очень много времени, прежде чем служанка вернулась. Гости хозяина сразу же заинтересовались этой странной историей и несколько раз заставляли служанку пересказывать ее слово в слово.
— Мы должны увидеть мальчика, — настаивали они, и Сибони согласился.
— Проводите его в гостиную, — приказал он служанке.
Ханс Кристиан вошел и предстал перед целой компанией.
Вместе с собой он внес в комнату дорожную сумку с драгоценным содержимым, а шляпа по-прежнему украшала его голову. Белый платок, который прикрывал его шею, был уложен не столь аккуратно, как это сделали пальцы Анны-Марии, а его волосы не чувствовали прикосновения расчески с того дня, как он покинул Оденсе. Однако он не испытывал смущения, внезапно оказавшись перед большой компанией, в которую входили знаменитый поэт Баггесен и известный профессор музыки в Копенгагенском университете композитор Вейсе. Комната была заполнена великолепно одетыми господами и дамами, но Ханс ни на кого из них не обратил внимания. Поставив на пол свою сумку, он стал искать глазами Сибони. Вот он, без сомнения, тот полный смуглый господин итальянского происхождения. Ханс Кристиан приблизился к нему и сорвал с головы свою шляпу.
— Добрый вечер, герр Сибони, — произнес он.
При звуке его голоса внезапно оборвался смех.
— Я очень благодарен вам за то, что вы согласились принять меня. Вы никогда об этом не пожалеете. Я рожден быть певцом, и если вы пожелаете, я продемонстрирую вам свое мастерство.
С этими словами он немедленно начал изображать отрывки из произведений Хольберга.
Сибони не произнес ни слова. Но присутствовавшие дамы, в большинстве своем драматические критики, часто посещавшие театр, были вполне искренни в своих чувствах. Артистичности никакой, но у мальчика есть душа. Его выступление оказалось настолько волнующим, что некоторые из них даже достали платки и время от времени были слышны всхлипывающие звуки. Сибони сидел, подперев подбородок рукой, и рассматривал мальчика. Он не был склонен к быстрым суждениям, но многое в этом странном мальчике понравилось ему. Может, он никогда и не станет актером, но было вполне очевидно, что он может петь. Более того, он обладал редким даром, заставляющим окружающих забыть о его непривлекательной внешности и нелепом костюме, а сосредоточить все свое внимание на чистоте его души. Пытаясь принять решение, Сибони нахмурился. Мальчик принял это за отказ.
— Герр Сибони, я сейчас еще спою для вас. Я могу петь намного лучше.
Он смело запел песню, едва замечая, что Вейсе аккомпанировал ему на пианино. Одну за другой он выдал им все, что слышал от бродячих артистов, а затем народные песни, которым научила его бабушка. И аплодисменты дам, когда он закончил, прозвучали сердечно и искренне. Ханс Кристиан был настолько охвачен радостью этого теплого приема, что слезы, которые он держал всегда наготове, полились ручьями из его глаз.
В тишине, нарушаемой лишь рыданием мальчика и всхлипыванием нескольких дам, раздался голос Баггесена:
— Я предсказываю, что в один день этот мальчик воплотит в жизнь свои мечты. Мир не сможет не заметить его.
Раздался одобрительный шепот, а затем Сибони произнес первое слово:
— Я, как и вы, Баггесен, верю, что он однажды добьется многого. Но чего, я не знаю.
Он поднялся и дернул за шнурок звонка. Затем, положив свою руку на плечо Ханса, он добавил:
— Ты должен учиться контролировать свои чувства, сынок!
— Да, герр, — выдавил из себя мальчик. — Но это очень трудно, когда ты голоден и уже почти потерял последнюю надежду. Я преодолею это, когда у меня будет достаточно денег.
Сибони слегка сжал худое плечико.
— Возможно. Но ты должен опасаться тщеславия. Когда весь мир будет аплодировать тебе, ты должен оставаться смиренным и благодарить Бога.
— Конечно, герр! Эта часть меня совершенно не беспокоит!
Сибони задумчиво улыбнулся. Вошла служанка. Теперь она взяла сумку и кивнула мальчику. Он последовал за ней в холл. Но вместо того, чтобы отвести его к двери, она направилась к кухне. Соблазнительный аромат недавнего ужина наполнял комнату. В этот момент Ханс осознал, каким пустым на самом деле был его желудок.
— Садись сюда, — сказала служанка, придвигая стул к столу, на котором уже лежали тарелка и ложка.
Бедный голодный мальчик скользнул на свое место. Кухарка, толстая женщина средних лет с закатанными по локоть рукавами, доедала свой ужин на противоположном конце стола. Она весело улыбнулась Хансу и подвинула в его направлении все, что могло бы ему понадобиться. Служанка сняла с огня дымящийся котелок с супом, и мальчик начал есть. Кухарка хоть и искоса, но ласково наблюдала за ним уголком своих глаз. Мальчик знал хорошие манеры и не забыл их и сейчас, хотя было видно, что ему не терпелось проглотить все моментально. Он сразу же понравился кухарке. Через полчаса служанка, кухарка и мальчик стали уже закадычными друзьями.
Через некоторое время служанку вновь позвали в гостиную. Она вернулась назад с пригоршней денег.
— Это для тебя, — сказала служанка Хансу, складывая монеты кучкой рядом с его тарелкой. — Хозяин сказал, что ты ему понравился. Каждый месяц он будет выдавать тебе шестнадцать риксдаллеров. Ты должен найти комнату для жилья, а есть ты будешь приходить сюда. Да, парень, тебе повезло!
Ханс Кристиан не мог поверить своим ушам! Наконец-то он встал на дорогу успеха! Но у служанки были еще новости.
— Хозяин сам будет давать тебе уроки пения! — воскликнула она, ожидая реакции на свои слова.
Ханс чуть не упал в обморок. Он прислонился к спинке стула, его голова опустилась на грудь, а в ушах зазвенело. Великий Сибони сам будет давать ему уроки! Значит, ему было предназначено стать актером!
Еще через полчаса, так до конца и не осознав своей удачи, Ханс Кристиан попрощался со своими новыми друзьями. В этом большом городе он должен где-то найти место для ночлега, чтобы утром вернуться свежим и отдохнувшим.
Шестнадцать риксдаллеров в месяц не такая уж большая сумма на проживание, даже без учета еды. Ему придется найти комнату в одном из беднейших районов. Сумерки коснулись вод канала, а с моря поднимался холодный осенний туман. Ханс Кристиан вздрогнул и прибавил шаг.
Прежде чем наступила ночь, мальчик бессознательно оказался на одной из пользующихся дурной славой улиц города. Выбрав дом, который выглядел хуже всех остальных, он постучал в дверь. Уже потеряв надежду на то, что ему откроют, он внезапно услышал внутри тяжелые шаги и звук отодвигающейся задвижки. Там царила темнота, и мальчик увидел лишь какое-то бесформенное размытое пятно. Но голос, который обратился к нему, напомнил голос его матери.
— Чего тебе надо?
Ханс заколебался.
— Я подумал… может быть, вы сдаете комнаты, — начал он.
Женщина рявкнула:
— Заходи.
Ханс вступил во тьму. Он заметил, что в одном углу стояла кровать и еще какая-то мебель в другом. Женщина подошла к столу, и слабый свет свечи слегка осветил комнату.
Ханс двигался осторожно, боясь споткнуться в полумраке. Женщина придвинула свечу прямо к его лицу. Ханс отпрянул назад от страха, увидев перед собой огромную челюсть и маленькие поросячьи глазки. Все же, несмотря на ее отталкивающую внешность, в ней было что-то, что ему напоминало его мать. Он сразу почувствовал себя как дома.
— Я очень беден, мадам. Но профессор Вейсе и герр Сибони позаботятся обо мне, — постарался убедить ее мальчик. Когда хозяйка услышала упоминание двух знаменитых имен, в ее взоре пронесся какой-то огонек, но она ничего не сказала.
— Сибони собирается сделать из меня певца, а профессор Вейсе — мой друг. Я буду питаться в доме моего учителя, поэтому не доставлю вам никаких беспокойств. У вас должна быть комната для меня!
Она все еще молчала. В дверь раздался короткий стук. Если бы она знала, кто это, то немедленно бы открыла. Не сказав ни слова, вошел мужчина и направился к маленькой лестнице, ведущей в темноту. Шарф закрывал большую часть его лица, а шляпа была глубоко надвинута на лоб. Женщина наблюдала за ним, пока звук его шагов не затих. Затем она повернулась к Хансу Кристиану.
— Это отец одной из моих юных дам, — проворчала она.
Наверху хлопнула дверь. Женщина подняла свечу, прикрывая ее рукой.
— У меня есть только одна комната. Она на самом верху. Пошли.
Ханс последовал за ней по ступенькам. Все двери были закрыты, но из-за них раздавались голоса. Возможно, другие юные леди тоже развлекали своих отцов.
Женщина остановилась и сунула свечу в руки Ханса.
— Вот, иди туда. Там ты найдешь кровать. Но ничего не трогай. Я не люблю беспорядка!
Ханс посмотрел на квадрат темноты над своей головой.
— Но это же чердак. У меня хватит денег, чтобы заплатить за настоящую комнату. Шестнадцать риксдаллеров…
Женщина приковала его своим взглядом.
— Тогда убирайся! Но я вот что тебе скажу. Копенгаген — порочный город. Вряд ли ты сможешь найти в нем безопасное место. К тому же я не знаю ни одного дома в этом городе, куда бы тебя пустили, как я, за двадцать риксдаллеров. Здесь тебя никто не обидит, я обещаю тебе.