– Куда он пошел?! – возмутилась Валентина, не узрев рядом с собой своего благоверного. – Нет, вот куда он пошел, а? Мария, позови его, а?
– Он меня не послушает, – пробурчала я. – Есть вещи, которых мужчины не понимают.
– Что?..
– Мы почти три часа таскаем его по этим бутикам. Уже ночь почти, хотя тут, в центре, этого и не заметно.
– Ну и что? Терпели же мы с тобой почти два часа его дурацкий футбол. А что уже поздно, так еще выспимся.
Вспомнив, что завтра рано утром мне нужно идти в полицию, я подумала о том, что глагол «выспаться» едва ли имеет ко мне отношение. Валентина же, воодушевившись, продолжала:
– Маш, посмотри… Мне так хорошо? Или это мещанство? Нет, глянь! Да не туда смотришь.
– Хорошо тебе, очень хорошо. Покупай, и пойдем.
– Что же он там как столб встал?! – снова возмутилась подруга. – Скажи продавцу, что я сейчас вернусь, просто покажусь мужу и вернусь. А то он… не знаю, что подумает.
– Я не знаю испанского, – ответила я, взглянув на улыбчивого продавца, толстенького и чернявого. Он был похож на Антонио Бандераса, отраженного в зеркале, утолщающем в талии и сужающем в плечах. – А этот сеньор, мне кажется, плохо понимает по-английски.
– А по-французски? – спросила Валентина. – Парле ву франсе, месье? – сунулась она к нему.
– Уи, мадам! – просиял испанец.
– А я нет… – буркнула Валентина. – И ты, Машка, тоже. Ладно, подержи хлопца, а я к Родиону за советом сгоняю.
– Что он там тебе посоветует… – отмахнулась я. Затем повернулась к продавцу и, старательно выговаривая английские слова, сказала: – She decided to advice with her husband. Don’t worry, he is standing outdoors. She’ll be back soon & pay cash. You catch, don’t you?
Во время моей несколько корявой английской речи – все-таки немного подзабыла – продавец (я уверяла его в том, что Валентина вышла к мужу и вскоре вернется и заплатит наличными) только приторно улыбался и тревожно косился на дверь. По-моему, он не очень-то понимал, что я ему говорю. Однако же, услышав магическое слово «cash» (наличные), он закивал – дескать, пожалуйста, без проблем! Чтобы еще больше его успокоить (все-таки они нервные, эти испанцы, взять хотя бы сегодняшнее посещение ревущего стадиона), я начала рыться в сумочке, чтобы прикупить хорошенький, светлых тонов топик.
Пока я рассматривала вещь, продавец крутился вокруг меня и втягивал воздух ноздрями. Его одолевала жажда активности, что свойственно людям с испанской кровью исключительно в ночное время суток – днем слишком жарко, особенно в часы сиесты.
Решившись на покупку, я широко улыбнулась и уже собиралась заплатить, когда в бутик вошла Валентина в сопровождении Родиона и… двух полицейских.
– Глупость какая-то, – бормотал Родион Потапович. – Уф… как тут прохладно, а снаружи такая духотища…
– Что случилось, босс? – спросила я, переводя взгляд на непроницаемые лица полицейских. – Они что, предъявили вам какие-то претензии?
– Да я сам толком не пойму, что им от нас надо-то, – проговорил Родион. – Какая-то из ряда вон выходящая подозрительность… – Босс обратился к барселонским стражам порядка с длинной испанской фразой, из которой я ровным счетом ничего не поняла. Один из полицейских ему ответил, выпаливая по несколько слов в секунду, и по напрягшемуся лицу Шульгина я поняла, что он не ухватил смысла сказанного. Испанец снова заговорил – теперь уже помедленнее, и на этот раз Родион его понял. Кровь отхлынула от уже успевшего загореть лица босса, и он по-русски произнес:
– Да вы что, сдурели, что ли, ребята?
– А что такое? – встревожилась я.
– Эти перегретые каталонские товарищи утверждают, что Валентина хотела украсть платье, в котором вышла из магазина. Дескать, не заплатила и вышла – это уже веское доказательство преступного умысла.
– А они-то откуда знают? Они что, за ней наблюдали?
– Камера наблюдения. Там монитор снаружи есть, на витрине, они и смотрели.
– Может, и в женской кабинке для переодевания камера наблюдения стоит! – вскипела я. – Что это еще за издевательство? Босс, скажите этим блюстителям испанского порядка, что им надо заняться чем-нибудь более полезным. Сейчас мы расплатимся и пойдем, вот и все. Переведите им, Родион Потапович.
– Да я уже объяснял им все, но они не понимают. То есть понимать-то они понимают, но только не очень верят.
– Они считают, что все русские – воры? – вскричала Валентина. – Считают, что у нас нет денег, чтобы расплатиться?!
– Насчет воров не знаю. А вот что у русских денег нет, так они этого не думают – тут практически все побережье русскими скуплено. Куда ни ткни, везде частные владения наших нуворишей.
– Наверное, у них крупных воров не сажают, – предположила Валентина. – Поэтому они по магазинам рыскают да в мониторы подглядывают.
– Это и у нас точно так же, – сказала я.
– Вот то-то и оно… – протянула Валентина. – Я-то думала, что у них все по-другому… лучше, что ли.
Один из испанских «блюстителей», оживленно жестикулируя, что-то быстро провещал. Валентина повернулась к мужу:
– Что он сказал?
Родион мотнул головой и пробурчал:
– А сказал он, что ты должна переодеться и следовать за ними. Сказал, что они разберутся в участке. Если вышла ошибка, то, говорит, тебя отпустят.
– А если нет, то посадят, что ли? – Я снова взглянула на полицейских. – Ладно, Валька, видно, нам от них не отвязаться. Понравились. Тут, в Испании, блондинки редкость, а уж тем более натуральные и симпатичные, вот они и прилипли к тебе. Нашли повод. Ничего, сейчас разберемся. Они хоть вежливые, не то что наши.
– Лучше бы наши… – пробормотал Родион. – С теми хоть по-человечески договориться можно. А тут – совершенно ничего не понятно. Ну что, Валентина… иди скидывай свой заморский наряд. Не повезло.
Нас посадили в полицейскую машину с мигалками и медленно повезли в неизвестном направлении. Один из полицейских вяло переговаривался по внутренней связи с кем-то из коллег. Родион нахохлился – словно обиженный и плохо говорящий попугай. У Валентины же, как мне показалось, уже начал формироваться комплекс проблемности – дескать, куда она ни попадет, куда ни сунется, везде громоздятся неприятности и всевозможные препоны.
У меня появилось скверное предчувствие. Я наклонилась к уху босса и тихо, чтобы не слышала Валентина, проговорила:
– Не нравится мне это, Родион Потапович. Быть может, это и случайность, может, с нами едут настоящие каталонские полицейские…
– Я в этом убежден, – перебил босс.
– Пусть так. Но что-то слишком много случайностей. Одна случайность буквально наслаивается на другую.
– И что же ты предлагаешь? Нахамить этим ребятам? Применить силу? Сбежать, чтобы потом у нас сорвался весь отдых? Нет, Мария, сиди смирно. В авральных ситуациях я снова твой начальник, а ты – моя подчиненная.
– Сдается мне, что это еще не авральная ситуация. Авральная уже была и – кто знает? – как бы не возникла в обозримом будущем.
В этот момент полицейский, разговаривающий с кем-то из невидимых коллег, повернулся к нам и протянул Родиону обычный телефон, что-то при этом сказав. Босс в недоумении посмотрел на него.
– Что он говорит? – спросила я.
– Утверждает, что меня просят к телефону. Однако мне кажется, что я не успел свести знакомства с кем-нибудь из местных стражей порядка.
Босс все же взял телефон и приложил его к уху – так, чтобы было слышно и мне.
– Hello, – сказал он, – I listen.
– Необязательно на интуристских наречиях, – возник в трубке язвительный и, как мне показалось, знакомый голос. Босс вздрогнул. Голос же продолжал: – Родион Потапович, конечно, на корабле мы общались с вами на другом уровне, но теперь возникла необходимость поговорить несколько иначе. Вы меня узнали?
– Японец? – пробормотал Родион.
– Да, правильно. В миру меня зовут Павел Епанчинцев. А здешние аборигены именуют просто – Пабло.
– Правильно именуют, – проворчал Родион. – Так что же это за фокусы такие?
– Я все объясню вам при встрече. Дело в том, что вы действительно едете в полицейской машине с местными, так сказать, ментами. Исправные служаки. Я дал им наводку при любой возможности задержать вас троих. Использовать при этом любую зацепку. Испанцы люди импульсивные, но фантазия у них, буду откровенен, не как у наших, у русских. Плоско мыслят. Так что вы уж извините, что они вас за это платье… Если все получится, ваша жена сможет купить себе весь этот несчастный бутик, а не одно платьице.
– Что-то я тебя не понял, – проговорил босс. – Что должно выгореть-то? Теплоход «Скрябин» уже выгорел. А ты о чем?
– Изволите острить, Родион Потапович? Я думаю, это не очень уместно при вашем финансовом положении.
– При моем финансовом положении? – пробормотал Шульгин. – А что такое?
– Не секрет, что вы проиграли все свои деньги в казино на лайнере. Это мне известно. Дело это поправимое. Мой босс хочет дать вам работу. Он хорошо вас знает, а вы, уверен, знаете его.
– Наверное, вы имеете в виду многоуважаемого Петра Дмитриевича. Он окопался где-то здесь, поблизости, и имеет удовольствие владеть туристической компанией «Плато Барселона», не так ли?
– Он говорил, что вы – человек информированный. Так что же, вы не против повидать своего старого знакомого?
– Я-то не против. Но неужели нельзя было по-человечески?
– Да можно было! Но я почему-то думал, что по-человечески вы не пошли бы.
– А откуда ты говоришь?
– Из машины позади вас. Следуем в кильватере, как говорится. Это на случай, чтобы безо всяких глупостей. Понятно, Родион Потапович?
– Лучше бы ты называл меня Димон, как на теплоходе, – пробурчал босс. – Ладно, если уж вы так круто за жабры… Но только чтобы…
– Не беспокойтесь, все будет цивилизованно. Как и положено в этой цивилизованнейшей из стран, – с явной издевкой ответил Японец и тут же отсоединился.
– Что такое? – спросила Валентина.