Родион Потапович изобразил сияющую улыбку.
– Все прекрасно, Валечка! Мы едем в гости, на виллу к моему старому другу. Он, Валя, вышел в отставку и несколько лет назад уехал в Испанию. Здесь у него свой бизнес.
– А что же тогда… – Валентина кивнула на полицейских. – Почему?..
– А это у моего старого друга такая скверная манера шутить. Он и раньше не особенно блистал чувством юмора. А как обуржуазился, так и вовсе…
– Ты правду говоришь? – Валентина глянула на него подозрительно.
– Чистую правду и ничего, кроме правды! – заявил Родион Потапович. – А эти важные господа нас просто подкидывают до места.
Валентина поверила и, расслабившись, откинулась на спинку сиденья. Я всегда завидовала моей подруге – господь расщедрился, оставив ей такую долю наивности.
Глава 10
Мы ехали недолго. Уже через пятнадцать минут показались белые ворота, ярко освещенные, преграждавшие путь во двор внушительного трехэтажного особняка, тоже белого.
Ворота отворились, и человек с покрытой бронзовым каталонским загаром физиономией типичнейшего хохла махнул рукой, сигнализируя, что можно проезжать.
– Богатый человек ваш друг, – проговорила я насмешливо. – Каких раритетных привратников держит.
Машина остановилась в нескольких метрах от большого бассейна. Над бассейном висели вращавшиеся круглые лампы, разбрасывавшие вокруг снопы мягкого голубоватого света, отчего вода в бассейне словно светилась. На самом краю его стоял шезлонг, в котором лежала чрезвычайно красивая девушка – одного взгляда хватило бы понять, что испанской кровью тут и не пахнет. Она открыла глаза на звук шагов и, приспустив на нос солнечные очки и зажмурившись от все еще яркого вечернего солнца, улыбнулась нам.
«Русская», – мгновенно поняла я.
Неподалеку стоял столик, за которым в одиночестве неподвижно сидел немолодой мужчина. Была видна только его широкая спина, обтянутая тонкой белой рубашкой, да короткие с проседью волосы, выбивавшиеся из-под бейсболки.
Мужчина курил сигару. То, что именно сигару, можно было без труда определить по специфическим клубам дыма, витавшим над столиком. А если без этого шерлокхолмсовства – то он держал пальцы с сигарой чуть выше плеча, поэтому сигара была прекрасно видна.
Из подкатившей за нами «БМВ» выскочил бравый Японец. Он подошел к этому человеку и сказал:
– Петр Дмитриевич, нужные вам люди доставлены.
Тот поднялся и повернулся к нам.
Внешность Петра Дмитриевича Платова производила сильное впечатление. У него были красивые глаза, наверное, часто приобретавшие убийственный блеск, и резкие черты лица.
Родион выбрался из машины.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – проговорил он. – Я вижу, вы в полном порядке.
– Здравствуй, здравствуй, сынок, – сказал полковник Платов, медленно приближаясь к Шульгину. Дружески похлопав его по плечу, продолжал: – Вот и пришлось свидеться. Сколько лет, сколько зим. А ты, я смотрю, прямо в боевой амуниции с матча… Ну что, располагайся, рассказывай.
– Мне кажется, что рассказывать следует вам, Петр Дмитриевич.
– Ну-ну, не горячись. Есть грех. Ну так все поправим, какие наши годы.
– Надеюсь, – кивнул Родион. – Тем более что у вас тут все так здорово получается. Да и вообще, времени не теряете, Петр Дмитрич. Вон как устроились. Вилла просто – мечта поэта.
– Да отродясь поэты в таких виллах не жили, – улыбнулся Платов. – Один Мопассан на яхте плавал, да и тот, как вам известно, был прозаиком. Впрочем, не будем про яхты и вообще любые плавсредства. Больная тема, сами понимаете. Хотя сумма страховки за «Скрябина» весьма приличная, моя компания все же будет в большом убытке. Выплаты компенсаций за моральный ущерб, за утерянный багаж, а если не дай бог погиб кто… Впрочем, кажется, обошлось без этого.
– Почти, – сказала я, во все глаза глядя на полковника. Платов казался мне фигурой зловещей и таинственной.
Пристально взглянув на меня, он спросил:
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду то, что у одной из пассажирок утонул попугай и она намерена подавать на вашу компанию в суд. Это я к тому, что вы говорили о нуле смертных исходов.
– Да-да, конечно, – рассмеялся полковник. – Принимаю это как ответную шутку. После магазина. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. Добрый вечер, Валентина Николаевна, – вежливо поприветствовал он жену Родиона. – Не будьте бедной родственницей. Все-таки мы с вашим мужем старые сослуживцы, друзья, можно сказать. Чего желаете? Кофе, сигары? Может быть, мадеры со льдом?
– Нет… спасибо.
– А вы, Мария Андреевна? – Он взглянул на меня.
– А я, пожалуй, выпью. Вот этого самого… э-э… мадеры со льдом.
– Мне что-то… нехорошо, – пробормотала Валентина. – Наверное, перегрелась на солнце.
– Вы просто утомились, – сказал Платов. – Таня, помоги гостье устроиться вон в том шезлонге и принеси ей чего-нибудь прохладительного, пока мы с Родионом не определимся, как быть дальше. А нам принеси мадеры.
– Поняла, Петр Дмитриевич.
Валентину устроили в шезлонге в пятнадцати метрах от нас – так, чтобы она ничего не услышала. Это обстоятельство, наверное, придало Родиону дополнительную уверенность. Взглянув на Платова, он проговорил:
– Я вижу, товарищ полковник, вы о нас насобирали информации. Чем же я обязан?..
Платов улыбнулся:
– Ты сам должен догадываться, сынок.
Признаться, такое обращение к моему боссу – «сынок» – было несколько необычным, ведь полковник Платов был едва ли намного старше. Максимум – лет на десять.
– Я думаю, не время играть в догадки, – заявил Родион. – Вы залучили нас сюда довольно своеобразным способом, так что лучше сразу говорить начистоту. Тем более что при Марии можно. Так о чем вы хотели поговорить со мной, Петр Дмитриевич? Ваш человек, плывший вместе со мной на «Скрябине», упоминал о каких-то деньгах. Я думаю, для вас не секрет, что все мои деньги я оставил в казино в первый же день плавания. Так что…
Платов снова улыбнулся:
– Ты мне нужен, Шульгин, чтобы найти одного человека. Он не очень корректно обошелся со мной, и теперь я хотел бы побеседовать с ним.
Босс глянул исподлобья и выдохнул:
– Вишневецкий?..
– Вот именно.
– Так это он взорвал теплоход?..
– …И соорудил мину направленного действия прямо в сливном бачке каютного туалета Протасова… Ты его знаешь под именем Алик. Причем ведь как хитро все проделал… Взрыв в туалете автоматически передал сигнал на взрыватель основного заряда в трюме, и началось отсчитывание какого-то временного отрезка, предположительно часа. И по истечении этого часа мы получили то, что имеем сейчас. Да ты и сам знаешь механизм этой операции. Действительно, хитрый поляк…
– Да, невежливый господин, – кивнул Родион. – Но как это вы так четко все определили, Петр Дмитриевич?
Полковник пожал плечами:
– Анализ ситуации. Нанизывание на ниточку ряда разрозненных фактов. Ну и водолазы, конечно, поработали. Я полагаю, ты и сам пришел бы к точно таким же выводам, если б не был столь ослеплен азартом и квадросистемой «Станиславский».
– Позвольте, что это за система? – вступила я в разговор. – Петр Дмитриевич, вы не могли бы…
– Все по порядку, – сказал босс. – Все по порядку, все своим чередом.
– Я вижу, вы заинтересованы, – продолжал полковник. – В самом деле, этот средиземноморский круиз не мог быть похож на все остальные. Пойдемте в дом.
Родион вопросительно взглянул на полковника:
– А квадросистема «Станиславский» – это, случа-ем, не…
– Я же сказал: пойдемте в дом, – перебил Петр Дмитриевич. – Увидите собственными глазами. Точнее, услышите собственными ушами.
– А…
– А твою жену удобно устроят в холле на время нашего разговора, можешь не беспокоиться.
Родион молча передернул атлетическими плечами. Было очевидно, что боссу очень не по себе.
Поднявшись по великолепной широкой лестнице на второй этаж, мы прошли мимо распределительного пульта и мониторов охраны, и полковник провел нас в просторную комнату, начисто лишенную какой бы то ни было мебели – исключением являлись три кресла и небольшой тумбовый столик в самом центре.
На столике стоял обыкновенный музыкальный центр без колонок, от которого разбегались в разные стороны красно-черные провода; колонки же стояли в углах комнаты, причем вид они имели совершенно иной, нежели традиционные трех– или четырехполосники. Вместо черной тканевой сеточки на динамики были натянуты металлические щиты с тонкими, почти не различимыми глазом прорезями, складывавшимися в какой-то прихотливый рисунок.
– Присаживайтесь, – сказал полковник Платов, жестом гостеприимного хозяина указывая на кресла. – Какую музыку предпочитаете, Мария Андреевна? Классическую или современную? Я очень люблю музыку, Родион Потапович может подтвердить. У меня в коллекции есть решительно все – от Баха, Генделя и Гайдна, – он многозначительно посмотрел на Родиона, – до новейших компьютерных стилей и всякого там трэш-дум-дэда и прочего грайнд-кора в исполнении самых современных музыкантов.
– Что, и «Impaled Nazarene» имеется? – усмехнулся Родион.
Боже, откуда это у него такие познания?
– А… хулиганская разудалая братия? – поморщился Платов. – Честь имею предложить вам, Мария Андреевна, очень милую композицию под названием «Vitutusken Multihuipennus» с альбома «Suomi Finland Perkele». Это группа экстремального звучания. Не хотите? Правильно. Я выслушал это безобразие только один раз и закинул подальше, чтобы не дай бог опять не попалось на глаза.
– Это и есть та самая систе… – начал было босс, но полковник поспешно прервал его.
– Ради бога, ни слова больше! – воскликнул он. – Так что вы предпочитаете, Мария Андреевна? Впрочем, я буду называть вас Мария. Прекрасное имя. Разрешите?
– Да, пожалуйста, Петр Дмитриевич, – пробормотала я в растерянности. – Думаю, вы сами поставите по своему вкусу. Только я не понимаю…