В предместьях Вашингтона всего за две недели собралось почти тридцать тысяч человек. Многие ветераны пришли с семьями, потому как давно потеряли жильё и кочевали, подобно цыганам.
— … танками, — зубы Родригеса стучали о стакан, а виски он пил, как воду, не пьянея и не замечая вкуса, — танками давили. Я сам… сам это видел!
Говорить в такой ситуации я счёл неуместным и только подвинул ему бутылку.
— Законные требования людей… свои деньги просили! Не чужие! И танками… Сперва Гувер коммунистами их объявил, да не просто так, а будто они Вашингтон захватить хотят, сделать США коммунистическим ГУЛАГом… представляешь? Потом полицейские стали стрелять — просто так, любого. Раскачивали обстановку, понимаешь?
Хосе вцепился мне в плечи и посмотрел в глаза…
— Понимаешь… ты — понимаешь! Ветераны вышли утром на демонстрацию, с требованием провести расследование. В ответ Макартур со своим адъютантом Эйзенхауэром поднял войска и… лично, лично повёл колонну танков в атаку! Ты когда-нибудь видел ребёнка, штыком заколотого? А на гусеницах танковых? А я видел, теперь на всю жизнь это передо мной.
— Сперва демонстрацию, — продолжил Родригес, снова опустошив стакан, — а потом, ночью уже, и цитадель врага…
Анархист истерично рассмеялся, но сумел остановиться.
— Цитадель врага, представляешь? Это палаточный-то городок в Анакостия-Флэтс! Там оружия-то почти не было — может, только сотня стволов на всех. Цитадель, с-суки! Тысяча шестьсот человек убитых — официально! Дети и женщины в основном. И ведь убивали… армия убивал жён и детей бывших вояк, и не дрогнуло ведь ничего!
— Ты сказал — неофициально?
— Да! В Анакостия-Флэтс никак не меньше трёх тысяч убили, за это мои парни ручаются, подсчитали. Больше, скорее всего… но три тысячи точно[183]. Сколько потом по окрестностям втихую постреляли, да сколько от ран погибло, никто уже не скажет.
— А зачинщики?
— Тех, кто в живых остался, — уже пьяно сказал Родригес, — во Флориду вывезли. С семьями. Там и… сперва семьи, а потом и самих ветеранов. Официально двести сорок человек погибло… от урагана, притом только мужчин. Женщины и дети — пропали… представляешь? Пропали!
— А у меня, — анархист вытащил из нагрудного кармана бумажку, разворачивая, — всё записано! Майор Паттон речи произносил о предательстве, да и Макартур… Заявил, что это не ветераны были, а агенты коммунистов. Дескать, настоящие ветераны сейчас все как один на стороне правительства, а кто считает иначе, так тот наверное покупал удостоверения. Ноги и руки тоже специально отрубали?! Твари, какие же они твари…
Правительство заявило, что идёт война против мятежников и коммунистов.
— Провалятся, — пророчески сказал Дюк за обедом в братстве, комкая газету в сердцах, — уж на что я не коммунист, но это… непрофессионально! Гувер идиот, ситуацию можно и нужно было смягчить. Назначить виноватых, спустить на тормозах… да дать в конце концов те же льготы ветеранам! Не так много их, ветеранов, да и льготы… ерунда по большому счёту, даже на фоне кризиса.
— И обыграть это можно было красиво, — соглашаюсь с ним, — дескать, простите нас, вот виновные… Ату их, ату! А вы, настоящие патриоты Америки, держите свои льготы, держите рабочие места…
— Именно! — Рубанул кулаком Дюк, — ради такого дела даже создать рабочие места для ветеранов можно! Налоговые послабления для бизнеса… многое можно придумать. Сколько там ветеранов? Пусть полмиллиона, если скопом считать всех, кто отметился в вовсе уж мельчайших заварушках. И был бы у правительства резерв на случай волнений: отвоевавшие своё люди, готовые давить протестующих за мельчайшие привилегии для себя лично. Разделяй и властвуй! А тут… апофеоз некомпетентности!
Большое жюри, назначенное правительством, старалось… но ничего не получалось. Списки убитых и схваченных уже были в полиции, уже опубликовали в газетах… и выяснилось, что посторонних там не было. Все ветераны, в крайнем случае — жёны и дети.
— Толпа вдохновлялась революционными идеями, — заявил Макартур на суде, и суд принялся разбирать лозунги… и не нашёл революционных идей!
Тем не менее, действия Макартура получили полное оправдание, а спешно назначенные тюремные сроки зачинщикам бунта из числа ветеранов не стали пересматривать.
Попытки апелляции не привели ни к чему, и концу ноября тысяча девятьсот тридцать первого года произошло событие, вызвавшее шок у американской верхушки. Полковник Эйзенхауэр был убит в своём особняке вместе с женой и сыном. На месте убийства обнаружили написанную кровью записку:
— «Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень»[184].
Глава 43
— Кинокомпания Большое Яблоко, совместно с братством Фи Бета Каппа представляет…
Недотёпистый провинциал, с открытым ртом пялящийся на дом братства, вызвал смешки в зале, а когда пошла вереница машин и бегающий туда-сюда Джозеф Белл, хохот стал оглушительным.
— … а как он на флягу глядел, ты видел, Айзек? — Утирая выступившие от смеха слезы, выпалил молоденький парнишка приятелю на выходе из зала, — ей-ей, я думал, что лопну от смеха или описаюсь! Ну чисто мой кузен Джерри, что из Айовы.
— Недотёпистый? Тот, что в позатом году приезжал в гости, да в метро заблудился и полицейского дяденькой назвал?
— Ну! Один в один ведь, а?! Это я ещё не всё о нём… потом напомнишь, расскажу — животики надорвёшь!
— … молодцы парни. Братство, надо же… и не побоялись смешными себя показать — знать, не совсем говнюки, нормальные ребята.
— Нормальные-то они нормальные, но…
— Брось, Люк! Знаю я твою шарманку про богатых и бедных! Хорошо сыграли? Лучше некуда, как по мне!
— … ну черномазый и хорош, поганец! Как он бегал, а? Рожа такая уморительная! А когда язык набок?! Ржака!
— … девица та вертлявая лучше всех, — убеждал юнец с крупными прыщами приятелей с аналогичными проблемами, — как она бёдрами… а глазами, а? Красотка, но и смешная какая! Хорошая девчонка — красивая и весёлая, я б с такой загулял.
— Ты-то да! — И хохот. Смеётся и сам прыщавый — искренне, как человек, не боящийся показаться смешным и нелепым. В эти секунды он почти симпатичен и сновится ясно, что как только пубертатный период[185] подойдёт к концу и прыщи сменятся щетиной, с девушками у него будет всё хорошо!
— Я же говорил, — Ларри Пибоди пихнул меня локтем, так широко улыбаясь, что я всерьёз опасаюсь, что у него сейчас треснут губы, — пошло!
Одной рукой чуть приобнимаю его за плечо.
— Молодец, Ларри! А теперь давай к выходу, пока нас не узнали…
Снятый нами фильм снискал немалый успех в семьях членов братства, и Пибоди выступил с инициативой пустить его в кинотеатрах. Пока я был занят в Европе, Ларри уговаривал, упрашивал… и уговорил!
Фильм слегка причесали, убрав несколько сомнительные моменты, могущие опорочить членов влиятельных семей.
Комедия, предназначенная изначально для узкого круга, пошла в массы и… пошла на ура.
Критика и зрители приняли картину восторженно, и в тысяча девятьсот тридцать первом году лучшими комедиями Америки были признаны Грёзы и Чёрная комедия от кинокомпании Большое Яблоко.
— Да, брат, — с ноткой восхищения сказал оставшийся на ужин Зак, — за всё что ни берёшься, всё-то получается!
— Брось! Сам знаешь, процентов семьдесят успеха Грёз — в фамилиях актёров, а двадцать — в игре. Кому не хочется посмотреть, как выглядят на экране члены самого известного братства США? Режиссура тут дело третье… вон, гляди, — открываю статью с отмеченной карандашом цитатой.
— Небрежно-изящная режиссура от магната гостиничного бизнеса Эрика Ларсена заставила приглядеться — уж не появился ли у нас новый гений кинематографа? Ярко, свежо, образно… и очень просто, порой даже примитивно.
— … Режиссуру Ларсена нельзя назвать скверной, это добротная ремесленная поделка от человека, который прекрасно видит, что не способен встать вровень с профессионалами. При ближайшем рассмотрении становится ясно, что успех Грёз — заслуга прежде всего сценаристов и отчасти актёров.
— Видишь? И я согласен с каждым словом в этой статье. Режиссёр ли я? Да никоим образом! Скорее вожатый скаутов, решивший занять подопечных в любительском спектакле. А поскольку мне по большому счёту было плевать на результат, то и в фантазии я парней не ограничивал!
— Всё равно удачно, — в голосе Одуванчика пропали нотки ревности.
— Не буду спорить, — смеюсь тихонечко, — Кстати, готовься — Пибоди загорелся искусством.
— Не самый плохой вариант, — рассудительно тоном ответил друг, подвигая поближе блюдо с выпечкой, — если бы он чиновником стать захотел, я бы первый пальцем у виска покрутил. А режиссёром или там художником… есть у него чуйка на красоту и момент, да неплохая. Единственное, помощника надо будет ему найти — из тех, кто умеет и любит строить всех вокруг и не забывает никаких указаний шефа. Он ещё в Париже неплохо так себя показал. По крайней мере, вопросы нужные задавал и вообще… думать умеет. Может, не самый-самый, но толковый режиссёр точно выйдет.
На стол Вождю тяжело легла пухлая кожаная папка.
— Читай, — мрачно сказал Киров, падая в кресло сбоку от стола, — потом отвечу на все вопросы.
Несколько минут Сталин перелистывал бумаги, пробегая глазами по машинописным строкам и всё больше мрачнея.
— Шени дэда[186], — встав из-за стола, он размеренными шагами принялся мерить кабинет, зажав в правой руке пустую трубку, — кто ещё знает?
— Ты, я, да тот интересный человек, пробравшийся через границу на катере. Он и составил. Говорит, что механик хороший, да по миру помотался. Не инженер в полном с