т придворные, предвкушая во сне новое роскошное застолье. Спят их изнеженные тела, души, сердца.
Но не ее! Хватит этой спячки – она проснулась, она хочет жить, и она будет жить! Сегодня, сейчас!
Жанна открыла дверь – в конце коридора, облокотясь о копье, дремал стражник. Девушка прокралась на цыпочкам к соседним дверям и постучала в них. Затем еще раз и еще, пока не услышала шаги.
– Кому я нужен? – спросил из-за двери заспанным голосом ее оруженосец.
– Открывай, д’Олон, это я – Жанна!
Оруженосец поспешно открыл дверь и уставился на свою госпожу. Но она толкнула его в комнату и, еще раз оглянувшись на стражника, быстро вошла за ним.
– Что случилось? – Он оглядел ее костюм. – Жанна?..
Девушка закрыла дверь.
– Ты со мной, д’Олон?
Он плохо понимал ее.
– Что случилось?
– Ты – со мной? – требовательно повторила она.
– Конечно, но…
– Тогда одевайся.
– В такую рань, Жанна? Но… куда?
– Мы уезжаем, – сказала она.
– Надолго?
– Там будет видно.
Оруженосец Жан д’Олон нахмурился:
– Мы уезжаем из замка?
– Да, милый Жан, мы уезжаем из замка. Мы едем туда, где нас ждут.
Кажется, только теперь д’Олон понял, что она затеяла. Но он не верил своим ушам.
– А как же приказ короля?
– Это не его приказ – это приказ змеи Ла Тремуя. А слушать таких мерзавцев не стоит. А потом… я не думаю, что после нашей беседы с королем он станет удерживать меня. – Жанна взялась за медную рукоять двери. – Разбуди моих братьев, Ковальона и тех, кто не проговорится и последует за мной хоть в саму Англию. Пусть собираются так скоро, точно под стенами англичане. Через полчаса мы должны покинуть это место. Если спросят, куда мы, ответим, что на охоту.
Жан д’Олон печально усмехнулся:
– В полном доспехе, с мечами, щитами, алебардами и палицами?
– Пусть думают, что хотят.
…Через полчаса человек тридцать во главе с Жанной, в полном вооружении, подъехали к воротам замка и потребовали опустить подъемный мост. Охрана и слова не сказала против: пока король и его фавориты спали – воля Девственницы была законом.
Жанна обернулась на еще спавший Сюлли-сюр-Луар. Могучий замок окутывала голубая дымка, поднимавшаяся от реки, серые башни пиками уходили в утреннее небо.
…Когда отряд, уходя по извилистой тропинке, въехал в ближайший лес, Жанна обернулась на замок.
– Проклятое место, – сказала она. – Царство сна. Здесь проклятый Тремуй усыпил нашего короля…
Жан д’Олон промолчал, Жан и Пьер д’Арки тоже. Они в который раз ехали испытывать судьбу, полностью вверясь девушке, Афине Палладе, не знавшей покоя и усталости, выкованной из воли и стали, осмеливающейся легко дерзить королю и поступать по-своему. Но в отличие от нее они-то были смертными! И все же десять рыцарей и оруженосцев и два десятка самых преданных солдат Жанны были рады: они освободились из плена. В долине Луары стояло раннее утро, свежее и волнующее. Храпели кони. Таили мечты о будущей крови мечи в ножнах бойцов.
– Веселее, мои благородные воины! – окликнула она их, оглянувшись на лица, укрытые тенью сомнения. – Вы рассержены, что я разбудила вас в такую рань?
– Куда мы едем, Жанна? – спросил де Ковальон.
– На кого будем охотиться? – поинтересовался Жан д’Арк.
– Мы едем туда, где мы нужны, – ответила она. – А охотимся мы только на одну дичь. Улыбнитесь же, господа, впереди нас ждут победы и слава. Мы поставим на колени бургундцев и выгоним прочь проклятых англичан! Улыбнитесь, прошу вас…
И они улыбнулись – одно за другим расцветали их суровые лица. Сердца Жана д’Олона тоже коснулся этот вольный ветер – перемен и счастья будущей победы. Братья д’Арки – Жан и Пьер – вновь верили в ту, которую считали своей сестрой, и запросто отдали бы за нее жизнь. Улыбался и Ковальон, отчаянный рубака, друг д’Олона. Радость коснулась лиц и других ее верных спутников. Да, они верили ей и знали: их ждут подвиги и слава – под знаменем Жанны, Девы Франции.
В полдень солнце все-таки пробилось в узкие окна королевской спальни. На груди Карла лежала рука его жены. Она еще спала. Ночью они пили вино и занимались любовью. Его гнев ушел, но неприятный осадок после вчерашнего разговора остался.
– Ты спишь? – спросил он.
Он поцеловал ее ладонь. Мария полусонно потянулась к нему, поцеловала мужа в плечо, с которого сползла меховая накидка.
– Де Сёр! – негромко, чтобы сильно не тревожить жену, крикнул он. – Виконт!
Дверь приоткрылась.
– Да, Ваше Величество? – пропел спальничий.
– Принеси мне вина! И немного еды…
Через минуту виконт де Сёр вошел в спальню с кувшином вина и подносом, наполнил кубок, подал его королю. Поставил рядом с ним на кровати, в меха, поднос. На серебряной тарелке была поджаренная ножка фазана, нарезанный сыр и хлеб.
– Как вы спали, Ваше Величество? – льстиво улыбаясь, тихонько спросил де Сёр.
Говоря это, он не смотрел в сторону королевы, даже взгляда не бросил, точно ее и не существовало тут вовсе. И не было белого плеча и розовых пяток, выпроставшихся из под меховых накидок. Таков придворный этикет…
– Неплохо, благодарю тебя, – отпив из кубка, ставя его рядом, на поднос, и принимаясь за ножку, ответил король.
– Еще что-нибудь, Ваше Величество?
– Нет, пожалуй, хватит…
– Ваше Величество…
– Да?
– Мы не стали вас будить, это случилось рано, на рассвете…
Прелюдии де Сёра умиляли Карла – но с ним, подчас, было весело.
– Что случилось, виконт?
На губах спальничего блуждала неопределенная улыбка. Он просто не знал, как ту или иную новость воспримет его король.
– Дама Жанна – она уехала.
– Как это – уехала?
– Взяла своих рыцарей и уехала. С ней было человек тридцать, Ваше Величество, и все были в полном вооружении, точно за воротами замка их ждал неприятель.…
– Рыцарей?! Тридцать человек?! – Карл сел на постели. – В полном вооружении? Она решила объявить войну – кому?
– Всем, – тихо, через остатки сна, прошептала разбуженная Мария. – В том числе и тебе.
– Они сказали, что едут на охоту, – почтительно улыбнулся весьма дерзкой реплике королевы виконт.
– Почему вы не разбудили меня?
Этого и боялся де Сёр – не угодить королю! Мария открыла глаза, но увидев физиономию де Сёра, который вечной пиявкой болтался на ее муже, недовольно отвернулась.
– От вас нет покоя, виконт, – только и сказала она, переворачиваясь на другой бок. – Ни днем, ни ночью…
Виконт де Сёр, стараясь не встретиться взглядом с королевой, поклонился ей и вновь обратился к королю:
– Мы посчитали, что отъезд Дамы Жанны не стоит того, чтобы будить вас, Ваше Величество…
Его слова неожиданно понравились Карлу. И впрямь, чего это он так завелся? Лучше было бы, чтобы эта девчонка таила злобу и гнев рядом с ним? В его счастливом замке? Торчала занозой? Нарыв взорвался сам собой. Лопнул. Он столько мучил его, а теперь изничтожился сам по себе. Даже не понадобилось хирурга. Жанна страдала в золотой клетке? Она получила вольную. Ну, ее! – пусть убирается! Ему опостылела ее дерзость, враждебность всему, чем он дорожил, во что верил. Она ищет приключений – это ее дело. У нее больше нет армии, она более не первый полководец Франции. И даже не последний. Отныне она сама по себе – частное лицо… Эта мысль еще больше понравилась королю. Карл взглянул на де Сёра, он даже хотел было облегченно вздохнуть – и тем самым приятно поразить спальничего, но передумал. Пусть думает, что провинился…
Король откинулся на подушки.
– Подите, виконт, благодарю вас, – все-таки сказал он и закрыл глаза. – И проследите, чтобы мне не мешали, я встану чуть позже.
– Да, Ваше Величество, – в голосе уходящего спальничего звучало облегчение.
Дверь за ним закрылась. Карл слушал слабый треск дров в камине и смотрел на высокий потолок спальни. Жанна исчезла! Ее больше не было. Частное лицо!.. Карл Седьмой обернулся к жене, забрался под ее меховые накидки, тоже поцеловал Марию в плечо, окунулся в ее теплоту. Закрывая глаза, наполняясь давно позабытой легкостью, он понял, что государственные дела подождут и он еще может поспать – часок, а то и другой. И это будет сон, доступный разве что невинному дитя, у которого нет никаких забот и кому ни до чего нет дела.
Филипп Бургундский пребывал в гневе. Ему сказали: «Компьен твой – бери его». Но ворота крепости оказались закрыты. Герцог рассвирепел и лишний раз, перед своими вассалами, обозвал своего кузена Карла «безвольным королем, который не достоин носить корону». И впрямь, что это за государь, которого не слушается комендант его крепости и отдавшие ему ключи горожане?
– Моему кузену нужна не корона, а шутовской колпак! – проходя перед строем солдат, в бургундской крепости Перрон, говорил герцог. Его сопровождала молчаливая свита. – Сидел бы у себя в Бурже, и носа бы не казал за Луару! Если бы не девчонка, не видать ему ни Реймса, ни Компьена, как собственных ушей!
Он остановился, обернулся на свиту – и вельможи замерли. Герцог был мрачен как туча. Его злило буквально все. Да, он наконец-таки решился помириться с Карлом Седьмым. Скрепя сердце, но пошел на это. Забыв обиды, забыв смерть обожаемого отца. Вероломный поступок Карла был ему понятен: Жан Бесстрашный убил Людовика Орлеанского, Карл Седьмой Валуа расправился с Жаном Бесстрашным. Око за око, зуб за зуб. Но политика есть политика, и у нее свои интересы. Если выпала удача отсечь противнику голову одним ударом – воспользуйся шансом! А если такой возможности нет? Вести вечную кровную вражду – дело бесперспективное. И тут в ход идет дипломатия. Но надо отвечать за собственные слова! И если ты хочешь мира и обещаешь за этот мир Компьен, Крёй и Понт-Сент-Максенс, будь любезен предоставить их! А граф де Клермон, посланник Карла, намеками и оговорками предложил бургундцам взять Компьен и другие города самим!
Неслыханно! Смешно.
Смотр войскам герцог дал 16 апреля, а ровно через неделю, двадцать второго, армия Филиппа Бургундского двинулась в сторону Мондидье…