В тот же день, 22 апреля, перед городом Мелёном Жанна лежала в крепостном рву, а над ее головой ураганом летали стрелы и ядра – в ту и другую сторону. Ноги девушки были придавлены трупами двух ее солдат – один был расстрелян из арбалета, другой – обезглавлен ядром от бомбарды. Ноги Жанны были залиты кровью несчастного…
Удрав двадцать пятого марта из замка Жоржа Ла Тремуя Сюлли-сюр-Луар, где царедворец обеспечил своему королю райскую жизнь, с охотами и катаньями на лодках, роскошными пикниками и балами и откуда совсем не слышен был грохот войны, Жанна и ее соратники бросились на север страны. Весть о том, что Дева Жанна вновь взяла в руки меч, облетала город за городом. К ее отряду присоединялись рыцари и солдаты, одни хотели свободы Франции, другие – разжиться на войне, третьи – и того и другого, и уже к середине апреля войско Жанны насчитывало более двух тысяч человек.
Именно так она оказалась у города Мелёна, в котором отбивался от ее войска опостылевший горожанам английский гарнизон. Жанна скатилась в ров, опрокинутая убитым арбалетчиком. Крики и вопли оглушали ее. Кто-то пронзительно взывал к ней, пропавшей, растворившейся в одной из атак: «Жанна!! Жанна!!» Ее звало много голосов, но среди них она различала только два – верного оруженосца д’Олона и своего брата Жана д’Арка. Но подняться сил у нее не было. Сверху валились снопами вязанки хвороста, падали убитые и раненые. А ее все звали и звали. Но вот к двум знакомым голосам стал примешиваться иной голос, от которого мурашки побежали по ее спине. Ее звали по имени – протяжно, глухо, раскатисто. Выпучив глаза, она смотрела на раскисшее тело убитого солдата, лежавшего на ней, но не видела его. Не чувствовала липкой крови на своих ногах. Голоса живых людей уходили – теперь она уже не смогла бы разобрать, кто звал ее. Все громче взывал к ней один только голос – густой и протяжный: «Жанна! Ты слышишь меня?! Жанна!..» Она поняла – ее зовет Ангел. Ее Ангел! Она почему-то подумала, что сейчас он объявит день ее смерти. Час, минуту, мгновение. И тогда кровь убитых во рвах перед городом Мелёном закипит и утопит ее. Она боялась откликнуться. Через пелену со страшным свистом пролетали ядра, крики смертельно раненных людей отзывались на каждый такой полет. Столько вокруг смертей, а она все жива! Справедливо ли это? Нет! Нет… «Жанна! – в который раз требовательно воззвал голос. – Ты слышишь меня?» – «Да! – откликнулась она. – Я слышу тебя!» – «Ты должна знать – тебя ждут испытания! – сказал голос. – Тебя ждет плен, Жанна!» Она задохнулась: «Плен! Плен! Плен…» – стучало в ее голове. «Когда? – выкрикнула она. – Когда?!» – «Покорно прими все, что выпадет на твою долю, – сказал голос, – не ропщи…» – «Когда?! Скажи…» – «Скоро – ждать осталось недолго…»
Канонада над ее головой не утихала.
– Жанна! Жанна! – ее тряс за плечо д’Олон. – Слава Богу, мы нашли тебя!
– Ты не ранена? – спросил склонившийся над ней Жан д’Арк.
Рядом уже был и Пьер, готовый прикрыть свои телом сестру.
– Нет, – отозвалась она. – Нет, милые мои друзья…
– Но… что с тобой? – не отставал д’Олон. – Ты сама не своя?
– Все хорошо, все… хорошо.
Прикрывая своего полководца щитами, солдаты вынесли Жанну изо рва. Она быстро пришла в себя и скоро возглавила новую атаку. Англичане слабели на глазах. К вечеру гарнизон сдался, и горожане открыли Жанне ворота. Когда в окружении своих рыцарей и оруженосцев она проезжала через опущенный мост, голос неожиданно вернулся к ней. «Скоро, – протяжно и гулко сказал он, – ждать осталось недолго…» Жанна вздрогнула, но тут же поняла – это было только воспоминание. Оно прорвалось через восторженные и оглушительные крики встречавших ее горожан и победоносные вопли солдат ее армии…
Следующий день, 23 апреля 1430 года, Жанна будет слушать молебен в честь освобождения города Мелёна от англичан. Филипп Бургундский встретит этот же день в походном строю, намереваясь расправиться с любым французским войском, что встретится у него на пути. Что до лорда Бедфорда, то он, вдохновленный своим дядей, кардиналом, лордом Винчестерским, издаст документ, в котором объявит Деву Жанну пособницей дьявола и противницей христианской веры: может быть, хоть так он отвадит от нее часть французов!
В тот же самый день пролив Ла-Манш накроет непогода, но сорок семь кораблей, отплывших от берегов Англии, будут медленно, но верно продвигаться в сторону французского берега…
Сильный апрельский ветер нес со стороны Ла-Манша соленую влагу. Закручивая гребни волн, он бросался порывами на берег Франции. Ветра пришло много. С прошедшей ночи он набирал силу, и теперь, к полудню, готов был взволновать всю землю. Здесь, у крутого берега, он бередил недовольное море и терзал чуть зеленеющие леса, обступавшие Па-де-Кале, и они взволнованно шептались под его нескончаемыми порывами.
Стоявшие на берегу люди – клирики и сановники, именитые рыцари и солдаты – до рези в глазах впивались взглядами в даль. Никто не смел отвернуться от моря, увлечься чем-то другим. И никто не смел нарушить торжественного молчания. Только ветру это было по силам – грозно завывая, он теребил рясы священников и плащи рыцарей; и время от времени, над головами зачарованно глядящих в морскую даль людей, тяжело хлопал широкий английский стяг.
…А там, в море, уже вырастала темная гряда. Точно высокие холмы Англии двигались сюда по воде. И они становились все выше, темнее.
Это были корабли. Стоявшие на берегу люди, в полном вооружении, с нетерпением ждали их.
– Наконец-то, – пробормотал стоявший впереди священник, в меховой шубе, из-под которой выходила ряса. – Я благодарю Господа, что дует попутный ветер. Как вы думаете, офицер, скоро они будут здесь?
Рыцарь, к которому обратился священник, в стальном панцире и богатой накидке, но с открытой головой, сказал:
– Думаю, через час, ваше преосвященство.
– Да-да, через час, – удовлетворенно кивнул священник.
Он оглядел суровые лица воинов, окружавших их, отыскал взглядом слугу:
– Эй, Гильом, – негромко сказал он, – принеси мне складной стул. И поживее. Ноги слабеют с каждым годом, – точно оправдался он перед военным. – Вам, закаленным рыцарям, верно, этого не понять?
Тот сурово усмехнулся:
– От старости никому не уйти, монсеньор: ни воинам, ни священникам, ни простолюдинам. Но вы правы: тот, кто привык к походам, может сутками не сходить с места.
Соглашаясь, священник утвердительно покачал головой:
– Вот-вот, сутками… – Он зыркнул глазами на слугу, но тот уже спешил с долгожданным стулом, раскладывая его на ходу. – Благодарю тебя, любезный. – Подбирая полы шубы, священник уселся на стул. – Ступай же, – бросил он слуге, – ступай…
Священником был не кто иной, как Пьер Кошон де Соммьевр, епископ Бове, хозяин отнятой у него французами земли. Отнятой ни кем-нибудь, а лично Девой Жанной. Вспоминая о ней, он поеживался.
Его карьера, с тех самых пор, как он подготовил договор в Труа и довел дело до победного конца, стремительно шла в гору. Бедфорд не обманул его – Пьер Кошон был назначен графом-епископом Бове. Но священник не сидел на месте – его деятельная натура требовала решения задач куда более важных, чем руководство одним епископатом. Во всех юридических делах Кошон являлся первым советником лорда Бедфорда. Пьер Кошон представлял Парижский университет и одновременно был официальным посланником короля Англии.
Жизнь казалась одной увлекательной, приносящей огромные барыши, авантюрой. А Пьер Кошон, несмотря на сан священника, любил авантюры!
Все стало ломаться из-за этой девчонки, стоило ей взять в руки меч! Англичане терпели поражение за поражением. И с той великолепной горы, куда он однажды забрался, Кошон покатился стремительно и с треском. Он бежал из Реймса за сутки до того, как туда вошла Дева Жанна. Но на Реймсе, как прежде – на Орлеане, она не остановилась – пошла дальше. И вот уже народ Бове гонит прочь англичан и бургундцев, а он теряет свой епископат и подаренные ему англичанами земли. Беглеца принял Руан, но местный капитул хорошо знал аппетиты фаворита короны Англии и Бургундии. Пьер Кошон, потерявший все кроме авторитета, который был выше всяких похвал, стал исподволь добиваться своего назначения архиепископом руанским, тем более, что это место было свободно. И встретил грозный отпор – местный клир, желавший выбрать своего человека, встал стеной на его пути к архиепископской митре.
Кошону оставалось вновь заняться политикой. Это была беспроигрышная стезя для реализации его талантов.
Она и привела Кошона 23 апреля на французский берег у английского порта Па-де-Кале для встречи юного короля Англии – Генриха Шестого, что направлялся сюда с целым флотом и снаряженной для будущих боев армией.
Море волновалось. Серые паруса приближавшихся кораблей заслонили горизонт. Английские флаги бились на ветру – над ожидавшими высадки сгрудившимися войсками. А потом паруса стали падать, моряки взялись за весла. Грозно они выглядели, эти громоздкие суда, предназначенные для переброски солдат за море. Пенились вокруг волны, суда раскачивались, все ближе подходя к берегу…
– Слава Богу, офицер, вот и прибыл наш король! – поднимаясь с раскладного стула, пытаясь разглядеть из гряды судов головной корабль, пробормотал Кошон. – Слава Богу…
С трех часов пополудни один за другим сорок семь кораблей стали приставать к берегу Франции. Карл Седьмой, коронованный в Реймсе, упустил момент, когда он мог разбить англичан и разметать их прах по ветру, как того и заслуживали захватчики. Теперь новое войско прибыло в его страну и угрожало ей нападением.
…В ближайшие часы две тысячи английских солдат сошли на землю Франции, по-хозяйски ступили на нее первые вельможи английского королевства – кардинал Винчестерский и герцог Норфолкский, граф Хандингтон, графы Уорвик и Стэффорд, лорд Арундел. В сопровождении знатных вельмож сошел на берег восьмилетний мальчик – юный король Генрих Шестой. Одетый в роскошный наряд, с золотой цепью на груди поверх багряного камзола, в черном берете, расшитом бриллиантами, в меховой накидке, он уже по-королевски взирал на незнакомый берег. Кардинал Винчестерский, дядя его отца, как и прочие лорды, соратники Генриха Пятого, все сделали для этого. Они хорошо помнили завет покойного государя: мальчик должен стать хозяином континента!