– Посадите меня на коня, – чуть громче проговорила она. – Я устала…
– Мы уже почти приехали, Дама Жанна. Кажется, вас так зовут? Потерпите. – Человек усмехнулся: – Поверить не могу, что говорю с вами! А впрочем, добро пожаловать в Мариньи! Кажется, сегодня вы уже побывали здесь?
Они въехали в деревню. Сельские дорожки, дома. Этим утром, стремительным вихрем, несущим смерть, она летела через это селение, а теперь ее везли, как рабыню, купленную на невольничьем рынке.
Девушку стащили с коня. Какой-то здоровяк взвалил ее на плечо, миновал с ней ворота, пересек двор, внес в дом. Офицер, говоривший с ней, не отставал от нее ни на шаг. У него было тонкое рыжеватое лицо, приветливое и нагловатое одновременно. Он улыбался Жанне. За ним следовали солдаты – лицо одного из них показалось ей знакомым. Солдаты хмуро молчали. Жанну положили на кровать.
– Стерегите ее, – сказал офицер и вышел из дома.
Солдаты стояли на пороге.
– Она моя, – хрипло сказали один из них, чье лицо вновь показалось ей знакомым.
Гнилой рот! Это он стащил ее с коня у ворот Компьена!
– Проклятый бургундец! – подавшись вперед, прошептала Жанна.
– Что? – тот шагнул к ней. – Что ты сказала, арманьякская дрянь?
– Ты слышал, мерзкое отродье! Проклятый бургундец…
Он приблизился к ней. Солдат держался за рукоять меча, но вытащить его боялся – ему, видимо, сказали, чего будет стоить самоуправство.
– Я бы отрезала тебе уши, если бы в моих руках был меч! – бросила ему девушка. В это мгновение она подумала, что мгновенная смерть – лучшее избавление от позора и возможных страданий. Чего бы она не стала просить, так это пощады – ни у кого!
Солдат в два шага оказался у ее кровати, схватил Жанну за волосы, но они были коротки и ему пришлось несколько раз цеплять ее, чтобы ухватить покрепче. Его рука выворачивала ей шею…
– Ты принадлежишь мне! – зарычал он. – Мне! По законам войны – мне, а не капитану!
Другие солдаты одобрительно закивали. Бургундец обернулся:
– Кто сказал, что я не могу дотронуться до нее?
Его товарищи зло засмеялись.
– Можешь! – кивали они. – Еще как можешь!
– Я хочу знать, мужчина она или женщина! – зарычал бургундец. – А если она женщина, я хочу быть с ней! Я имею на это право! По законам войны! И вы тоже! Идите же сюда!
Но соратники его опасались.
– Ну же! – свирепея, рычал он.
Плюнув в их сторону, он уже пытался сорвать с Жанны доспех, но хитросплетение пряжек и замков были ему незнакомы, и тогда бургундец вытащил широкий нож и стал разрезать толстые кожаные ремешки, спрятанные под металлическими пластинами ее панциря. Жанна хрипела, пыталась укусить его, но он вновь ударил ее по лицу. Зараженные его смелостью, товарищи были уже рядом и помогали ему.
– Режьте веревку на ногах! – рявкнул он. – Так мы не разденем ее!
Они сорвали с нее кирасу, наплечники и набедренник, поножи, наручи и перчатки, стальные башмаки. Она пыталась ударить их ногами, но они затекли, а мужские руки были сильнее. Один из бургундцев порвал шнурок у пояса, стащил с нее штаны, другой разорвал камзол на груди… Она была обнажена, руки солдат уже ломали ее, пытаясь усмирить, когда дверь открылась.
На пороге стоял бледный от гнева офицер Лионель Вандонн, а за ним уже вырастала другая тень. Оглянувшись на двери, бургундцы отпрянули. Скулы солдата, затеявшего эту расправу, уже сводило от желания – Дева оказалась женщиной, молодой и красивой, желанной. Но ему помешали…
– Убирайтесь прочь! – процедил сквозь зубы офицер.
– Но по закону войны… – попытался оправдаться и настоять на своем праве бургундец.
– Прочь! – рявкнул офицер.
А из-за его спины уже выходил другой рыцарь – его лицо было изуродовано давним, но глубоким шрамом, рассекавшим обе губы и щеку. Его левый глаз вытек, и пустую глазницу туго прикрывала черная повязка. При виде второго рыцаря в богатом доспехе солдаты мгновенно отступили от девушки и притихли.
– Освободите ей руки и отдайте одежду, – сказал офицер солдатам.
Те повиновались. Жанна, по-прежнему со стянутыми руками, сжалась калачиком на крестьянской кровати.
Поспешно распоров веревку на руках Жанны, кланяясь аристократу и не смея больше перечить, незадачливые насильники вышли.
– Оденьтесь, Жанна, – сказал рыцарь со шрамом.
Он отвернулся, его примеру последовал и офицер Вандонн. Девушка наспех растерла руки и стала одеваться, все выходило кое-как – пальцы плохо слушались.
– Простите наших солдат за эту выходку, Жанна, – стоя к ней спиной, проговорил рыцарь, – но они только солдаты, и больше ничего.
– Я оделась, господа, – тихо проговорила Жанна.
Мужчины обернулись.
– Граф Жан де Люксембург, – представился рыцарь. – Я помню вас.
Они познакомились в Компьене в конце прошлого лета! Посол герцога Бургундии…
– Я тоже помню вас, – сказала Жанна. – Ваше лицо трудно забыть….
Уродливая улыбка пробежала по рассеченным губам графа.
– Вы взяты в плен моим офицером и должны понимать, что это значит.
Девушка кивнула:
– Мой король пришлет за меня выкуп, – все так же тихо проговорила она. – Нужно только сообщить ему.
– Не сомневаюсь, – утвердительно покачал головой Люксембург. – Вы дорого стоите, Жанна. Нет отважнее капитана в лагере Карла Валуа. Это известно всем.
– Благодарю вас, – ответила девушка.
Она подняла на него глаза – лицо графа хоть и было изуродовано шрамом, но не скрывало в себе злодейства. Напротив, это было лицо рыцаря, которому можно верить.
– Верно, ваша отвага и породила разные небылицы? – предположил Люксембург.
– Какие именно, граф?
Он вновь улыбнулся, но из-за шрама даже самая беззлобная его улыбка выходила некрасивой:
– Что вы – пособница дьявола. Никогда бы не поверил в это! – Улыбка сошла с его лица также быстро, как и появилась. Он зорко взглянул на офицера. – Приставьте к пленнице надежную охрану, Вандонн. Из лучших солдат. И помните – вы отвечаете за нее головой.
Когда Филиппу Бургундскому сказали, что Жанна Дева пленена Жаном Люксембургским, герцог даже не поверил. Жанна Дева, эта напасть, воплощение злого рока в женском обличие, представлялась ему мифом, легендой. Иногда он думал, что таковой нет вообще! Что ее грозным именем хитрая Иоланда, теща его кузена, просто пугает англичан и бургундцев, как пугают непослушных детей злыми духами леса.
И вдруг – такое…
– Я должен увидеть ее собственными глазами, – сказал Филипп посланцу своего вассала, который прибыл в Кудан. Он неожиданно легко рассмеялся: – Это, наверное, как поймать… молнию!
Герцог как раз собирался в Мариньи – хотел посмотреть на место битвы, оценить потери и осмыслить неожиданную победу, подаренную ему оплошавшими французами. Ведь бургундцы в этот день могли расширить свое преимущество. Проведи они удачную атаку, и крепость моста могла быть взята. Нужно было просто оказаться напористее и сообразительнее! А завладей они мостом, ведущим к главным воротам Компьена, то были бы уже на полдороги к долгожданной победе…
Они ехали впереди небольшого отряда – Филипп Бургундский и его уже немолодой ординарец и телохранитель, тень герцога – Жак де Ба, убийца Людовика Орлеанского. Его побаивался весь бургундский двор! Оба с ног до головы были покрыты боевым панцирем – новая битва могла развернуться в любой час дня или ночи. А перед ними, как на ладони, в полутора милях открывалось Мариньи. Дым поднимался темными косами на фоне прозрачного вечернего неба – было видно, что французы похозяйничали здесь на славу.
– Как ты думаешь, эта самая Жанна – награда или обуза? – спросил у слуги герцог.
Жак де Ба уже был наполовину седой, ему перевалило за пятьдесят. Но все также зловеще блестел твердый серповидный шрам, рассекший его лицо от верхней левой скулы до подбородка.
– И то, и другое, ваша светлость, – ответил верный слуга. – А что перетянет – видно будет.
Филипп въехал в деревню, когда алое солнце уже садилось. Далекая полоса Уазы, выглядывающая из-за холмов, казалась кроваво-алой. Темнеющие холмы набирали краски – изумрудно багряными были они на закате… Герцогу Бургундскому показалось, что пахнет не только близкой водой, но и свежей кровью, которой была пропитана засыпающая земля…
– Да-а, – протянул герцог, отвечая легким поклоном офицерам, что приветствовали его по пути. – Поймать молнию!..
…Она слышала голоса, перебранку. Топот копыт. Брань и гогот солдат. В комнате, где она дожидалась решения своей участи, ее охраняли пять бургундских солдат из личной охраны графа Люксембурга. Они иногда переговаривались, вспоминая сегодняшнюю битву, перемигивались, косились на Жанну, но не заговаривали с ней. И она была за это благодарна графу. Ее покормили, дали немного вина.
Вечерело, когда у дома остановился небольшой конный отряд.
– Останьтесь здесь, Жак, – услышала она отдаленный властный голос.
– Да, ваша светлость.
Шаги… Дверь открылась, и в комнату вошел рыцарь – в богатом доспехе, лет тридцати пяти или около того, но уже немного лысеющий ото лба. Он был худощав, высок, приятной наружности. Лицо его казалось лицом человека проницательного, умного, надменного и утонченно-лукавого одновременно.
– Убирайтесь, – сказал он охране. – Все.
– Но его светлость, граф Люксембургский…
– Я же сказал – вон!
Охрана послушно оставила пост… Теперь они были вдвоем.
– Вот и вы, Жанна, – выпрямившись, разглядывая ее так, как опытный купец разглядывает диковинный товар, прибывший из-за десяти морей, улыбнулся рыцарь. – Подумать только!
Жанна смотрела немного растерянно на этого человека – догадка была близка…
– Мы никогда раньше не встречались, – продолжал рыцарь, – судьба не сводила нас. Но теперь этот пробел восполнен, моя милая пленница.
– Вы… герцог Бургундии, Филипп?
Он рассмеялся:
– Вы и впрямь ясновидящая! Вы угадали, Жанна. Да, я Филипп, герцог Бургундии и многих других земель. И, как я понимаю, ваш кузен.