Жанна не отпускала взгляд герцога, а тот и не пытался отвести его.
– Если вы герцог Бургундии, то все именно так, – язвительно усмехнулась она. Перед ней был ее враг – заклятый враг. – Равно как и другое: это вы разоряли наши земли и… это ваш отец убил моего отца.
– Но ваш брат, Карл, отомстил за… своего дядю. Или тоже – за отца? А что до разорения тех или иных земель, война есть война. Кажется, вам, Жанна, настоящей Афине Палладе, это объяснять незачем. – Он кивнул на нее. – Ваша дорогая одежда обагрена кровью, как кожаный фартук у заправского мясника. Только на вас человеческая кровь. Или не так?
Жанна опустила глаза.
– Поэтому – что вспоминать прошлое, – продолжал герцог Бургундский. Он не сводил глаз с пленницы. – А вы – красивая девушка. Очень красивая. Мне говорили об этом. И совсем непохожи на ведьму, какой вас хотят представить англичане. У вас ясные глаза, чистый голос…
Жанна молчала.
– С вами хорошо обращались?
– Мне разбили лицо, монсеньор. Еще меня раздели, как уличную девку, и хотели изнасиловать, но Жан Люксембургский помешал этому. Граф уже принес мне извинения за своих солдат.
Филипп усмехнулся:
– Мой друг и вассал граф Люксембургский – истинный рыцарь. А что до солдат, Жанна, вы же – легенда. Ваше имя на устах всей Европы. Поэтому каждому хочется потрогать вас. Откусить кусочек… Даже мне.
Она подняла на него глаза, но, усмехнувшись, вновь уставилась в пол.
– Что будет со мной в ближайшее время, герцог? – В Жанне теплилась надежда, что ее капитаны немедленно соберут войско, бросятся на врага и отобьют ее. Любыми силами! Они соберутся все вместе, как когда-то под Орлеаном, и придут за ней… А если – нет? Она взглянула на Филиппа. – Куда вы меня отвезете? Ведь вы не будете держать меня в Мариньи?
– В Мариньи? – нет! – рассмеялся герцог. – Чтобы ваши друзья, Ксентрай или еще кто-нибудь ворвались сюда и устроили резню? Я даже не оставлю вас в Кудане, Жанна. Что с вами будет? – Филипп Бургундский вздохнул. – Этого я не знаю. Теперь вы принадлежите доблестному рыцарю Жану Люксембургскому. Он ваш полноправный хозяин. – Бургундец лукаво улыбнулся. – Можно только позавидовать вашему новому хозяину…
Девушка гордо взглянула на Филиппа.
– У меня есть только один хозяин – Царь Небесный.
– Безусловно, мы все в руках Господа. Наши души принадлежат только ему. Но пока вы живы, милая Жанна, и пока вы определяете свою жизнь и жизнь других людей с мечом в руках, вы должны были знать, что могли оказаться пленницей. Как и любой другой воин. Даже король. Иоанн Второй Добрый был пленен англичанами и умер в плену. – Он не спускал с нее глаз. – Наш с вами прадед, Жанна… – Герцог Бургундский прошелся по дому. – Я уже не говорю о вашем сводном брате, Карле Орлеанском. Он в плену у англичан уже пятнадцать лет, если не больше! И одному только Господу Богу известно, ждет ли его когда-нибудь дорога домой. Кстати, скажите спасибо, что вас схватили не лучники Монтгомери…
– Я бы не далась живой англичанам в руки – им пришлось бы убить меня.
– Охотно верю, – кивнул Филипп. – Охотно…
На улице гоготала солдатня. Жанна понимала, что играть в кошки-мышки с этим человек не стоит. Он был умен, расчетлив и, конечно, любил золото. Потому что знал ему цену. Он дал ей понять, что хорошо осведомлен о ее происхождении и что кровь только повышает цену. Чудовищное слово: цена – за живого человека! Но таков рынок войны – чем благороднее течет в тебе кровь, тем дороже ты стоишь!
– Вы будете просить за меня выкуп – сколько?
– Думаю, граф уже сказал вам, что вы стоите дорого. – Он пожал плечами: – Как десять ваших капитанов! Моему кузену Карлу придется здорово раскошелиться, чтобы заполучить вас обратно.
В эту минуту сердце Жанны странно заныло. Она вспомнила многое из того, что за последние полгода наговорила своему королю. «Трус и предатель» – вот два имени, что стояли за всеми ее обвинениями, направленными в адрес венценосного брата.
– Он заплатит ровно столько, сколько вы попросите, монсеньор, – твердо сказала Жанна.
– Не сомневаюсь, – с улыбкой кивнул Филипп.
Они возвращались в Кудан – деревня на пепелище не пришлась по вкусу герцогу. Как лагерь, Мариньи был разгромлен. Но его нужно восстанавливать – осада Компьена будет долгой. Месяцы…
– Иметь такую пленницу – значит нажить себе заклятого врага. – Филипп усмехнулся. – Не уступишь ее французам, будут помнить до Страшного суда – это ведь их героиня! А не продашь Деву англичанам – станешь их злейшим врагом. Что думаешь, Жак?
– Именно так, монсеньор, – Жак де Ба слушал хозяина и кивал.
Потом они ехали молча, но Филипп не переставал думать о девушке, которую увидел сегодня. Прекрасно сложена, но все же похожа на юношу! И смотрит, как попавшийся в капкан зверь. А как же иначе – не игла швеи, а меч стал продолжением ее руки! Она несла смерть и каждое мгновение была готова принять ее. Но сколько силы оказалось в ней – за один год Жанна изменила весь политический расклад в Европе!
– Ее нужно увезти подальше от этих мест, – вслух рассуждал Филипп. – Она должна быть надежно спрятана от своих капитанов! Эти головорезы обязательно попытаются освободить ее – не сомневаюсь! Как только опомнятся!
Молчаливый Жак де Ба усмехался про себя: он понимал, что одна и та же дума не отпускает его хозяина. Даже когда тот умолкает и не говорит об этом. Как быть с Жанной? – теперь этот вопрос будет неотступно преследовать его светлость.
Поймать молнию! Что же это – награда или наказание?
Эту ночь Жанна не спала: желание убежать – любым способом вырваться из клетки! – стало навязчивой идеей. Но ее охраняли бургундцы – пять человек. Они менялись каждые три часа. Чего она только не придумывала себе! Вот она бросается на одного из них, вырывает из ножен врага меч, поражает его, за ним – другого солдата. Сердце вырывалось из груди от таких мыслей. Она бросается к дверям. А что за ними – свобода? Нет!.. И там были солдаты – не менее десятка! Весь дом был окружен – герцог Бургундский и его правая рука граф Люксембург предусмотрели все. Бегство в том числе… Еще она представляла, как вдруг услышит грозный гул наступающего войска. Топот копыт, крики атакующих, битва. «Французы! Французы!» – услышит она истошные крики бургундцев. Ее охранники бросятся на улицу, но будут смяты лавиной французского войска. А потом двери распахнутся, и войдет с обнаженным мечом Ксентрай. «Мы пришли за тобой, Жанна! – громко скажет он. – Идем!» Но ничего этого не было. Округа спала, и только была слышна непрестанная речь – бургундская речь: это переговаривались, тихонько бранились, смеялись ее тюремщики.
Она забылась сном глубокой ночью, а проснулась от густого конского топота – он смолк совсем рядом, за стеной ее дома. Светало…
Жанну вывели из дома рано утром, когда птицы запевали в деревьях над обугленными крышами Мариньи. У ворот дома ее ждала телега и конный отряд человек в пятьдесят.
– Если вы обещаете, что не будете пытаться убежать, мы не станем связывать вам руки, – сказал Лионель Вандонн. – Так распорядился граф Люксембург.
– Он очень любезен, – сказала Жанна. – Я могу узнать, куда меня повезут?
– В Клеруа, Дама Жанна.
Еще вчера она думала, что, взяв Мариньи, бросит все силы на Клеруа и захватит вторую деревню, превращенную в форт, так же быстро. Как наивна она была! Гордыня ослепила ее, предала в руки врагов…
– Так вы обещаете вести себя благоразумно?
– Да, офицер.
– Отлично.
По дороге к ним двигался пеший отряд – человек десять вооруженных бургундцев. Они сопровождали трех пленных, видимо, французов. Руки их были связаны. Мужчины крепились, но было видно – вчерашняя битва здорово потрепала их. Тот, что шел слева, здорово хромал. Идущий справа поднял голову, и Жанна непроизвольно сделала шаг вперед. Ее сердце сжалось – она еще не верила своим глазам. И все же ей хотелось закричать что есть силы – назвать человека по имени. Пленный увидел ее, толкнул локтем товарища, тот тоже посмотрел вперед.
«Господи Боже, д’Олон! Жан! Пьер!» – хотела закричать Жанна, броситься вперед, обнять их, но выдавать свои чувства ликующим бургундцам она не решилась. И все-таки не справилась с собой – слезы уже текли по ее щекам. Она отвернулась от Вандонна.
– Эти люди назвались вашими оруженосцами. Вы хотите, чтобы они были с вами?
– О, да! – горячо воскликнула Жанна. Голос ее сорвался. – Да…
Жан, Пьер и д’Олон в сопровождении отряда, приблизились к Жанне. Они, покалеченные, в изодранной одежде, с лицами, выпачканными кровью и грязью, едва скрывали свою радость.
– Жива, – тихо бормотал Жан д’Олон, – жива…
Жан д’Арк тоже хотел что-то сказать, но разбитые губы с запекшейся на них кровью едва шевелились.
– Эти люди – дворяне из моей свиты, – сказала Жанна офицеру. – Я прошу, чтобы с ними обращались, как того заслуживает из происхождение.
– Мы не были убеждены, что они те, за кого выдают себя, – усмехнулся Лионель Вандонн. – Но теперь я вижу, что они не солгали нам. Ваши чувства, сеньора, лучшее тому свидетельство. Решено – вы поедете в Клеруа вместе.
– Развяжите им руки, – попросила она офицера.
– Этой просьбы я выполнить не могу. Вы – дама, они – просто военнопленные. Эй! – Вандонн окликнул двух солдат, сопровождавших братьев д’Арков и д’Олона. – Помогите Даме Жанне и этим людям забраться в телегу, и поживее!
Жанну увозили из Мариньи от греха подальше. А вдруг французы залижут раны и ринутся выручать свою героиню? Этого допустить было нельзя. Она стоила баснословные деньги, и бургундцы готовы были сплести для этой птицы самую надежную клетку.
Известие, что Дева взята в плен, с быстротой урагана накрывала область за областью на континенте…
В день пленения Жанны, вечером 23 мая, капитан Монтгомери, локти кусавший, что не англичане, а бургундцы захватили первого рыцаря Франции, послал своего человека в Париж. А утром 24-го лорд Бедфорд уже мерил шагами свой кабинет под преданными взглядами трех псов, не смевших нарушить сиятельного молчания даже тихим зевком.