– Вот что, господа, – сказал он, – вы – доблестные рыцари, но ваши жизни стоят немного. Вы не принцы крови и не маршалы. Поэтому я хочу отпустить вас под честное слово к своему королю…
Жан д’Олон и братья д’Арки были изумлены. Конечно, они сразу спросили, что с их госпожой, и не потому ли их отпускают, что король выкупил Деву и теперь она просит отдать своих ординарцев?
– Нет, господа, – ответил Жан Люксембургский, – ваш король не выкупил Жанну. И если он этого не сделает в ближайшее время, ее попытаются выкупить англичане. Они желают судить Жанну, как еретичку. Немедленно поезжайте к вашему королю и сообщите ему об этом. В конечном итоге, я – вассал герцога Бургундского, и буду вынужден поступить так, как повелит мне мой сюзерен. Вам дадут лошадей и снаряжение, а вы дадите мне слово вернуться с вестью. Если вам дорога жизнь вашей хозяйки.
А утром Жан Люксембургский и Пьер Кошон продолжили путь на северо-восток, в глубь Пикардии – к замку Боревуар.
В то же самое время друзья Жанны, ее верные капитаны, бросили клич о сборе денег на выкуп за героиню Франции.
Король мрачной тенью блуждал по замку Сюлли-сюр-Луар, увертываясь от придворных, будь то разгневанные его бездействием капитаны, державшийся нейтралитета Рауль де Гокур и его окружение или Ла Тремуй и де Шартр, благословившие своего монарха властью светской и властью церковной на величайшую подлость.
Бедфорд в Париже получил первую весточку от Кошона, которая заставила регента негодовать: герцог Бургундский и граф Люксембург упорствуют и затягивают дело. Грядет поездка в отдаленный замок Боревуар, где живет некая старуха, от решения которой зависит, будет Жанна у англичан или нет.
Не знай Бедфорд Кошона так хорошо, он мог бы задуматься, а не лукавит ли епископ? И не спятил ли он?
Но Луи Люксембургский, узнав об истории с престарелой родственницей, лишний раз успокоил его:
– Тетушка Жанна – свирепая женщина. Кошону придется нелегко! – Он рассмеялся. – Вот я бы продал вам Жанну, милорд, не задумываясь. Мне-то старая грымза в любом случае не оставит ни единого ливра!
…А Дева Жанна тем временем, не зная, как быстро собираются над ее головой тучи, в компании юной герцогини де Бар разъезжала верхом близ замка – под присмотром многочисленной стражи из личной охраны графа, выезжала со своей «свитой» на охоту и учила юную подругу владеть оружием. Двум юным амазонкам было хорошо вдвоем. Они подружились, и жизнь, в сущности, казалась Жанне доброй затеей. Если только не замечать тюремщиков, не думать о Компьене, попавшем в кольцо осады, и о короле, который тянул с ее выкупом.
– Смотри! – остановив коня у совсем юного орешника, вполоборота крикнула Жанна герцогине. – Эта лента – шея твоего врага!
Воительница перевязала тоненький ствол алой лентой. Затем, повернув коня, вернулась к своей подруге.
– Кто первый? – спросила Жанна.
– Ты, – ответила герцогиня де Бар.
– Идет!
Тюремщики издалека наблюдали за развоевавшимися девицами.
Жанна вытащила из ножен меч и, пришпорив коня, понеслась вперед. Вот она поравнялась с деревцем, взмах рукой – и меч рассекает его напополам, верх орешники падает на землю, а Жанна, остановив коня, срывает алую ленту с оголенного ствола.
– Браво! – захлопала в ладоши герцогиня. – Теперь я, Жанна!
Но Дева, привстав на стременах, уже смотрела в другую сторону – на дорогу. Туда же уставилась и стража. Быстро подъехав к подруге, герцогиня сказала:
– Это муж моей матери. Но… почему он вернулся? – в ее голосе звучало разочарование. – И кто это с ним?
Вдалеке, по дороге к Боревуару, ехал конный отряд, он сопровождал большую карету, запряженную двумя парами лошадей, в каких следовали важные персоны. Но ни граф Люксембургский, никто из его приближенных не использовали такого средства передвижения – они, как и положено рыцарям, предпочитали седло. А все дамы оставались в крепости…
У Жанны было острое зрение – она увидела, как в открытом окошке громоздкой кареты мелькнуло бледное полное лицо человека. Она почувствовала, как сердце ее защемило. Кто он, этот гость? Ее тревога, явившаяся внезапно, несомненно была связана с визитом незнакомца…
Отряд и повозка миновали подъемный мост и ворота трех крепостных стен, окружавших Боревуар неприступными кольцами. Из окошка Кошон с подозрением взирал на могучую крепость, выросшую на крутом обрыве. За такими стенами можно кому угодно бросать вызов, хоть самой церкви, – не страшно!
Скоро в замке стало известно о приезде хозяина и епископа Бове Пьера Кошона. Эту фамилию знали в замке – епископ долго служил герцогам Бургундским.
– Один из тех прелатов, кто молитвам предпочитает политические интриги, – хмуро отрекомендовала епископа своим фрейлинам старая графиня. – Уверена, он ходит у англичан на посылках!
Жена графа встречала своего полководца, слуги готовили праздничный ужин. Но по лицу мужа Жанна де Бетюм поняла, что визит их гостя не простой.
– Где сейчас Жанна? – спросил граф Люксембургский. – Я говорю о Деве…
Муж и жена беседовали в их покоях, куда в открытые окна густо вливался аромат полевых цветов. Хозяин только что смыл с себя походную грязь, оделся в свежий наряд.
– Она с нашей Жанной. Дева учит ее искусству войны, – улыбнулась графиня.
– Ты так легко говоришь об этом?
– Они подружились.
Ей казалось, что супруг нервничал, а это случалось с ним редко.
– Подружились! – с горечью усмехнулся Люксембург. Он покачал головой. – Подружились…
– Что в этом плохого? – Она взяла его за руку. – Тебя что-то тяготит, я вижу. Этот епископ… пожаловал сюда из-за Жанны? – настороженно спросила графиня.
– Ты угадала, милая. Англичане хотят выкупить Деву Жанну, пока это не сделал Валуа. Если он вообще собирается ее выкупать! Мне кажется, он решил бросить ее на произвол судьбы.
Графиня закрыла руками рот:
– Господи…
В этот самый момент с затянувшейся прогулки возвращались две Жанны. Юная герцогиня хотела похвастаться своими достижениями: она блестяще метнула десять дротиков с десяти шагов, каждым поразив цель – узкий ствол дуба. Она держала свою подругу и учителя за руку, не отпускала. Жанна покорилась ей. Но что-то мешало пленнице чувствовать себя свободно, больно хватало сердце. Она знала – что: приезд Жана Люксембургского и его гостя, прятавшегося в богатой карете. И теперь, остановившись в дверях, она явственно услышала последние фразы – мрачное: «Мне кажется, он решил бросить ее на произвол судьбы» и недоуменное: «Господи…» Жанна удержала за руку свою ученицу, но юная герцогиня и сама поняла, что мать и отчим сейчас их не ждут. Они хотели повернуться и уйти, но не сумели. Решили подслушать.
– За англичанами церковь и папа, – продолжал Люксембург. – Кардинал Винчестерский убедит понтифика в своей правоте. Бедфорд уже предложил за Деву десять тысяч ливров. (Юная герцогиня де Бар взглянула в глаза подруге и увидела, как губы той дрогнули.) Филипп готов уступить им. Он не хочет ссориться с Бедфордом и желает получить свой куш до того, как Жанна навредит себе. А я давал клятву во всем подчиняться ему! Я вкладывал свои руки – в его руки, перед Господом Богом, и не могу ослушаться своего сюзерена – герцога Бургундии!
– Он не посмеет продать ее, это… неблагородно!
– Дела Жанны плохи, – только и ответил Люксембург.
Граф не хотел сообщать жене, что Филипп не стал бы унижать его беспрекословным приказом. Но сколько эти французы могли раздумывать – покупать свою героиню или нет? А война требовала денег, земли Люксембургов истощались. Дева же была сундуком, набитым золотом!
– Я послал людей Жанны к Карлу Валуа, – продолжал он, – предупредить его, чтобы он поторопился… – граф Люксембургский глубоко и непритворно вздохнул. (Жанна сжала руку своей притихшей юной подруги так, что та едва не ойкнула от боли и не выдала их.) – Но надежды мало. А сейчас мне и монсеньору Кошону предстоит разговор с моей тетушкой.
Его жена кивнула:
– Боитесь, граф, что она лишит вас столь долгожданного наследства?
– Я оказался между двух огней, графиня, и потому надеюсь на ваше понимание.
Через пять минут Жанна была в своих покоях. Гость, этот монсеньор Кошон, приехал за ней! Ее хотят продать – и кому? – англичанам! Проклятым годонам!! И еще – отцам инквизиторам, которые вот уже год поносят ее со всех кафедр, подчиняющихся Генриху Шестому! Да лучше в ад! Лучше – смерть!.. Но страшнее всего была даже не угроза ее продажи, а слова: «Он решил бросить ее на произвол судьбы».
Вот отчего стыло сердце…
– Как слуга церкви, графиня, я уже имел честь сказать вам, что мы думаем о Деве Жанне и ее так называемых «подвигах», – говорил Пьер Кошон тетке графа, Жанне Люксембургской. – И потому я взываю к вам от лица всего христианского мира…
Поклоны и расшаркивания остались позади. Первые слова, касающиеся дела, уже прозвучали в парадной зале. Их суть графиня уловила как нельзя лучше: «инквизиция, христианский долг, пособничество дьяволу». А за ними слышались другие: «англичане, лорд Бедфорд, месть». Старуха то и дело поглядывала на своего племянника, стоявшего недалеко от Кошона. И взгляды ее не предвещали племяннику ничего доброго.
– Поймите, графиня, – осторожно продолжал Кошон, – бывают ситуации, когда любой христианин должен положиться на мнение церкви. А церковь считает, что Жанна – злостная еретичка…
– Во-первых, монсеньор, есть две церкви: одна прославляет Карла Валуа, другая – Генриха Ланкастера. Вы о какой из них говорите?
– Вы и сами можете догадаться, о какой.
– И все же?
– О той, что поддерживает истинного короля – Генриха Шестого.
– Вот незадача, монсеньор, другая половина церкви утверждает, что истинный король – Карл Валуа, а Генрих Шестой – самозванец.
Пьер Кошон оглянулся на Жана Люксембургского. Но выражение обезображенного шрамами лица доблестного рыцаря говорило: разбирайтесь сами, ваше преосвященство!
– А ведь я – крестная мать Карла Валуа! Вам это неизвестно, монсеньор?