Джон Грис стал подчеркнуто холоден.
– Чем же я вас не устраиваю, Жанна?
– Всем. Начиная с вашего недостойного рыцаря тона до тех слуг, которым вы решили перепоручить мою жизнь.
– А мне так кажется, что эти слуги – вам под стать, Жанна.
Оба стражника, стоя в стороне, тихонько загоготали.
– Вам известно, кто я? – не обращая на них внимания, спросила Жанна. – Вам известно, сэр, кто я по происхождению? Каков мой герб? Почему король Карл Седьмой поручил мне обязанности полководца?
Джон Грис приблизился к клетке:
– Мне известно только то, что ты – безродная крестьянка, которая колдовским путем завладела волей своего самозванца-короля и, встав во главе его самозванной армии, выступила против единственного существующего короля Англии и Франции – Генриха Шестого! Богоугодного короля! – Он говорил все громче. – И благодаря тем же чарам истребившая многих его солдат. А теперь – попавшая в плен, оказавшаяся в клетке, как дикий зверь. Каковым ты, арманьякская девка, и являешься! Вот что известно мне!..
Его речь остановил плевок Жанны. Джон Грис отшатнулся от клетки. Вытер слюну со своего лица рукавом.
– Ах так? – дрожа от гнева, едва сдерживая себя, проговорил он. – Откройте клетку! – крикнул Джон Грис тюремщикам и вытащил меч.
Тот, что был с лицом, сплошь побитым оспой, быстро отпер замок. Жанна прижалась в противоположной стороне клетки, куда уже шагнул Джон Грис. Держа меч в вытянутой руке, он устремил конец лезвия к шее Жанны, коснулся сталью кожи.
– Я могу убить тебя, чертова ведьма… Слышишь?
– Слышу, – процедила девушка.
– И ты, конечно, боишься?
– Ты – глупец, – насколько ей позволяло положение шеи, усмехнулась она. – Столько раз я была впереди войска, под градом английских стрел, неужели ты думаешь, что теперь я испугаюсь какого-то щенка?
Меч в руке Джона Гриса уже готов был рассечь кожу на шее Жанны, пронзить ее плоть, когда в коридоре, под веселый смех, загромыхали чьи-то шаги – сюда шли люди. Открылась дверь в дальнюю комнату, шаги стали близкими…
Джон Грис отвел меч и наотмашь ударил ее по лицу – тяжелый удар свалил ослабевшую Жанну с ног. Держась за разбитую губу, она смотрела на Гриса – и в ее взгляде было куда больше твердости и выдержки, чем в глазах тюремщика.
– Эй, Джон! – окликнули Гриса. – Да ты спятил! Оставь ее!
Джон Грис, стоя над Жанной с обнаженным мечом, обернулся к товарищам – Вильяму Талботу и Джону Бервойту. Грис уже был по-прежнему весел – только пронзительная бледность и выдавала его.
– Я только решил проучить ее, вот и все.
– Не стоило этого делать, – покачал головой Вильям Талбот. – Не стоило.
Жанна встала на одно колено.
– Она жива и здорова, друзья, – даже не оглянувшись на нее, Джон Грис отправил меч в ножны. – Закройте клетку, – бросил он тюремщикам.
Те поторопились выполнить его приказание.
– Милый каземат, – огляделся Бервойт. – Надеюсь, что я буду сюда заглядывать нечасто!
– А я – напротив, – откликнулся Джон Грис. – Хочу почаще заходить в этот склеп. Думаю, сюда стоит принести побольше вина. И вина покрепче. Тут можно здорово повеселиться!
Девушка с трудом поднялась на ноги.
– Простите, господа, что мешаю вам, – глядя на вновь вошедших офицеров и совсем не замечая Джона Гриса, проговорила она. – Но по чьему приказу вы так запросто можете избивать меня? Герцогиня Анна Бедфордская распорядилась, чтобы вы относились ко мне, как благородной даме. Или ее слово для вас ничего не значит?
Английские дворяне не услышали ее.
– Мы пришли позвать тебя на обед, – сказал Грису офицер Бервойт.
– Очень кстати, – усмехнулся тот. – Я проголодался!
– Ей, рыцари! – Жанна уже твердо стояла на ногах. Порыв гнева жег ее изнутри, и отчаяние, которое она всеми силами старалась скрыть. – Если вас так можно назвать! (На этот раз ее окрик заставил обернуться трех англичан одновременно.) Я задала вам вопрос! – Она не желала отступать, даже если бы сейчас ей угрожали смертью. – По чьем приказу вы можете избивать меня – по приказу лорда Бедфорда или самого короля Англии?
– Короля Англии? – насмешливо спросил Бервойт. Он переглянулся с Джоном Грисом. – Слишком много чести!
Жанна смотрела на Вильяма Талбота. Из рассеченной губы ее на подбородок стекала тонкая струйка крови.
– И все-таки?
– Это не твое дело, – четко выговорил младший брат полководца, плененного капитаном Жанны – Потоном де Ксентраем.
– Я хотела бы получить других слуг, господа, – требовательно произнесла она, глядя именно на Вильяма Талбота. – Это в ваших силах.
– Это не в наших силах, Жанна, – отрезал тот. – Тем паче, что эти слуги – хорошие слуги. – Он усмехнулся: – Кажется, наш товарищ назвал их в честь твоих герольдов? Остроумно…
– Вы полюбите друг друга, – вставил Джон Бервойт. – Вам просто нужно время. Ну так что, идем обедать?
– Пожалуй, – кивнул Вильям Талбот.
– Эй, Сердце лилии, Чистое сердце! – окликнул Джон Грис стражников, – стерегите ее!
– Головой отвечаете! – погрозил им пальцем Бервойт.
Тюремщики из темноты поклонились господам. Грис на прощанье улыбнулся Жанне, и трое офицеров ушли, оставив девушку наедине с двумя стражниками. Только за дворянами захлопнулась дверь, оба тюремщика подошли к клетке.
– Какая непокорная, – сказал Кёр-де-лис.
– И хороша, чертовка, – отозвался Флёр-де-лис. – Лакомый кусочек…
– Смотри, такая превратит тебя в деревянного истукана. Бросят тебя в очаг, будешь корчиться, как еретик на костре…
– Чтоб отсох твой язык, – огрызнулся второй тюремщик. Он прищурил глаза, улыбнулся оторопевшей Жанне беззубым гнилым ртом. – А все-таки она хороша, эта Девственница, эта дьяволица.
Он быстро вытащил из ножен кинжал. Жанна отпрянула, а тюремщик громко провел лезвием по стальным прутьям.
– Дьяволица! – громыхая и лязгая, смеялся беззубый Флёр-де-лис. – Дьяволица!
Жанна едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться – от обиды, страха, отвращения. А обезображенный оспой Кёр-де-лис, тоже вытащив нож и пустив его в дело, вторил хохоту своего товарища надтреснутым эхом. «Дьяволица! – пела вся тюрьма их голосами. – Дьяволица!» Оба тюремщика припустили вокруг клетки, Жанна пыталась уследить за ними, стоя в середине, не решаясь коснуться рукой прутьев, ведь оба ножа так и лязгали по железу, вышибая искры. В глазах Жанны потемнело от пляски двух животных, их бесноватых воплей, лязга стали о прутья. Она оборачивалась за ними, пока голова ее не закружилась и Жанна не повалилась на прутья клетки и каменный пол под ними.
С того самого дня два «герольда» стали неотступными спутниками Жанны. Если один засыпал, то другой всегда караулил ее. Смотрел из угла, а то и подходил к клетке. Говорил с ней. И, как правило, говорил мерзости. За один взгляд этого существа она отсекла бы в иные времена ему голову, но не теперь. Приходилось терпеть. Жанна ловила себя на мысли, что уже привыкает к этим животным. Она научилась засыпать под их болтовню, свернувшись калачиком на своем топчане, укрывшись стеганым одеялом. Иногда они громко будили ее – просто так, но она отключалась даже под их злобное рычание. Когда совсем не оставалось сил…
– А ну, вставай, девка! – за несколько дней до означенного суда поднял Жанну окрик рябого тюремщика. Она только что задремала. Рябой колотил широченными ладонями по прутьям. – Девка! К тебе пришли! Вставай, вставай!
Рывком подняв голову, Жанна смотрела на новое лицо, появившееся в ее тюрьме. Это был пожилой упитанный священник в богатой епископской мантии, с лицом умным и пытливым.
– Успокойся, солдат, – ответил священник. – Отвори дверь в эту клеть и ступай.
– Но, ваше преосвященство, а вы не боитесь? Мы и помочь вам не успеем, как она вопьется вам в глотку!
– Я же сказал, ступай вон. Нет, вначале принеси мне кресло и поставь его сюда, – он кивнул на середину клетки. – И не забудь снять с нее кандалы.
Рябой недовольно пробурчал:
– Да, монсеньор.
Когда важный священник вошел в ее клетку, где уже стояло кресло, девушка встала.
– Здравствуй, Жанна.
– Кто вы? – спросила она.
– Ты не хочешь поздороваться со мной, как это делают все добрые христиане?
– Здравствуйте… Кто вы?
Епископ улыбнулся.
– Я твой судья, Жанна. Меня зовут Пьер Кошон де Соммьевр, граф-епископ Бове. Тебя взяли в плен на территории, вверенной мне римским понтификом, а также королем Англии и наследником французского престола Генрихом Шестым. Мои полномочия подтверждены капитулом руанского архиепископства.
– Вот оно что…
– Нам придется поладить, Жанна.
– Как же нам это сделать, ваше преосвященство, – пригладив спутанные волосы, улыбнулась Жанна, – когда я не знаю такого наследника престола Франции, как Генрих? – Она растирала запястья. – Будь он Пятым, Шестым или Седьмым…
Сложив руки на животе, Пьер Кошон прошелся по камере. Наконец уселся в кресло.
– Пойми, Жанна, ты воевала с моим королем, за своего короля. Но не я пленен тобой, а ты – союзниками короля Генриха. И теперь не мне нужно бороться за свою жизнь, а тебе, Жанна. – Он смотрел в ее глаза. – Я знал, что быть твоим судьей – задача не из легких. Но я пришел защитить тебя. Если тебе безразлична твоя жизнь, тогда нам не о чем разговаривать и я понапрасну трачу свое время. Это нам и необходимо сейчас выяснить… Тебе безразличная твоя судьба?
– Нет, монсеньор, не безразлична.
Кошон кивнул:
– Уже кое-что.
– Я окружена ненавистью, монсеньор. Я не привыкла к такому обществу. Меня окружали принцы и герцоги, я достойна другой стражи. Проклятые англичане пытаются извести меня…
– Это расплата, Жанна. Целый год ты убивала их друзей, братьев. Теперь они мстят тебе.
– Я сражалась! – воскликнула Жанна. – Это были битвы, а в них погибают! Я военнопленная, монсеньор. Разве нет?
– Боюсь, что нет, Жанна. Ты не просто военнопленная. Ты говоришь со «святыми», видишь загадочный свет, прорицаешь будущее. Ты – девушка, одевшая мужское платье, что богопротивно, и не просто мужское платье, а рыцарские латы, взявшая в руки меч и топор, чтобы сокрушать головы своих врагов…