– Вы свободны, Дама Жанна, – поклонился человек из замка. – А вам, сир де Ксентрай, монсеньор герцог Луи Савойский велел передать, что Париж помог этому побегу.
– На все Божья воля, – откликнулся Потон де Ксентрай.
– Прощайте, Дама Жанна, – сказал сопровождавший ее воин. – И да пребудет с вами Господь! Это не только мои слова, но и герцога Луи.
Он кивнул де Ксентраю и вместе со своим спутником, повернув коней и ударив шпорами по конским бокам, понесся по каменистой дороге вверх – в сторону неприступного замка Монротье.
…Пятью минутами позже, следуя за разведчиками и оставив отряд за спиной, тесно, вдвоем, они быстро продвигались по ночным горным дорогам Савойи в сторону Лотарингии.
– Что это значит – Париж помог этому побегу? – спросила Жанна у своего друга.
– Луи Первый Савойский решил, что не стоит тягаться с королем-победителем. – Потон де Ксентрай был счастлив. Его распирало от хороших новостей. – Жанна, милая Жанна, месяц назад Артюр де Ришмон и Орлеанский Бастард заняли столицу Франции! – Улыбка не сходила с его губ. Он смеялся, радовался как мальчишка. – Пока ты отдыхала себе вволю!
– Ах ты негодяй, – тоже смеялась, и еще плакала, девушка. – Ах, негодяй! Я знала, что так и будет. Проклятые англичане – поделом вам! Поделом!
С жадностью до смерти изголодавшегося человека, нежданно-негаданно оказавшегося на роскошном пиру, она узнавала о событиях, которые от нее годами скрывали тюремщики. Ксентрай сообщил о разгроме англичан под Сен-Дени, о взятии других городов. Рассказал, как попал в плен к англичанам на два года, пытаясь захватить Бедфорда в плен. Как его отвезли в Англию. Он думал, что уже не вернется! Там-то он и повидал Карла Орлеанского. Герцог создал в Лондоне свой маленький французский двор и крошечную академию наук, переправив на остров всю свою библиотеку.
– А на сердце его, Жанна, черным-черно, – добавил рыцарь. – Двадцать один год в плену – это настоящий ад!
Потон рассказал, что Рене Анжуйский пятый год томится в плену в Дижоне, а его юная супруга, оказавшись ловким и мудрым администратором, ведет войны за своего мужа и вот уже пять лет собирает за него выкуп. Ах, если бы Жанна была в том бою при Буленьвилле! Увидев ее, французы бы победили! Робер де Бодрикур едва спасся бегством из этой битвы, теперь над ним посмеиваются, а сеньор де Барбазан, скрестивший в подкопе под Мелёном мечи с самим Генрихом Пятым Ланкастером, пал смертью храбрых! Много французов на радость англичанам погибло в той бесславной битве…
– Но как лорд Бедфорд допустил, чтобы меня, колдунью и еретичку, освободили? – погоняя коня, удивлялась Жанна.
– Он бы скорее дал убить себя, Жанна, чем позволил бы заклятому врагу всех англичан выйти на свободу, – с мрачной усмешкой отозвался Потон де Ксентрай. – Но его больше нет!
– Нет?!
– Он умер в прошлом году в Руане, в том самом замке, где держал тебя на цепях, как зверя.
Жанна ничего не ответила.
– И нет больше Изабеллы Баварской, твой матери, да хранит Господь ее душу, – сказал рыцарь. – Многих не стало за эти пять лет, Жанна!
Одна горная тропинка сменяла другую. Не всегда лунный свет серебрил дорогу. Темные леса то и дело все окутывали черной тенью. И только далекие скалы серебрились среди ночного мрака и ультрамарина снежными вершинами. Приближалась Лотарингия.
– А Филипп – он жив? – Жанна метнула на друга вопрошающий взгляд. Никогда бы она не простила бургундцу эту подлую продажу англичанам. Никогда!
– Не только жив – он теперь наш союзник и «дорогой кузен»! – с той же мрачной усмешкой ответил Потон де Ксентрай. – По крайней мере по документу! Твой брат принес ему извинения за убийство Жана Бесстрашного на мосту Монтеро.
– Союзник?! – едва пролепетала она. – Господи…
– Ловкий политический ход. Наш Карл набирается мудрости. Теперь англичанам не на кого положиться, кроме как на себя.
– А Ла Тремуй? – Но раньше она сама ответила за Ксентрая. – Конечно, куда денется эта змея!
Рыцарь с усмешкой посмотрел на девушку.
– Можешь быть спокойна – змее отсекли голову. – Его распирало от смеха при одном воспоминании о дворцовом перевороте трехгодичной давности. – Твои доблестные молодцы де Брезе и де Бюэй гонялись за ним с мечами наголо по Шинону и даже подсекли его. Отныне Ла Тремуй изгнан как предатель!
– Это меня радует, Ксентрай, – не ожидая такого ответа, кивнула она. – А что… мой король? – тон девушки изменился, ведь она заговорила о человека, ради которого не жалела жизни и который предал ее. – Как он?
– У твоего короля появилась новая страсть, – как ни в чем не бывало ответил рыцарь. – Совсем юная любовница – Агнесс Сорель. Фрейлина королевы Марии. Ее сосватала ему Иоланда Арагонская, почуяв охлаждение между зятем и своей дочерью. Королева четырех королевств всегда должна держать повод боевой лошади, именуемой государством.
– Я не держу на него зла, – твердо сказала Жанна. Она от всего сердца хотела верить тому, что говорила.
Разведчики впереди махали руками. Савойя, а с ней и Ущелье Гордеца с грозным замком Монротье, оставались позади. Впереди открывались земли Священной Римской империи, которой не было никакого дела до Девы Жанны. Нейтральная территория!
– Это он послал меня за тобой, – сказал рыцарь. – Твой брат. – Вместе с Потоном де Ксентраем Жанна остановила коня. – И еще…
– Да, Ксентрай?
Счастливый воин взглянул на своего полководца. Правда, улыбка его стала чуть спокойнее, взгляд более рассудительным.
– Мой тебе совет. Не торопись искать с ним встречи. У инквизиции на тебя зуб. Для папы римского ты по-прежнему ведьма, еретичка и дьяволопоклонница. – Его голос звучал убедительно. – Одним словом, еще рано.
– Я понимаю, – откликнулась Жанна.
Закрыв глаза, она высоко подняла голову. На фоне гор, в седле, молодая женщина смотрелась птицей, готовой взмахнуть крыльями и легко рвануть в ночное небо.
– Не верю, я – свободна, – вдохнув полной грудью ночной воздух, горячо произнесла Жанна. – Свободна!
Через два дня после «бегства» из Монротье отряд Ксентрая и Жанны прибыл в Жарнизи – небольшой городок в Лотарингии, где расквартировалась армия королевского капитана. Там Ксентрай и Жанна распрощались.
– Мы скоро встретимся, – сказал ей на прощание рыцарь. – Ты понадобишься своему королю, вот увидишь… Ты выбрала себе имя?
– Да, пусть меня зовут Клод. Хочешь, принимай за женщину, хочешь – за юношу. Как тебе нравится больше, Ксентрай?
– Мне больше нравится Дама Жанна. Но хочешь быть Клод – будь Клод! Ты понадобишься, – повторил он на прощанье, – и очень скоро!
– Надеюсь, – ответила она.
А 20 мая Жанна, под охраной лучших бойцов Ксентрая, прибыла в селение Гранж-оз-Орм, неподалеку от Сен-Приве, под городом Мецем. Жанна улыбалась, располагаясь в крестьянском доме на ночлег. Это были родные края. Жан из Меца – таково было прозвище ее друга Жана де Новелонпона. Как он там? Жив ли? Герцоги и графы, понятно, знают только о себе подобных. Об исходах великих битв. А простые рыцари? О них часто забывают. Но она, Жанна, сумела прожить две жизни – простой девчонки из Домреми и принцессы крови, которой подчинялись великие мира сего. И потому она по-иному смотрела на людей, окружавших ее. Знала и понимала их лучше, чем все герцоги и крестьяне вместе взятые.
Утром ее несмело разбудила деревенская девчонка, которую наняли прислуживать заезжей госпоже. «Дама Клод, Дама Клод!» – звала она ее, вырывая из объятий сна, в котором все наступал и наступал на нее бургундец – ее тюремщик де Маси. Тянул руки, обнимал, как мог добивался ее. Жанна открыла глаза. Счастливый месяц май заливал солнцем деревянные полы дома. Солнце пересекало стол, на котором стоял кувшин и миска с яйцами, другая – с хлебом. Переползало через грубоватые стулья с высокими спинками. Счастливое было утро…
– Дама Клод, – подождав, пока гостья проснется, сказала девчонка, – к вам двое рыцарей, просят вас принять немедленно. Сказали, что за ними посылали.
На дворе и впрямь заржали лошади, были слышны мужские голоса. Жанна насторожилась – последние годы это не предвещало ничего хорошего. Как и была – в рубашке до пят, она села на постели.
– Кто они, эти рыцари? – нахмурилась Жанна. Но тотчас вспомнила, что в доме охрана Ксентрая. Значит, свои…
– Сказали, Жан и Пьер д’Арки.
– Что?! – она подскочила с постели.
– Так и сказали, Дама Клод, – пробормотала деревенская девушка, отступив. – А я вам все приготовила, как вы и просили с вечера. Приготовила молоко в кувшине, только что корову подоили, вареные яйца, горячий хлеб. На заре испекли, Дама Клод, на заре…
– Зови немедленно! – опомнившись, выкрикнула Жанна.
Они вошли разом – едва протолкнулись в дверях – широкоплечие, в пурпуэнах и штанах, в высоких сапогах с кривыми, как турецкие кинжалы, шпорами; при мечах на широких ремнях. Рыцари!
Протолкнулись и замерли…
– Жан, Пьер! – выкрикнула она, но они уже бросились к ней.
Хватило голоса – близкого, родного. А едва обняв ее, как и когда-то в Туре, где она собирала армию, упали перед сестрой на колени, не на одно – на оба, как добрые дети перед милостивым отцом, сразу поделив ее руки, горячо их целуя. А она стояла и обливалась слезами, не смея прервать их. Стояла и ревела. Если и стоило жить, думала Жанна, так ради таких вот встреч. Вся жизнь теперь представлялась ей иной – сплетенной из сердечных свиданий. Горячих, полных любви…
Потом она пила парное молоко наполовину со своими слезами, а они – точно такое же вино. И все втроем смеялись, говоря урывочно, совсем бестолково. Куда тут до разумной и обстоятельной беседы!
Она узнала, что Изабелла де Вутон и Жак д’Арк живы. Что они в чести, и всякий перед ними снимает шляпу, когда издалека видит их. Ведь их дочь для простых крестьян – почти святая. Мученица. Кто-то верил в ее смерть, кто-то нет. Но уже давно ползли слухи, что Дева Жанна жива, но Господь ее определил в такое место, куда не дотянется рука ее врагов.