Расширение сети маршрутов Мильх считал надежным способом вложения капитала, упрочения финансовой политики, завоевание новых рынков. В 1928 году мне пришлось прокладывать новый маршрут Мюнхен — Тренто — Милан. Работа эта оказалась непростой не только по техническим и метеорологическим причинам, но и по политическим тоже. В первом экспериментальном рейсе я столкнулся с таким, ранее неизвестным мне явлением, как сильный встречный ветер «Ора», дующий в дневное время в районе Тренто со стороны гор. Он возникал по причине перепада температур между холодными водами озера Гарда и раскаленным солнцем горным массивом Брента. Скорость образовавшихся воздушных вихрей достигала 15 метров в секунду и больше. Я снизился в Тренто до 500 метров, но сесть не смог, понимая, что при сильном попутном ветре остановить самолет на взлетно-посадочной полосе будет невозможно. Мы все погибнем. Я набрал высоту, велел своему бортрадисту сообщить на аэродром в Тренто, что мы летим в Милан.
В миланском аэропорту Тальедо представители итальянских властей устроили торжественный прием, после которого мы стали готовить самолет к обратному полету на Мюнхен. Посыльный солдат сообщил, что меня вызывает комендант аэропорта. В просторном кабинете за большим письменным столом сидел полковник итальянских Военно-воздушных сил. Он не удосужился ни встать, ни предложить мне сесть, ни поприветствовать меня. На плохом немецком полковник визгливым голосом гневно стал выговаривать мне, что я нарушил условия маршрута, не сделал посадки в Тренто, не снизился над аэродромом, даже не послал туда радиограммы. Я, сдерживая раздражение, предложил полковнику отправиться со мной. У самолета мы представили ему бортовой журнал с пометкой времени и номера отправленной радиограммы на аэродром Тренто, показания барографа[24], указывающие снижение нашего самолета во время его прохождения над Тренто. Полковник потребовал дать ему ленту с показаниями барографа, но я отказался. Настроение было испорчено.
Следующим утром в девять часов мы должны были вылетать на Мюнхен. Двигатели работали. Экипаж занял свои места, но разрешения на вылет итальянские власти не давали. Через час мы все, облаченные в меховые летные комбинезоны, упрели и обливались потом. Разрешения не было. В одиннадцать часов я приказал своему бортрадисту связаться с Мюнхеном и сообщить о казусе. Нам передали, что баварские власти в ответ также задержали вылет итальянского самолета в Милан. В ожидании прошел целый день. К вечеру мы настолько устали, что отказались от предложения итальянских летчиков, испытывавших неловкость за действия своих властей, прогуляться по ночному Милану и выпить хорошего вина из виноградников долины реки Адды. Вылететь обратно удалось следующим утром.
В ходе трехмесячного периода испытательных полетов в Милан итальянские власти просто измывались над нами. Они предъявляли претензии в том, что мы не соблюдали подробнейшие инструкции движения в воздушном пространстве Италии, не информировали радиостанции итальянских наблюдательных постов, размещенных вдоль всего маршрута, о пролете над ними. Однажды в Милане меня обвинили в систематических отклонениях от утвержденного маршрута. Упомянутый выше полковник в грубой форме предупредил, что власти в Риме рассматривают вопрос о запрещении мне полетов в Милан. Он заявил, что представители побежденной державы не должны так вызывающе вести себя по отношению к государству, которое является одной из держав-победителей.
Было и смешно, и грустно. В один прекрасный момент мне надоели эти итальянские бюрократические штучки, волокита и спесивость их чиновников, и я написал рапорт лично Мильху. Тот был скор в решении вопросов. Он договорился с германским правительством и в один из июньских дней вместе с каким-то дипломатическим чиновником на моем самолете направился прямо в Рим. Не знаю, с кем он там встречался, но после его переговоров нам был устроен шикарный обед в одном из лучших римских ресторанов. Присутствовали чиновники правительства Муссолини, генералы, банкиры, промышленники из концернов «Эдисон», «Фальк», «Пирелли». Во время обеда один из генералов от имени правительства вручил Мильху портрет Муссолини с личным автографом дуче, а мне почетный золотой знак летчиков гражданской авиации Италии в виде орла, парящего над горным массивом. Знак был очень красивый, и я пристегнул его с правой стороны своего форменного кителя. Когда в следующий раз я прилетел регулярным рейсом в Милан, к самолету подбежал тот самый полковник, комендант аэропорта, с местными чиновниками, долго жал мне руку, поздравляя с редкой наградой. Чиновники передали всем членам экипажа письменные приглашения на обед к мэру Милана. Мы их приняли с благодарностью.
Спустя почти десять лет Мильх с юмором рассказывал мне, что в основе всех передряг в процессе налаживания регулярного авиасообщения с Италией лежала шпиономания Муссолини. Итальянским военным казалось, что мы ведем шпионские съемки с борта самолета. Следует заметить, что от этого комплекса итальянцы так и не избавились. Муссолини никогда не доверял Гитлеру. Фюрер платил дуче той же монетой.
В мае двадцать восьмого года на выборах в рейхстаг победу одержали двенадцать представителей НСДАП. Одним из депутатов стал Герман Геринг, мой старший боевой товарищ. Это явилось крупной политической победой Гитлера после его освобождения из тюрьмы Ландсберг в декабре 1924 года. В феврале двадцать пятого Гитлер сумел добиться снятия запрета на деятельность НСДАП, а через два дня после этого возобновила выход запрещенная после «пивного путча» партийная газета «Фёлькишер беобахтер».
После освобождения Гитлер нашел партию расколотой и дезорганизованной. Пользуясь его длительным отсутствием, Грегор Штрассер, один из основателей НСДАП, сформировал в партии левое крыло и даже пытался наладить сотрудничество с социал-демократами и коммунистами. Он, пользовавшийся большой популярностью, демонстрировал свою независимость от Гитлера, а на февральской партийной конференции двадцать шестого года в Бамберге, делегатом которой был и я, открыто выступил против политики фюрера. Другое, праворадикальное, крыло партии возглавили сторонники Эрнста Рема, сбежавшего в конце 1923 года в Боливию и поступившего на службу в боливийскую армию. Люди Рема реорганизовали СА, штурмовые отряды партии, так, что их командиры уже не признавали Гитлера своим вождем. Гитлер, опираясь на Гесса, Розенберга, Аммана, Эсера, ушедшего от Штрассера Геббельса, новых и молодых партийных активистов из Нюрнберга, Розенхайма, Ингольштадта, сумел не просто реорганизовать и сплотить вокруг себя воссозданную партию, но резко увеличить число своих сторонников. Он провел чистку командного состава СА и вновь стал истинным вождем штурмовиков.
Я был искренне рад за Геринга. Но особенно доволен был Мильх. В двадцать седьмом году Геринг вернулся в Германию из Швеции, где при финансовой поддержке родственников его очаровательной супруги Карин лечился от тяжелого ранения, полученного в ходе «пивного путча». Будучи человеком большой силы воли и энергии, Геринг не только сумел преодолеть зависимость от морфия, которым его пичкали, избавляя от невыносимой боли, но, опираясь на связи с Мильхом и Удетом, наладил в Скандинавии продажу современных немецких парашютов марки «Торнблад». Их покупали Военно-воздушные силы Дании, Швеции, Швейцарии, Испании. Вскоре он стал консультантом-экспертом по продаже германских авиационных двигателей, спортивных самолетов «Фламинго», а затем и агентом Люфтганзы в Швеции.
Геринг вернулся в Берлин в двадцать седьмом году, после реабилитации, продолжал заниматься бизнесом, активно налаживал отношения с концернами «BMW», «Хейнкель». Он был очень коммуникабельным и сумел быстро завязать дружеские отношения с ведущими банкирами, промышленниками, представителями германской аристократии. В этом ему помогали принц Филипп фон Гессен, с которым он любил посещать известные берлинские пивные, брат наследного принца дома Гогенцоллернов принц Август-Вильгельм. Однажды осенью поздно вечером у нас дома зазвонил телефон. Это был Гитлер. Он спросил, могу ли я организовать ему встречу с Герингом, берлинских координат которого у него не было. Я, конечно, ответил утвердительно. Но был очень удивлен. Странно, думал я, что фюрер не имеет прямой связи со своим бывшим командующим штурмовыми отрядами СА и одним из самых его преданных сторонников. Позже Геринг объяснил мне, что он не выходил на связь с фюрером, остерегаясь провокаций со стороны прусской полиции. Думаю, что он сумел в этом убедить и фюрера, так как их сотрудничество быстро восстановилось.
Гитлер приехал в нелюбимый им Берлин, остановился в отеле «Сан-Суси». На встречу с ним Геринг пришел с Мильхом, со слов которого я извещен о дальнейших событиях. Геринг представил Мильха не просто в качестве руководителя Люфтганзы, но как одного из лучших командиров минувшей войны и талантливого организатора новых германских воздушных сил. Мильх фюреру понравился. В свою очередь, фюрер поведал Герингу о состоянии в партии, о его тревоге за СА под командованием Пфеффера, человека Эрнста Рема. Он негодовал, что Пфеффер публично отстаивал позицию независимости СА от партии. Рассказал о создании новой боевой силы партии, компактной по численности, его собственной охране под названием «Охранные отряды», или СС. Руководство ими поручено молодому и энергичному Генриху Гиммлеру, недавнему фермеру с высшим аграрным образованием. Геринг вспомнил его, одного из активных участников «пивного путча». Затем фюрер перешел к делу. Он сказал, что партия активно готовится к выборам в рейхстаг, и он делает предложение Герингу участвовать в них по партийному списку. Геринг с энтузиазмом согласился.
Избрание Геринга депутатом рейхстага было не просто победой НСДАП. Геринг стал самым активным и эффективным лоббистом интересов Люфтганзы в парламенте и правительстве Германии. Дела компании стабильно пошли вверх.
Берлин. 7 мая 1945 года
Ст