Полет Пустельги — страница 49 из 65

«Господи! — думал Савельев — Ну как объяснить этому немцу, что молчание и у русских, и у немцев зачастую означает знак согласия. Что там, за занавеской, любой мой ответ капитан НКВД зафиксирует в форме, достаточной для вынесения мне высшей меры наказания. А молодому лейтенанту-переводчику как минимум десять лет лагерей». Савельев закрытыми глазами и почти неуловимым кивком головы дал понять Бауру, что согласен с ним. Похоже, Баур понял.

— Это был фюрер. Это была Ева Браун. Там были реально действующие первые лица потерпевшего крах большого театра германской политики. Там не было места для дублеров и двойников. Туда их попросту не пускали.

Савельев передал переводчику страницы протокола допроса и велел ему зачитать на немецком Бауру. Сам вышел за занавеску. Капитан, как и предполагал Савельев, сидел за столом и строчил в блокноте. Он встал, отдал честь, сдержанно поздравил с победой и с присвоением очередного звания. Савельев поблагодарил. Он вернулся к военнопленному, написал в блокноте: «После подписания протокола выйди и жди меня во дворе». Вырвал листок и передал лейтенанту. Тот спросил Баура, согласен ли он с переводом своих показаний? Баур одобрительно кивнул головой. Савельев велел Бауру и переводчику расписаться в протоколе допроса.

После ухода лейтенанта Савельев придвинул стул ближе к койке раненого и, медленно подбирая слова, тихо заговорил по-немецки:

— Завтра вас повезут в Познань. Думаю, что операция пройдет успешно. Хочу предупредить, вас ждет нелегкая судьба военнопленного, которую обременят два обстоятельства: вы — личный пилот Гитлера, вы — генерал СС. — В этот момент вошел капитан НКВД. Он зыркнул глазами по сторонам, будто надеясь увидеть еще кого-либо. Его выражение лица, поза говорили о том, что он в смятении. Он с трудом сглотнул слюну и хриплым голосом произнес:

— Вам не нужна помощь, товарищ подполковник? Может быть, вызвать переводчика?

— Нет. Спасибо, капитан, — пытаясь сдержать улыбку, ответил Савельев, — я справляюсь сам. Можете быть свободны.

— С завтрашнего дня вы, Баур, поступаете в распоряжение Главного управления по делам военнопленных и интернированных Народного комиссариата внутренних дел СССР. Вас будут неоднократно допрашивать по обстоятельствам смерти Гитлера. Будут и очные ставки с вашими бывшими коллегами. Рекомендую вести себя корректно и лояльно.

— Иначе возможны пытки? — с легкой иронией спросил Баур.

— Пыток не будет. Но возможно ужесточение режима содержания. Будьте осторожны. Займитесь чем-либо. Вырезайте из дерева, клейте, вяжите, вышивайте, наконец. Делайте что угодно. Это отвлекает. Желаю вам скорейшего выздоровления. Возможно, еще увидимся.

Перед самым выходом Савельева за ширму Баур тихо произнес:

— Спасибо вам, господин подполковник.

Савельев не обернулся.

Как только выехали из города, Кулешов стал без умолку тараторить. Уставший от бессонной ночи, допросов, с тяжелой от похмелья головой Савельев не выдержал:

— Старшина, прошу тебя, нет, приказываю, хоть ненадолго закрой рот.

Кулешов обидчиво буркнул:

— Да, пожалуйста, — закурил и глубже вдавился в сиденье.

Савельев закрыл глаза и стал мечтать о душе, о чистой постели, о долгом и спокойном сне. И чтобы рядом была Лена. Но из головы не выходил Баур. За минувшую неделю Савельеву пришлось допрашивать десятки людей из рейхсканцелярии, проводить очные ставки, читать множество протоколов допросов, сопоставлять и сверять факты. Если отбросить некоторые противоречия в показаниях, которые можно объяснить стрессовым состоянием людей, их страхом, если не принимать во внимание мелкие неточности, детали, версия самоубийства Гитлера обретала законченные формы. Баур, вне всякого сомнения, человек незаурядный, преданный Гитлеру без остатка, близко знавший фюрера долгие годы, похоже, не врал. Но, с другой стороны, работа контрразведчика и состоит в выуживании, анализе, систематизации именно противоречий, неточностей, деталей, тонкостей, нюансов. Как правило, в разработке этой тонкой материи кроятся основы побед и поражений разведки и контрразведки. Савельев хорошо помнил, сколько погибло партизан, диверсионно-разведывательных групп и ребят из военной фронтовой и агентурной разведки в первые годы войны из-за неопытности и беспечности. Абвер[27], СД и гестапо ошибок не прощали.


Воспоминания счастливого человека

В марте тридцать второго года в моей жизни произошло два важных события. В числе трех летных капитанов Люфтганзы первого марта мне вручили самую престижную национальную премию имени Левальда, учрежденную Министерством транспорта Германии. Премия вручалась за высокий профессионализм, безаварийность в работе и значительный налет. По этому случаю все германские газеты опубликовали мой портрет с материалом о самом знаменитом летчике страны, а обер-бургомистр Мюнхена устроил в ратуше прием в мою честь. В мой адрес было высказано много добрых слов и поздравлений. Я был безмерно счастлив. Счастливы были Доррит, мама и все мои родные. По просьбе директора школы, в которой училась наша дочь Инге, я в мундире со всеми орденами и наградами принял участие в собрании учеников и преподавателей, где рассказал об истории и развитии отечественной авиации. На мой взгляд, это патриотическое мероприятие прошло интересно и было исключительно полезным.

Второе событие, сыгравшее решающую роль в моей жизни, связано с приглашением поработать с Гитлером во время избирательной кампании. Я уже говорил об истинной подоплеке этого события. Произошло это следующим образом. Второго марта я вернулся в Мюнхен из рейса в Вену. В тот момент, когда я грузил в свою машину пакеты с подарками для Доррит и дочери, комендант аэродрома, старый добрый майор Гайлер, сообщил мне, что звонил некий господин Дитрих из Коричневого дома и просил передать желание господина Гитлера встретиться со мной. Йозефа Дитриха я немного знал. Он в 1917 году воевал на Западном фронте в первом танковом полку. Был фанатиком боевой техники. На этой почве мы с ним сошлись. После войны служил в баварской полиции, активно поддерживал Гитлера. За участие в «пивном путче» его изгнали из полиции. Теперь Зеп, как его звали товарищи по партии, руководил личной охраной Гитлера, недавно созданным подразделением СС в структуре штурмовых отрядов партии СА. Штурмовики носили традиционную коричневую форму, а эсесовцы во главе со своим руководителем Генрихом Гиммлером, черную.

Часам к шести вечера я приехал на Бреннерштрассе, 45, в Коричневый дом, как называли мюнхенцы здание партийного аппарата НСДАП из-за светло-кофейного цвета его стен. В конце двадцатых годов партия выкупила добротный трехэтажный особняк, или «Дворец Барлов», построенный в 1828 году французским архитектором Метивьером. По поручению Гитлера один из самых модных баварских архитекторов Пауль Троост перестроил здание в «имперском стиле». Теперь здесь размещалась резиденция фюрера и центральная партийная канцелярия. В фойе дежурные эсэсовцы проверили документы. В этот момент по центральной лестнице сбегал Зеп Дитрих. Он помахал мне рукой и выкрикнул:

— Дружище Баур! Поднимайся наверх. Фюрер ждет тебя.

Эсесовцы с уважением пропустили меня, в приветствии вскинув руки. Полагаю, они заметили номер моего партийного билета «74495». Это означало, что Баур входил в первую сотню тысяч членов НСДАП, то есть был старым соратником фюрера, ветераном партии.

Кабинет Гитлера на втором этаже здания представлял собой просторную квадратную комнату, обставленную дорогой мебелью. Стол был беспорядочно завален бумагами, карандашами, раскрытыми книгами. Правую стену занимал книжный шкаф, левую — карта Германии. В углу, у входной двери, на журнальном столике лежала толстая подшивка «Фёлькишер беобахтер», на приставном столе — туристическая карта страны и коробка цветных карандашей. Подоконник украшала ваза с цветами. Дитрих пропустил меня в кабинет и остался в приемной.

Гитлер встретил меня по-дружески. Усадил за приставной стол, по телефону заказал кофе, стал расспрашивать о семье, о службе, о взаимоотношениях с Мильхом, поздравил с присуждением премии имени Левальда. За чашкой кофе продолжил разговор. По его словам, это будет год четырех общенациональных избирательных кампаний, результаты которых определят будущее нации: два тура президентских выборов и два тура выборов в рейхстаг. Кроме того, пройдут выборы в земельные парламенты. Он рассказал об успехах партии на последних земельных выборах. Так, на выборах в городской совет Бремена в ноябре 1930 года НСДАП получила 25,6 % голосов и 32 мандата из 120. В мае тридцать первого на выборах в ландтаг Шаумбурга-Липпе партия завоевала 26,9 % голосов и 4 места из 15, а в ландтаг Ольденбурга соответственно 37,2 % и 19 мест из 48. На сентябрьских выборах в рейхстаг партия получила шесть с половиной миллионов голосов избирателей, или 18 %. Геринг сформировал мощную, вторую по численности фракцию в рейхстаге из 107 депутатов.

Гитлер встал из-за стола, заложил руки за спину, стал расхаживать по кабинету. Я давно его не видел. Пожалуй, со времени Нюрнбергского съезда в двадцать девятом году. Меня порадовали изменения в его облике. Он был одет в дорогой темно-коричневого цвета костюм-тройку, белую с накрахмаленными воротничком и манжетами сорочку, черный шелковый галстук. Новые черные лаковые полуботинки свидетельствовали о явном австрийском происхождении. Ничего лишнего. Все скромно, аккуратно и хорошего качества. Единственным украшением были запонки из неизвестного мне камня коричневого цвета с золотой свастикой на них и партийный значок на левом лацкане пиджака. Набриалиненные волосы аккуратно причесаны. Он слегка поправился. Выглядел бодрым. Лицо свежее. Голос ровный, без обычной экспрессии.

— Таким образом, — заключил он краткий обзор партийных успехов и перешел к планам, — весь год мне придется находиться в гуще избирательных событий. Я, Баур, ни на секунду не сомневаюсь в нашем конечном успехе. Но у партии множество проблем, каких нет у наших главных политических конкурентов. Первое. Наши финансовые возможности весьма ограничены. Мы не располагаем такой пропагандистской машиной, как социал-демократы или коммунисты. Посмотрите, Баур, все города Германии буквально обклеены и завалены их предвыборными агитационными плакатами, афишами, листовками. Кругом портреты социал-демократов Адлера, Гейльмана, Тарнова, коммунистов Тельмана, Пика, Неймана. Второе. Деятельность СА и СС с конца 1929 года находится под запретом, а коммунистический союз «Спартак» Тельмана — нет. Отряды «Спартака» безнаказанно атакуют предвыборные собрания и митинги сторонников НСДАП, а штурмовики из СА и охранники СС не имеют права дать сдачи. Их сразу тащат в полицию и суды. Третье. Меня и других руководителей партии изолировали от общегерманских средств массовой информации. Мои статьи не публикуют крупнейшие газеты и журналы. Мне закрыт эфир через общенациональное радио и радиостанции земель. Нас вовсю стремятся изолировать от народа. Единственное, что у нас осталось, мои встречи с избирателями. Конечно, они чрезвычайно действенны. Но практика проведения кампании тридцатого года показала, ч