— Ты, Савельев, сам веришь в смерть Гитлера? Только, пожалуйста, без пафоса.
— Верю, товарищ полковник.
— Тогда давай будем отрабатывать эту версию. Тем более, что для других у нас вообще нет никаких фактов. Итак, — Грабин взял чистый лист бумаги и карандашом расчертил его на две половины, — факты, улики, показания, работающие на нашу версию.
— Первое, — Савельев принялся листать записи в своем блокноте, — это показания Баура, Раттенхубера, Гюнше, Линге, Монке, Менгесхаузена, генерала Вейдлинга, подполковника Вейсса, врачей и медсестер госпиталя, техника гаража рейхсканцелярии, истопника и еще показания более пятидесяти эсэсовцев, охранявших бункер. Все сходятся в одном: 30 апреля между 15.00 и 17.00 Гитлер и Ева Браун покончили с собой.
— Теперь давай проверим этот факт на хрупкость. — Грабин, сделав краткие пометки в левой половине листа, в правой поставил цифру «1». — Кто из допрошенных лично видел трупы Гитлера и Браун?
Савельев, подумав минуту, ответил:
— Раттенхубер, Гюнше и Линге, которые лично помогали солдатам выносить трупы в сад рейхсканцелярии. Эсэсовец Менгесхаузен с уверенностью подтвердил, что видел их лица. Из тех, кто по различным показаниям присутствовал в кабинете Гитлера после его самоубийства, это Борман, Геббельс, Бургдорф и Кребс. Борман исчез из поля нашего зрения 2 мая. Геббельс покончил жизнь самоубийством. Генералы Кребс и Бургдорф застрелились.
Грабин развел руками.
— Вот так, дорогой мой. Только трое. А кто они, эти трое? Ты думал? Вот именно! Раттенхубер, начальник службы безопасности Гитлера, да два его подчиненных, личный адъютант Гитлера Гюнше и главный камердинер Линге. Оба штурмбаннфюреры СС.
— Ну и что из того, что только трое, — в ответ спросил Савельев, — они что, не могут рассматриваться как свидетели?
— Могут. Но этого мало. Очень мало. — Грабин в правой части листа поставил цифру «2». — Теперь вопрос о том, как покончили с собой Гитлер и Браун? Твой Баур, Монке, адмирал Фосс, генерал Вейдлинг и многие другие утверждают, что Браун отравилась, а Гитлер застрелился из «вальтера» калибра 9 мм, который затем спер Аксман. Все видели лужу крови в его кабинете. На тыльной стороне черепа, в затылочной части, обнаруженной в той же воронке, но чуть позднее, имеется пулевое отверстие. Это подтверждено документами экспертизы, сделанной 8 мая людьми Шкаравского. По словам же Линге, он, выполняя последний приказ Гитлера, вошел в кабинет и, обнаружив трупы, выстрелил в них из вальтера, принадлежавшего Гитлеру? Причем получается, Гитлеру в затылок.
— Какая разница, застрелился Гитлер или отравился? Стрелял Линге в трупы или нет? — спорил Савельев. — Очевидно одно, Гитлер и Браун отравились цианистым калием. Все, давшие показания, в один голос утверждают о сильном запахе горького миндаля, разносившемся в кабинете и приемной Гитлера.
— Да, Раттенхубер и доктор Хаазе, начальник госпиталя, показали, что у Гитлера имелись ампулы цианистого калия, которые он получил от личного врача Штумпфеггера. Хаазе по приказу Гитлера лично проверил действенность яда на овчарке Блонди и ее щенке. Все это так. Но почему лжет Линге? — наседал Грабин.
Офицеры распахнули окно, закурили, помолчали. Савельев открыл папку с протоколами допросов Раттенхубера. Полистал, сделал закладку и передал Грабину.
— Смотрите, Раттенхубер показывает, что, возможно, рука Линге дрогнула, и он, стреляя в Гитлера, попал в мертвую Браун.
Грабин прочитал и, в свою очередь, заметил:
— Читай дальше. Раттенхубер не исключает, что грудная клетка Браун могла быть повреждена как при переносе ее трупа в сад рейхсканцелярии, так и в самой воронке шальным осколком советского снаряда или мины. И обрати внимание на то, что Гюнше, находившийся в тот момент в приемной, звука выстрелов не слышал. Как не слышал и никто другой. Как тебе? Чистый, как говорится, афронт. Кто и когда стрелял Гитлеру в затылок? Почему в его кабинете на полу обнаружены пятна крови?
Савельев вновь перечитал показания Линге. Тот, безусловно, лгал: «В приемной я почувствовал запах пороха. Я сказал об этом рейхсляйтеру Борману. Мы вошли с ним в кабинет фюрера и увидели следующую картину: слева на диване сидел фюрер, он был мертв. На его правом виске зияла огнестрельная рана. По щеке стекали струйки крови. Справа был труп Браун. Она отравилась». Далее Линге утверждал, что у правой ноги Гитлера лежал пистолет «Вальтер» калибра 7,65 мм, а рядом — пистолет той же системы калибра 6,35 мм.
— Конечно, врет Линге, товарищ полковник. Вот смотрите. Вначале он говорит, что лично исполнил последний приказ Гитлера и выстрелил в его труп для надежности. Далее утверждает, что Гитлер якобы сам застрелился. И с пистолетами что-то у него не ладно. По многим показаниям в кабинете Гитлера был найден только один пистолет марки «Вальтер» калибра 9 мм. А это модель АП 1936–1937 годов, принятая на вооружение вермахта, люфтваффе и войск СС, как армейский пистолет, или П-38, принятый годом позже. Линге говорит о калибре 7,65 мм. Такой калибр имела только модель ХП 1937 года выпуска, которая встречалась очень редко, в основном в коммерческой продаже. «Вальтер» калибра 6,35 мм имел модели «1», «5» и «9». Это крохотный карманный пистолетик, который обычно покупали состоятельные дамы и носили в сумочках. Возможно, Линге видел это оружие где-то у Евы Браун, но соврал, что обнаружил его на полу в кабинете.
— Вот за что я тебя люблю, Савельев, так это за твои энциклопедические познания. Только при чем тут все это? Кто, скажи, измерял калибр «вальтера» или рассматривал его маркировку? Самого-то пистолета нет. Судя по черепу, стреляли в затылок. Височные кости целы. Следовательно, кто-то все же стрелял в него. Возможно, уже в мертвого. Гюнше и Раттенхубер утверждают, что выстрела они не слышали. Это подтверждает версию о принятии Гитлером и Браун яда. Но те же Раттенхубер и Гюнше не опровергают слова Линге. Следовательно, они не отрицают его стрельбу в обнаруженные трупы. Как и наличие в кабинете Гитлера лужи крови. Наша экспертиза это тоже подтвердила. Да, свидетелей мало. Да, они ненадежные. Но других у нас нет. У нас есть труп мужчины. И мы с тобой считаем, что это труп Гитлера.
Савельев понял, что полковник его проверяет. Тот положил перед Савельевым фотоснимки трупов, сделанные как на месте обнаружения, в саду рейхсканцелярии, так и в морге
— Думай, Саша, думай, чего здесь не хватает. Что может стать определяющим в идентификации трупов? — полковник позвал дежурного и вновь велел принести кофе.
Пятая или десятая за ночь чашка горячего кофе, Савельев уже им счет потерял. От горячего кофе у него вновь заныл давно не леченный зуб. И тут его осенило:
— Зубы, товарищ полковник, зубы! Ну, как я раньше не догадался?
— Вот именно, Савельев, зубы, — Грабин достал из сейфа небольшую коробку и положил ее на стол.
Савельев открыл и увидел несколько фрагментов челюстей. Одни золотые мосты и коронки. Грабин с презрением процедил:
— Худые были зубы у Гитлера. Но нам это на руку, — он закрыл коробку и вновь положил ее в сейф. — Завтра, — поглядел на часы, стрелки показывали почти четыре утра, — нет, уже сегодня займешься поисками тех, кто причастен к созданию этих шедевров стоматологического искусства. Здесь исходные данные, — полковник придвинул тоненькую папку, — не ахти, как много, но начать сможем. А сейчас спать. Все, давай шагай. Завтра то есть сегодня, в девять у меня.
Воспоминания счастливого человека
Первая серия полетов с Гитлером выдалась на март — апрель 1932 года. День обычно начинался с того, что мы с Максом Цинтлем, моим бортинженером, приезжали рано утром на аэродром и готовили самолет самым тщательным образом. Не менее двух часов уходили у нас на полную ревизию машины. Интересно, что все наши манипуляции контролировали эсесовцы под командой Зепа Дитриха. Из них никто, кроме Дитриха, в технике не разбирался. Но с умными лицами они создавали видимость кипучей деятельности по обеспечению безопасности фюрера.
Цинтль лично вычищал салон, мыл туалет, иллюминаторы, вытирал пыль, следил за наличием туалетной бумаги, полотенец, бумажных гигиенических пакетов для пассажиров. Ежедневно мы заправляли кофе и чаем два пятилитровых термоса, а специальный двадцатилитровый бак из нержавеющей стали — холодной кипяченой водой. Содержание большой бортовой аптечки проверялось тоже ежедневно. Ее лично контролировал доктор медицины Леонардо Конти, занимавший пост руководителя Санитарного корпуса СА и Национал-социалистического союза врачей. Это был воспитанный и не очень разговорчивый молодой человек, носивший дорогие и модные костюмы.
В связи с тем что в будние дни все агитационные мероприятия в Германии могли проводиться исключительно во внерабочее время, наш план-график был составлен с учетом этого обстоятельства. Вылетали мы, как правило, во второй половине дня или вечером, после окончания собрания, встречи или митинга. Таким образом, практически все наши перелеты осуществлялись вечером или ночью.
Первый маршрут лежал в Дрезден. Гитлер в сопровождении членов избирательного штаба прибыл на аэродром Мюнхена в полдень. Он был в новом длинном кожаном пальто черного цвета, выглядел бодро, шутил, подзадоривал Гофмана и Шауба, которые явились с кислыми минами. Я показал фюреру самолет, пояснил значение узлов и агрегатов, провел по салону. Гитлер все внимательно осмотрел, заглянул в пилотскую кабину, туалет, увидел термосы с кофе и чаем и остался довольным.
— Баур, — заметил он, — вы педант. Я тоже. Поэтому мы, безусловно, сработаемся.
Шауб ревниво сообщил Гитлеру, показывая на большую корзину для продуктов:
— Мой фюрер, у нас тут все, что требуется, припасено. Даже ваши любимые австрийские пирожные.
Гитлер сделал брезгливое лицо:
— Вы, Шауб, когда-нибудь летали?
— Нет, мой фюрер, — с недоумением ответил Шауб.
— Ну, тогда я погляжу, как вы все это в полете есть будете.
Гитлер, конечно, опасался. И, хотя он держался оптимистично, даже задиристо, глаза и руки выдавали его волнение. Я посадил его рядом с собой в кресло бортинженера, остальные разместились в салоне, кому как было удобно. С погодой нам повезло. Я держал машину на высоте 4500 метров. Гитлер чувствовал себя хорошо, спрашивал о приборах, интересовался техническими характеристиками самолета. Когда Отто Дитрих предложил ему посмотреть свежие мюнхенские газеты, он отмахнулся, дав понять, что ему и без прессы интересно. В середине полета Цинтль угостил нас кофе, и я видел, как фюрер пил его с большим удовольствием.