Договорить Сучков не успел. В сенях послышались шаги, дверь отворилась, в комнату вошел Матошин.
– Что же, товарищ старший лейтенант, ты мне хотел доложить?
Сучков кивнул на Вячеслава.
– Вот, товарищ капитан, Скворцовский отказывается носить погоны. Из-за идейных, так сказать, соображений. Говорит, что если их носили белогвардейцы, то ему не пристало.
Матошин сердито посмотрел на младшего сержанта:
– Довожу лично до твоего сведения, как командира отделения, что приказом народного комиссара обороны всему личному составу Красной армии надлежит перейти на новые знаки различия – погоны. Приказы в армии должны исполняться неукоснительно и всеми, невзирая на звания. За неисполнение – наказание. На том и держится армия.
Скворцовскому вспомнились слова, сказанные на хазе у Тоньки Песни вором Угрюмым: «Срисуйте все до гробовой доски, что у нас есть закон и порядок. Наш воровской. На том и стоим. Кто его нарушит, тот будет наказан». И там, и здесь требовали подчинения, вся натура Вячеслава этому противилась, но Матошин сменил тон, спокойно и доходчиво объяснил:
– Старший лейтенант забыл кое-что пояснить, значит, это сделаю я. Как ты знаешь, и мне приходилось воевать против белогвардейцев, которые носили погоны, но ведь погоны на плечах носили не только они. До них с погонами на плечах защищали Россию наши деды и прадеды. Били вместе с Кутузовым французов, вместе с Нахимовым обороняли от врага Крым. Приходилось носить погоны и мне, и многим другим, кто воевал в империалистическую, а сейчас воюет с немцами, поэтому нам не пристало их стыдиться. Так что носите с гордостью и бейте врага, как ваши предки. Своим бойцам о том же скажи. Мы должны были получить их еще зимой, но нам было не до этого – мы гнали немца от Сталинграда и освобождали от него нашу землю. Посему завтра всем быть одетыми по форме. Ясно?
– Так точно! – ответил Скворцовский.
Матошин обернулся к Сучкову:
– Вот, товарищ старший лейтенант, младший сержант все уяснил, а значит, нет необходимости обращаться в особый отдел. Кстати, вы сообщили младшему сержанту Скворцовскому о награждении его медалью «За боевые заслуги»?
– Забыл, товарищ капитан.
Матошин вновь обратил взор на Скворцовского, протянул руку и, крепко пожав ладонь командира отделения, сказал:
– Поздравляю, Вячеслав! Твой отец гордился бы тобой!
– Служу Советскому Союзу!
– Должен тебе сказать, командир взвода уже оповещен, что в дивизию начало приходить пополнение. Завтра нашей роте тоже предстоит принять новых воинов и распределить их по взводам и отделениям. Ребята в основном вернувшиеся после госпиталя, есть новички, а еще те, кто отбывал наказание в лагерях и был направлен в нашу часть для того, чтобы с оружием в руках смыть с себя прошлые грехи. Этих, я думаю, к тебе в отделение определить. Ребята, сам понимаешь, характерные, гонору много, но надеюсь, что ты найдешь с ними общий язык…
Пополнение привел Сучков. Старший лейтенант вошел в землянку первым. Разведчики вскочили со своих мест, приветствуя командира. Сучков обратился к Вячеславу:
– Принимай пополнение, младший сержант, вот тебе шестеро красноармейцев, недостающих для полного состава отделения. – Глянув в сторону входа в землянку, крикнул: – Чего там топчетесь, заходите.
В жилище разведчиков, один за другим, пригибая у входа головы, стали спускаться по земляным ступеням вновь прибывшие бойцы. Первым в землянке оказался интеллигентного вида парень лет восемнадцати, вторым его горбоносый сверстник, двое вошедших за ним были старше лет на пять, за ними следовал губастый крепыш с уверенным взглядом темно-серых, слегка навыкате, глаз.
Последним в землянку, к великой радости Скворцовского и Авдейкина, спустился Мансур Алабердыев. Мишка бросился к Мансуру.
– Ха, татарин! Вернулся, язви его душу!
Сучков остановил:
– Отставить! Обниматься потом будете.
Авдейкин встал на место. Старший лейтенант достал из полевой сумки листок бумаги:
– Красноармеец Алабердыев!
– Я!
– Погорельцев!
– Я! – отозвался горбоносый парень.
– Красноармеец Баулов!
– Я, гражданин начальник.
Сучков строго глянул на губастого красноармейца.
– Говорю первый и последний раз – в армии положено обращаться по званию. Мое звание – старший лейтенант! В данном случае вам положено отвечать только «Я!». Надеюсь, я доходчиво объяснил?!
– А-а то, – выдавил из себя Баулов.
Лицо командира взвода начало краснеть.
– Так точно! Вы должны отвечать: «Так точно!» Понятно?
Баулов, словно пережевывая слова, ответил:
– Так точно!
Сучков снова уставился в листок.
– Горбунов!
Молодой интеллигент вытянулся в струнку.
– Я!
– Жлобин!
– Я! – высокий носатый парень снисходительно посмотрел на старшего лейтенанта.
– Язовских!
– Я! – отозвался последним сутулый боец со шрамом на верхней губе.
Сучков указал на Вячеслава.
– С сего дня вы все поступаете в непосредственное подчинение к командиру отделения разведки младшему сержанту Скворцовскому. – Старший лейтенант обратился к Вячеславу. – Дальше разберешься, я остальных во второе отделение отведу.
Стоило Сучкову уйти, Баулов достал из вещевого мешка закупоренную бутылку, посмотрел на Вячеслава.
– Ну, что, командир, у меня тут в сидоре завалялась, давай за знакомство.
Скворцовский ответил после недолгого раздумья:
– Давай. За знакомство, думаю, можно. – Вячеслав перевел взгляд на Алабердыева. – И за встречу тоже, только я прежде боевого товарища обниму. – Вячеслав подошел к Мансуру, стиснул его в крепких объятиях. – Здорово, брат!
Вскоре все сидели за деревянным грубо сколоченным столом, на котором стояли бутылка, пять жестяных банок с тушенкой, кружки, лежали ломти черного хлеба, десяток отварных картофелин и порезанная дольками луковица. Хлебнув из алюминиевой кружки самогона, захмелевший Баулов сказал:
– Я смотрю, командир взвода у вас дюже свирепый.
Сидящий напротив Скворцовский кивнул.
– Есть такое дело.
– Ничего, придет время, мы с Жлобой и Резаным его урезоним. Я за базар отвечаю. Приходилось мне прежде в штрафной роте служить. У нас там тоже один командир с гонором был, так его в первом же бою приговорили, и тебе, младший сержант, надо догнать, что я с корешами не люблю, когда нас к стенке прижимают. Так что лучше нам жить в согласии.
Скворцовский прищурился, чуть подавшись вперед, вперил взгляд пронзительных карих глаз в Баулова.
– В согласии – это хорошо. Только жить мы будем, как в армии полагается, и ты, фраер, меня на понт не бери. Со мной это не проканает. Ты кто по масти, чтобы мне указывать? Я академии проходил, два раза чалился, а ты мне порожняк толкаешь. Здесь фронт, а не «малина». Раз у вас масть легла в разведке служить, значит, придется вам по ее законам жить. Нам бакланы не нужны. По фене тоже лучше не ботать, не все петрят в блатной музыке, а у нас в разведке главное – понимать друг друга, мы тут как одна семья, иначе нельзя.
– Если будете кипешивать, дрейфить и филонить, то спросим, как с гадов, и упаси бог, если между вами крыса заведется. Порешим по-тихому. Здесь это просто делается: в разведку пойдем – и нет крысы, – добавил Авдейкин.
Баулов растянул выпяченные губы в подобие улыбки.
– Да ладно, понял. Вижу, свои вы, не робкого десятка.
Скворцовский кивнул.
– Верно, к нам робких не берут, а своими мы станем, когда в разведку сходим.
– Станем. – Баулов повернулся к Язовских. – Резаный, давай свою фляжку, дальше знакомиться будем, а заодно стиры доставай, покатаем.
Скворцовский остановил:
– Хватит. Хорошего понемногу. Мы пьянство особо не приветствуем и карты тоже. В разведку, как и на дело, надо со светлой головой ходить, да и сейчас усердствовать нежелательно. В дивизии, как и во всей армии, подготовка к наступательным действиям идет, каждый день по десять часов занятия проходят. Учимся прорывать оборону противника, вести траншейный бой, ликвидировать дзоты и доты, преследовать отступающего противника. Опять же новобранцев, таких, как вы, ускоренно обучать надо. У нас, у разведчиков, кроме всего прочего, свои занятия имеются. Обучение наблюдению, проникновению на позиции и в тыл противника, слаживанию групп и подгрупп, взятию контрольных пленных, маскировке и бесшумному передвижению, ведению боя в окружении и рукопашному бою.
Баулов усмехнулся.
– Ну, руками-то мы и так махать умеем.
– Руками махать все умеют. Это в открытом бою, в рукопашной схватке все гоже, бей врага всем, чем можно. Бей ножом, штыком, прикладом, рукой, ногой, головой, кусай, души, царапай, выдавливай глаза, главное, чтобы одолеть врага, а в разведке не все приемы сгодятся, тут особый подход нужен.
Баулов не сдавался:
– Мы и без особых подходов справимся.
Скворцовский ответил коротко:
– Вот завтра мы и посмотрим, на что вы способны.
Следующий день выдался тихим и погожим, но для новобранцев трудным. Обучение продолжалось целый день, а перед закатом старший лейтенант Сучков приказал совершить бросок. Бежать пришлось три километра, а по возвращении на место тренировок командир взвода скомандовал:
– Разбиться по отделениям, начать занятия по рукопашному бою!
Когда Сучков отошел, Баулов, утирая потное лицо, выразил свое недовольство:
– Чего бегаем, от немцев, что ли, тикать учимся?
Скворцовский объяснил:
– Для выносливости. В разведке без нее никуда. Порой и побегать приходится. Ты вон три километра пробежал, а уже запыхался. Что же ты в наступлении делать будешь? Добежишь до вражеских траншей, а с немецким солдатом в рукопашной сойтись у тебя сил не будет.
Баулов вытащил из ножен, висевших с левой стороны на поясном ремне, нож.
– Мне, товарищ младший сержант, сил и не нужно, у меня для этого случая перышко имеется. Чикну, и нет фрица.
– Раз так, представь, что перед тобой вместо меня немец.